Ему уже приходилось в прошлом бывать на вражеской территории.
Он вспомнил день высадки во Франции, ночное десантирование, рывок вытяжного фала, раскрывающиеся в темноте купола боевых друзей. У него замирало сердце, когда казалось, что у кого-то из них парашют раскрывается слишком поздно. Тогда его больше страшила смерть подчиненных, чем своя собственная. Как-то капитан Эрскин сказал ему за стаканчиком виски: "Эван, именно потому, что ты больше думаешь о своих солдатах, а не о себе, из тебя и вышел хороший офицер". В последнем, впрочем, Харди совсем не был уверен, ведь ему так и не удалось спасти своих людей в бою у крепости, когда на них напали те страшные звери. Иногда он ощущал вину за то, что сам остался в живых, а его солдаты погибли...
Слава Богу, хоть этот туалет оказался не на ремонте. Эван вышел из него через пару минут, чувствуя большое облегчение, и решил сократить себе путь – не возвращаться назад, в обход трибун, а выйти прямо по тоннелю к первым рядам и пройти перед ними к своему сектору.
Он пробрался вперед, обходя толпы ликующих болельщиков Саттона, предчувствующих победу своих, вышел из тоннеля и, любезно улыбнувшись двум полицейским, быстро зашагал мимо раздевалки команды гостей.
Он лишь на секунду посмотрел в сторону этой раздевалки и вдруг резко остановился, словно пораженный ударом молнии.
– Нет, – прошептал он, не веря своим глазам, – этого не может быть...
Эван почувствовал, как по коже у него побежали мурашки и по спине пополз ледяной холод. В голове закружилось, он зашатался и едва не упал на бетон.
– С вами все в порядке? – встревоженно спросил у Харди подскочивший полицейский.
Эван слышал вопрос, но не мог заставить язык ответить на него.
Он так и замер, повернувшись к раздевалке, у которой стояли два человека в спортивных куртках цветов Саттона и о чем-то оживлено беседовали. Один из них был приземистый, плотного телосложения, но не его вид привел Эвана в шоковое состояние.
Он во все глаза смотрел на его собеседника.
– Сэр? – снова настойчиво обратился к Харди полицейский. Видимо, он просто боялся, что того сейчас хватит удар. – Вам не нужна помощь?
Эван затряс головой и пробормотал:
– Нет, нет, не надо... Я просто вспомнил...
Он развернулся и стал пробираться назад, к выходу из тоннеля.
Второй человек, вид которого поразил Эвана, был высокого роста, атлетического телосложения, лет тридцати пяти.
У него была странная прическа – густые белые волосы копной поднимались на макушке, но над ушами были коротко острижены.
Эван Харди шел так быстро, как только мог.
– Этого не может быть, – твердил он про себя, чувствуя, что задыхается от волнения. – Не может...
Глава 2
Человек, которого не могло быть
Он добрался до своего места, где его ждала Данни, которая уже стала немного волноваться из-за долгого отсутствия отца. Эван выглядел бледным и она не поверила его сбивчивому объяснению о том, что он переживает, как им удастся выехать со стоянки при таком столпотворении.
Когда матч закончился с разгромным счетом для Хайклифа, Харда лишь коротко выругался, обойдясь без своих обычных в таких случаях длинных сетований и поиска виноватых.
Он заказал двойную порцию виски и залпом осушил стакан, как только они приехали сразу после игры в ресторан "Ларриган".
Эван замкнулся и после окончания матча по дороге в ресторан не проронил и двух слов. Он заказал еще виски и молча сидел, уставившись в стол. Данни выбрала из меню ребрышки, салат, десерт на двоих, и официантка удалилась. Через пару минут, когда принесли напитки, она не вытерпела и обратилась к отцу:
– Я ничего не понимаю... Что-то произошло?
– Да нет, ничего не произошло, – нехотя ответил Эван, потягивая виски. – Просто я немного простыл на стадионе, вот настроение и пропало...
– Ты стал каким-то странным после того, как отлучился во время матча. Я уже начинаю беспокоиться о твоем...
Он перебил ее.
– О моем сердце? Я в полном порядке, об этом не волнуйся.
В ресторане было довольно шумно – в углу музыкальный автомат наигрывал старые мелодии шестидесятых годов, а за каждым столиком обсуждали сегодняшнюю игру. Этот ресторан был излюбленным местом болельщиков команды Хайклифа, но встречались здесь и сторонники Саттона. Если бы средний возраст посетителей "Ларригана" был лет на десять меньше, то без потасовок бы не обошлось...
