как можно тут же их убедить, но даже и тогда, когда убедить их нельзя, у них все равно остается некоторый осадок, который окажет воздействие в другой раз, если интриганы продолжат жужжать им в уши. И впрямь, отстраненность таких лиц от деятельности часто заставляет их судить о деле скорее по числу свидетелей, нежели по весомости обвинений.
Едва ли мне удалось бы рассказать обо всех несчастьях, приключившихся по вине этих злонамеренных людей в царствование Вашего Величества, однако я испытываю к ним столь живое отвращение, думая об интересах государства, что сие принуждает меня сказать: дабы предотвратить перипетии, подобные тем, которые произошли в мое время, не следует проявлять жалость по отношению к таким людям.
Какой бы твердостью и постоянством ни отличался государь, он не может, не совершив весьма опрометчивого поступка и не подвергнув себя смертельному риску, держать при себе негодяев, способных внезапно его обмануть, подобно тому как при заражении злокачественный недуг в одно мгновение охватывает сердце и мозг самых сильных и крепких людей, когда они считают себя вполне здоровыми.
Нужно гнать эту общественную заразу и никогда не подпускать ее к себе, пока ехидны не исторгнут весь свой яд, а такое случается столь нечасто, что необходимость заботиться о спокойствии государства скорее обязывает постоянно держать их в отдалении, нежели проявлять милосердие, побуждающее их возвратить.
Смело выдвигаю это утверждение, ибо мне никогда не приходилось видеть, чтобы кто-то из любителей заговоров, кормящихся придворными интригами, отказывался от своих скверных привычек и менял свою натуру, разве что от бессилия, да и оно, собственно говоря, не изменяет их, поскольку они сохраняют стремление к совершению дурных поступков даже тогда, когда уже не в силах их совершать.
Прекрасно понимаю, что некоторые из этих испорченных натур могут искренне раскаяться и измениться, но поскольку из опыта я знаю, что на одного истинно раскаявшегося приходится двадцать, которые вновь берутся за старые козни, то смело прихожу к решению, что лучше поступить строго с одним человеком, достойным прощения, чем подвергнуть государство какой-либо неприятности излишней снисходительностью к тем, кто таит злобу в сердце и признается в своих прегрешениях лишь на словах, либо к тем, чье легкомыслие должно внушать опасение, что последуют новые дурные поступки, еще худшие, чем прежние.
Неудивительно, что ангелы никогда не делают зла, ибо они черпают от благодати Божьей, но чтобы люди, упорствующие в такого рода злобе, стали совершать добрые поступки, в то время как могут причинять зло, – это своего рода чудо, настоящим источником коего является всемогущая десница Господня, и воистину человеку высокой порядочности гораздо труднее выжить в век, развращенный подобными личностями, чем тому, чьей добродетели они не побоятся, ибо репутация его не столь безупречна.
Людовик XIII. Художник Филипп де Шампань.
14 мая 1610 года католический фанатик Франсуа Равальяк убил короля Генриха IV. Восьмилетний дофин становится королем Людовиком XIII, но фактической правительницей была его мать Мария Медичи. Потрясенный гибелью отца, Людовик не нашел у нее поддержки; у него началось расстройство речи и заикание, он был замкнутым и молчаливым. О себе, как о самостоятельном правителе, Людовик XIII заявил в 1617 году, когда приказал убить фаворита матери Кончино Кончини. В 1624 году Марии Медичи удалось ввести Ришелье, на помощь которого она рассчитывала, в королевский Совет, но Ришелье принял сторону короля. Они оба разделяли представление о величии Франции и политических приоритетах.
Иногда считается за достоинство государя смотреть сквозь пальцы на вещи, которые поначалу представляются малозначительными; я же скажу, что ему надлежит прилагать все усилия для обнаружения и подавления в зародыше малейших интриг внутри кабинета и двора.
Великое пламя возникает от ничтожных искр, и тот, кто погасил одну из них, не догадывается о том, какой пожар предотвратил, но если он решит это выяснить и какую-то искру не потушит, то может оказаться в столь отчаянном положении, что его уже ничто не спасет; впрочем, одинаковые причины не всегда вызывают одинаковые следствия.
Правда это или нет, будто одна маленькая рыбка может остановить большой корабль, ускорить ход которого не способна ни на мгновение, о из того, что натуралисты нам об этом сообщают, легко сделать вывод: нужно со всей тщательностью очищать государство от всего, что может остановить течение дел, а ускорить его никак не в состоянии.
В таких случаях недостаточно удалить высоких особ из-за их могущества, нужно сделать то же самое и в отношении ничтожных людишек из-за их злонравия: и те и другие одинаково опасны, и если есть между ними какая-то разница, так в том, что сильнее следует опасаться людей низкого звания, потому что они менее заметны.
Подобно тому, как вредный воздух, о котором я уже говорил, будучи заперт в сундук, часто разносит по всему дому заразную болезнь, что охватывает затем весь город, кабинетные интриги нередко приводят к возникновению при дворе многочисленных раздоров, которые в конце концов вызывают потрясение всего государственного организма.
Имея возможность доподлинно заявить, что я никогда не видел в королевстве смут, бравших начало от чего-то другого, повторю еще раз, что куда важнее, чем кажется, не только гасить при первом же появлении малейшие искры подобных распрей, но и предупреждать оные посредством изгнания тех, кто только и занят их разжиганием.
Спокойствие государства слишком важно, чтобы пренебрегать таким средством, не дав в том ответа перед Богом.
Иногда в мирное время я видел при дворе столько заговоров, имевших место по причине неупотребления этого спасительного совета, что они едва не опрокинули государство.
Когда мысль об этом, а также знания, которые история могла дать Вашему Величеству об этой опасности, коей многие, а особенно последние из Ваших предшественников, подвергались по той же причине, побудили Вас прибегнуть к данному средству, то я увидел Францию такой умиротворенной внутри, в то время как она вела войну за своими пределами, что при виде покоя, коим она наслаждалась, не казалось, что ей противостоят величайшие державы.
Могут сказать, что заговоры и смуты, о коих было сказано выше, происходили чаще из-за женских происков, нежели от коварства льстецов.
Но сие обстоятельство не только не противоречит сказанному, а, напротив, убедительно оное подтверждает, ибо, рассуждая о льстецах и иных подобных личностях, я не имею намерения исключать женщин, которые часто представляют большую опасность, чем мужчины. Женский пол наделен различными притягательными свойствами, которые более способны привести в расстройство и перевернуть вверх дном кабинеты, дворы и государства, чем чье бы то ни было наитончайшее и искуснейшее коварство.
Действительно,
