— С тобой это непозволительная роскошь, — бурчу себе под нос и усаживаюсь на край мягкого уголка, кладу руки на стол. — Ты снял эту квартиру?
— Да.
— Ольга твой бизнес продала, — вырывается на автомате.
Почему я снова о ней?
— В курсе. Пусть подавится, — пожимает плечами, продолжа стоять ко мне спиной. — Плевать.
— У вас дочь. Может, что-то из твоего наследства Еве достанется, — зачем-то продолжаю разговор на жутко неприятную тему.
— Это не моя дочь, — ведет плечом, выдавая свою агрессию.
— Ну да, ну да, — даже не злюсь. Другого ответа не ожидала. Он и дальше будет убеждать меня в своей лжи. — Только если ты оказался жив, то вы по факту с ней муж и жена. И ребенок записан на тебя. Плевать, да?
— Разведусь, — ставит передо мной черный кофе и стакан минеральной воды.
— Спасибо, — обхватываю стакан и делаю маленький глоток. — А потом уедешь?
— Нет.
— Может, тебе результаты теста ДНК показать? Я сама его делала, Ольга не знает.
— Зачем? — снимает пиджак, кидает его на диванчик рядом со мной, сам садится напротив на стул.
— Чтобы освежить моменты вашего брака. Еву жаль, папка от нее отказывается, — злобно щурюсь. Желание укусить его хотя бы словесно, растет с каждой секундой.
К Еве я действительно не испытываю никакого негатива. Ребенок ни в чем не виноват. Она хорошая девочка, послушная, милая и ласковая. Растет практически без матери, еще и в семье моего отца… печальная участь. Она на свет не просилась. Но если они по каким-то своим причинам зачали ее, то пусть несут ответственность.
— Ты падаешь в моих глазах еще ниже, Денис, — обхватываю чашку с кофе обеими руками. — В своем нежелании нести ответственность за ребенка. Ева растет как сирота, при живых родителях. Это не правильно.
— Пусть ее папаша и несет ответственность. У меня есть Агата. Моя дочь. Вот ей я собираюсь сообщить, — наклоняет голову набок, ждет моей реакции.
— Запрещаю, — только одно слово удается выдавить из себя, настолько он меня ошарашил.
— Я хочу быть рядом со своей дочерью. Ты мне этого запретить не можешь, — скалится.
— Агата столько всего пережила. По твоей милости тоже. Хватит, Денис! Я не позволю калечить психику дочери! — повышаю голос.
— Я желаю Агате только счастья. Я защищу вас, — поддается немного вперед.
— От себя защити! От тебя у нас одни неприятности. Мы нормально жили. Оправились от всех ужасов! — зажмуриваюсь. Не даю предательским слезам выплеснуться наружу. — Вот зачем ты появился?! Чтобы снова нас мучить?!
— Чтобы быть с вами, — в голосе звучит такая знакомая нежность.
Лживая нежность!
— Нет!
— Чтобы ты наконец-то стала моей женой! Моей, Виктория, и ничьей больше! — слова припечатывают меня к дивану.
— Ты женат! А у меня ребенок от другого! У меня жених! Которого ты, возможно, покалечил!
— Я уже люблю мальчика, — открываю глаза и встречаюсь с его жадным взглядом. — Он твой сын, я люблю все, что связано с тобой. Я усыновлю его, воспитаю как своего сына. Несмотря на… — замолкает. Сжимает руку в кулак, стискивает зубы так, что слышу, как они скрипят.
— На что?
— Оставим это… Будь со мной, Вик. И мы со всем справимся.
— Договаривай раз начал!
— Я прощу тебе, решение не спасать нашего малыша. Переступлю через это. Я смогу, — взъерошивает волосы.
— Ты… ты… Чтооо?! — мои глаза округляются до боли.
Хватаю чашку с кофе и выплескиваю ему в лицо. Руки дрожат, немного промахиваюсь, и попадаю чуть ниже, на белоснежную рубашку.
Наблюдаю, как по белой ткани расползается коричневое пятно. Очень символично… именно в эту коричневую жижу он превратил наши отношения.
Допускаю, что ему кто-то мог сказать подобную чушь.
Но как он мог поверить?! Зная меня?! Что я могла избавиться от нашего с ним ребенка?!
Следом выливаю на него стакан воды. И мне мало. Хочу еще кромсать, рвать, орать.
Денис встает, по лицу стекает вода, в глазах отражается безумие.
— Правда глаза колет, да, Вик? — хмурится. — А не проще ли все признать? Я пойму тебя. Попытаюсь…
Расстегивает пуговицы на рубашке. Снимает, кидает ее на пол.
Смотрю на Дениса. Тру глаза. Позабыв про макияж. Открываю. Снова тру.
Его тело. Глаза не врут.
Идеальный рельеф мышц, будто слеплен талантливейшим скульптором. Сила. Мощь. Красота.
А потом этот же скульптор изуродовал свое творение, исполосовал его многочисленными рваными шрамами.
— Откуда… это… — хриплый стон. Закрываю рот ладонью.
Глава 10
— Это я так развлекался в Калифорнии, — смотрит на меня с кривой ухмылкой. — Так же ты выразилась.
У меня колючий ком в горле. Хочу что-то сказать, но только хриплю. В голове рой предположений.
Денис выходит из кухни. Провожаю его взглядом, смотрю на спину, ком в горле разрастается, внутренности скручивает. Вся его спина исполосована рубцами. Они не новые. Жуткие. Шрамы хранят в себе перенесенную им боль.
Его избивали? Пытали?
Кто? Зачем?
Денис возвращается через пару минут в черной футболке.
— Это чтоб тебя не стошнило от отвращения, — опирается о мойку, скрещивает руки на груди.
— У меня нет отвращения. Я просто не понимаю… Кто это так тебя? — я в глубоком шоке.
Дико хочется подойти и обнять его. Поцеловать каждый шрам. Сказать, как, не смотря на все, я истосковалась. Как мне его не хватало эти годы. Что любовь, как бы я ее не травила, никуда не ушла.
Но я продолжаю сидеть, глядя на него расширенными от ужаса глазами.
— Это были жаркие и полные приключений годы, — выгибает бровь. — И не смотри на меня так, я в жалости не нуждаюсь.
— Не жалость это, — говорю и тут же опускаю глаза. — Не только она… — добавляю тише.
А как смотреть на исполосованное шрамами тело, не представлять, какие это были раны, и при этом не жалеть?