Официантка подала заказанное фирменное блюдо – отменные ребрышки в особом соусе – и удалилась. Харди почувствовал успокаивающее действие виски и потряс головой, стараясь отогнать мучавшее его в течение последнего часа наваждение.
– Извини меня, девочка, что твой папа такой старый ворчун. – Постарался он встряхнуться и улыбнуться Данни. – Все прошло, давай забудем о моем плохом настроении...
– Ну наконец-то, – вздохнула та. – Чувствуешь себя лучше?
– Да, отлично. Так что можешь пнуть меня под столом, – засмеялся Эван.
– Не достану, – улыбнулась девушка. – Ты расскажешь, что тебя беспокоило, или это не мое дело?
Харди опустил глаза.
– Я ... Мне показалось, что я увидел одного человека... Я плохо спал последнее время, нервы совсем расшатались... Вот и все.
– И кого же ты якобы увидел?
– Того, кого вообще не должно быть.
Он вспомнил о том, что когда они с Маком добрались до своих, то договорились, что не станут и заикаться о том, что на них напали страшные звери. Они боялись признаться даже себе в том, что чувствовали оба, – то, что эсэсовцы и ужасные существа – это одно и то же.
Блондин...
Эван вздрогнул.
– Папа? Да что с тобой?
– Ничего страшного, – он снова изобразил вымученную улыбку. – У меня самая красивая и самая умная дочь в мире. Давай, наконец, отдадим должное ребрышкам...
Данни решила не возобновлять этот тяготивший ее разговор и занялась содержимым тарелки.
А Харди потянулся за стаканчиком, поднял голову и уперся взглядом в копну белых волос.
У входа в зал ресторана стоял высокий блондин атлетического телосложения, лет тридцати пяти. Прическа была именно такой, какой он запомнил ее в сорок пятом году.
Тот же человек, которого он недавно видел в тоннеле у раздевалки Саттона. Он был одет в такую же тренерскую куртку, как и на стадионе, а на его руке висела какая-то девица.
Харди отложил приборы в сторону и потер виски. Неужели так ударил в голову алкоголь?
Блондин с компанией полдесятка человек – мужчин и женщин такого же спортивного вида – пересек зал, направляясь за официанткой к столикам, на секунду повернулся, и Эван увидел цвет его глаз.
Харди потянулся за стаканчиком и едва не опрокинул его.
Глаза блондина были голубые...
Харди осознал, что делает, только когда вскочил из-за стола и рванулся к блондину, сжимая кулаки.
– Эй, ты! – выкрикнул он. Шум ресторана сразу отдалился от него.
Блондин повернулся и в упор посмотрел на него.
Их разделяли не более трех шагов.
Глаза.
Те же.
Голубые.
Точно, как у того монстра с белой шерстью, который вырвал клыками сердце Гарри Милфорда...
– Когда я увидел тебя в первый раз, то не поверил своим глазам, – четко произнес Харди. – Пытался убедить себя, что это невозможно... Но это точно ты! Прошло больше сорока лет, но ты не изменился. Я пробовал забыть о том кошмаре, который пережил весной сорок пятого, но не смог... Я помню о нем все эти годы.
Краем глаза он видел, как к нему торопится дочь. Блондин смотрел на него непонимающим взглядом, а вокруг сгрудились дружки.
– Они тоже как ты? – кивнул на них Эван. – Как вы это делаете? Молодеете, что ли, когда превращаетесь в этих проклятых зверей?
Блондин смотрел на него, не мигая.
– Папа! – крикнула за спиной Данни. Харди не обратил на нее внимания.
– Вы явно ошиблись, – мрачно проговорил блондин совершенно спокойным тоном. – И приняли меня за кого-то другого.
– Кто ты? – воскликнул Эван. – Помимо того, что ты – фашист гребаный.
– Папаша, да ты просто пьян! – бросил ему один из дружков блондина. – Пойди проспись!
– Поцелуй меня в задницу, – отрезал Харди и снова обратился к блондину. – Как тебя называют, когда ты превращаешься в зверя? Кто ты такой на самом деле, черт тебя побери?
Блондин повернулся и сделал шаг в сторону, чтобы уйти.
Эван вспомнил свою старую боевую выучку, пожалев только о том, что левая рука уже совсем не та... Он преградил дорогу блондину, замахнулся правой и врезал того в солнечное сплетение.
Через секунду его схватили со всех сторон. Раздался чей-то пронзительный женский крик, и его, и блондина держали за руки, растаскивая в стороны.
– Папа! – донесся до него крик Данни, пробивающейся к нему сквозь толпу. – Оставьте его! Вы что, не видите, что это старик?
Эвана усадили на стул, но руки не отпускали.
– Может, вызвать полицию? – услышал он чей-то голос.
