— Ну, как тебе Прохор? Пришелся по душе?
— Ты ж ему за меня уже отказала…
— Глупышка! Мужикам всегда нужно препятствия ставить. Пусть борются, одолевают их. Помни, что легко дается, тем не дорожат, — улыбнулась своей загадочной улыбкой, и Юлька поняла, жива в бабке женщина, умная, озорная, какую не сломала и не погубила даже Колыма… Но, как говорила сама Анна, что дано Богом, не отнимется людьми.
Глава 2. Быть или не быть
А через пару дней, Прохор, как и обещал, подъехал к дому Анны на своем тракторе. Приглушив его, вошел во двор, стукнул в окно и позвал:
— Эй, девчатки! Хватит дрыхнуть, конь наготове! Вставайте!
Вскоре на крыльцо выскочила Юлька. Поздоровавшись, позвала в дом:
— Бабуля зовет за стол. Позавтракайте с нами. Не откажите, не обижайте Аннушку, — открыла двери перед Прохором.
— Я уже поел. Так налопался, что больше некуда! Не обижайся, Анна, — сказал, извиняясь.
— А у меня пельмени! — настаивала бабка.
— Если б раньше знал! Теперь все, мое пузо запасных карманов не имеет. А вот в обед не откажусь, — пообещал человек и спросил:
— Где семена?
— Уже за домом. Мы с Юлькой вытащили их из подвала, в мешках стоит картоха. Думаю, что хватит.
— Посмотрим. Ну, я заезжаю! — предупредил Прохор и пошел к трактору. Вскоре он провел первые три борозды, проведенные, будто по линейке, ровно и красиво. Анна невольно залюбовалась и не ушла с огорода. Он был не малым и не большим, тридцать соток, но вскопать лопатами его было тяжко.
Прохор, приглушив трактор, глянул глубину вспашки, спросил и Анну, та одобрительно кивнула головой. Мужик вернулся на трактор и пахал, уже не дергаясь, лишь изредка оглядывался, проверял, ровно ли идут борозды. Юлька вышла ненадолго и вскоре вернулась в дом. Ей нужно было убрать всюду, и она торопилась. Вчера снова до полуночи проговорили с бабкой, а сегодня чуть не проспали, едва успели отправить в стадо коров. Бабка взялась сразу готовить, Юля убрала в сарае, пока накормила свиней и кур, приехал Прошка. Женщины ожидали его куда позднее. Но человек поторопился. Вон и теперь пашет без отдыха и перекура. Лишь перед маркеровкой выпил кружку кваса.
— Пообедал бы! — предложила хозяйка.
— Рано! Когда посадим картошку, можно отдохнуть. Сейчас не до того.
— Ну и мужик, как трехжильный вкалывает, вровень с трактором! — восторгалась Анна.
Когда засыпали картошку в сажалку, Прошка попросил Юльку помешивать семена, чтоб те не застревали в желобках. Баба быстро поняла, что от нее требуется, и зорко следила, как ложится картошка в борозды.
Когда прошли последний ряд, Юлька соскочила с сажалки, сдернула платок и увидела, что Прохор хохочет над нею, над чумазым лицом и запыленными до плеч руками.
— Будет надо мной хохотать, на себя глянь. Морда как у негра, одни зубы и глаза торчат, — побежала к рукомойнику во дворе.
— Ты не обижайся. Уж очень смешно ты выглядела. Будто носом огород пахала. Такой черный он у тебя был! Тебя даже грачи за свою приняли. Не улетали, не боялись, хоть птица эта осторожная.
— А где ты научился работать на тракторе?
— В стройотряде, в студенчестве. Там поневоле всему научишься. Особо, когда есть охота!
— Пошли обедать, — позвала Юлька, поняв намек по-своему.
— Я о другом, о прошлом, о молодости, — погрустнел человек и, придержав за локоть, сказал:
— Не спеши. Послушай, как на вашей яблоне соловей поет. Спрятался в цветах и зовет подругу на свиданье. Как думаешь, прилетит она? — глянул в глаза испытующе.
— Это кому как повезет. Если постарается, может, поверят его песням. У птиц все проще, потому живут легче. Поют, людей радуют. А многие их не слышат. Как бабуля говорит, сколько поют соловьи, столько плачут люди. Да и вообще эти птицы кладбищенские.
— И неправда. Вот на Севере нет соловьев, а люди тоже умирают, — помрачнел человек.
— Там холодно, много снега и мало цветов. Потому не долетают соловьи на Север, сил не хватает.
— Юлька, соловьи всегда о любви поют. Ты прислушайся, как заливаются. Люди так не умеют.
— Эх, Прохор! Если б люди не плакали, они еще лучше соловьев запели бы. Ведь песни от радости! А много ли ее в жизни человека?
— Ты еще молодая, а рассуждаешь как Анна. Не спеши стареть, девочка! Задержись в своей молодости. И помни, даже самый старый соловей умирает с песней! Нам бы у них научиться жизнь любить.
— У птиц заботы птичьи, — рассмеялась Юлька.
— Зато они летают.
— Тут уж не до жиру. На мою недавнюю зарплату ходить разучишься. И научишься червяков клевать. Соловьям о своей зарплате не тревожиться, поймал козявку и доволен, полная жилетка счастья. А коли червяка припутает, жратвы на целый день не только самому, а всему семейству. Человеку не только о еде приходится думать. Но толку от того? Потребностей много, а возможностей — ноль…
— Ты всегда такая грустная?
— Нет, просто соловьев не люблю. Особо, когда такие средь людей появляются. Чужие песни поют, — вошла в дом, не оглядываясь.
Прохор оторопело остановился. Слова Юльки понял по-своему и пошел к трактору, решив не заходить к Анне. Та, увидев, выскочила, догнала человека:
— Ты это куда навострился?
— Домой…
— А ну, вернись в избу! Я и на тебя обед готовила. Кто моим хлебом брезгует, в другой раз порог избы не переступит.
— Мне Юлька сказала, что терпеть не может таких как я! Зачем зовешь? Она же внучка твоя.
— Ты что-то не понял. О тебе она не могла брехнуть такое! — не поверила Анна. И втащив Прошку, спросила внучку:
— За что обидела человека?
— Я его? Он не понял. Я не о нем, наш с тобой разговор вспомнился, про гармошку, какая соловьиным хором пела и до беды довела. Вот и сказала о своем, — растерялась Юлька.
Анна глянула на внучку так, словно влепила обидную, злую пощечину.
— Знаешь, Прохор, в нашей семье был один человек, какой соловьем заливался. Недавно о нем внучке рассказала. Она того не знала. Зато теперь, как глумная, забыть не может услышанное. Оно и не грех помнить, но нельзя одно одеяло на всех примерять. Так оно и ошибиться, и обидеть можно ненароком. А ты, Проша, не серчай. Она зла не имеет на тебя. Не подумав, сказала. Хотя случается в жизни так, что слово больней ножа бьет. Потому с ним бережно надо обходиться, — перевела Анна разговор на другую тему:
— Как теперь твоя спина? — спросила Прошку.
— Все кайфово. Сплю, как медведь. Даже ночами курить не встаю.
— Прохор! Побереги свои ноги. Они у тебя слабые. Морозил их часто. Не жалел себя. Берегись резиновой обуви, почаще теплые носки надевай. А спину перед печкой грей. Особо когда много работаешь.
— Прохор, а зачем себе трактор купили? Хотите фермером стать? — спросила Юлька.
— И не думал о таком. Я ж говорил, что ремонт дома буду делать. Хочу гараж рядом построить. Потребуется много материалов. Их на чем привезти? А у меня и сани, и тележка к трактору есть. Весь прицепной инвентарь, он ржавел под снегом и дождем, поломанный и забытый. Я собрал, отремонтировал, теперь пользуюсь. Трактор выгоднее держать, чем грузовик. Да и к тому ж по деревенским дорогам на нем хорошо возить грузы. Машины по дождю буксуют, а мой без заморочек, везде пройдет.
— А вы в море работали?
— Да, довелось рыбачить.
— Мореходку закончили?
— Пединститут, физмат, но зарплата такая, что не выдержал и сбежал на флот. Не только я, многие ушли из школ и медицины, сами знаете почему. Лично я ни разу не пожалел что ушел в море. Поначалу трудно было, а потом привык.
— Как же жена отпустила, иль не боялась за вас?
— Юля, о чем ты? Она на берегу погибла, а я в море выжил. Никто не знает, что его в своем доме ждет. В городе при авариях гибнут. В деревне, как слышал, тоже всякое бывает. Но теперь и в море неохотно идут. Платят слабо, а риск прежним остался. Вот и мечутся мужики. Ищут, где б заработать на семью, чтоб не бедствовала родня.
— Нельзя жить одним днем. О близких людях надо помнить всегда. Я бы не пустила в море своего мужа, брата, или отца.
— Юля, а если нет другого выхода?
— Значит, нужно сократить расходы, или идти работать самой.
— А кто будет растить детей?
— Разве лучше рисковать жизнью мужа и отца? Ведь в случае гибели, кого обвинят дети? Растят же детвору без рыбалки и моря.
— Юля! Моя жена работала, пока был один ребенок. С двумя уже невмоготу.
— А как раньше растили по десятку? И все работали с утра до ночи. Люди и в городах по пять детей рожали и не сетовали. Чем больше их, больше забот. Однако, в чем Юля права, работали все. Хотя о чем мы спорим? У каждой семьи свои правила, и никто не должен указывать другому, как ему лучше жить, — встряла Анна.
— Мне в Сосновке каждый хочет навязать свое мнение. Вот так привез дрова соседям старикам, бабка принесла клушку с цыплятами в благодарность. Еле заставил забрать обратно. Ну, зачем это мне? А старики не понимают, как можно в деревне жить без хозяйства? Когда сказал, что нет времени, не умею и не хочу обзаводиться никакими животными, они учить взялись, мол, ничего сложного нет. Зато к осени со своими яйцам будешь. Еле избавился от назойливых стариков. Другие, того не легче, козу привели. И тоже едва всучил ее обратно. И поросенка приносили. Прямо в доме отпустили. Ну, я за тем свиненком с час по дому бегал, он носился как угорелый, изучал дом как свою конуру, обалдел от радости, что ему столько места отвели. Никак не хотел уходить, кое-как отловили. Так я их всех во двор мигом вывел и запретил живность приносить. Не разрешил такое хозяйство навязывать. Тот поросенок едва в дом попал, сразу жрать запросил. Во деловой! — смеялся Прошка.
