Вздох действительно раздался, заставив девушку поморщиться, как от сильной боли, но следом послышались громкие крики, слившиеся вскоре в совершенно невероятный шум. Милена открыла глаза, боясь встретиться взглядом с Берхардом, и была очарована восхитительным голубым сиянием, окружающим Камень Богов и устремлённым ввысь в виде светового конуса. На какой-то миг свет потускнел, и внутри конуса стала заметна фигура женщины в свободно ниспадающих одеждах, с молитвенно сложенными на груди руками.
«Великая Мать, я перед тобой… Прости мне маловерие и гордыню… Мама, я не смогла попросить за тебя… Я была недостойна…» – Сумбурные мысли метались в голове, не заслоняя, впрочем, поднимавшегося из глубины души ликования. Во всём теле чувствовалась невероятная лёгкость, будто на ангельских крыльях, Милена воспарила над алтарём, стараясь заглянуть в глаза Богини и, быть может, прочесть там свою судьбу.
Ладонь перестала ощущать шар, и сияние моментально исчезло. Оказалось, что архиепископ, потянув на себя подставку, разорвал контакт. Удивлённая, она захотела снова коснуться Камня Богов, но Берхард перехватил её руку, проворно вышел из-за алтаря, увлекая девушку за собой, и обратился к людям:
– Возрадуйтесь, Верные завету Двуединого! Ибо свершилось чудо! Великая Мать услышала наши молитвы и при посредничестве дочери сеньора Трогота явила свой лик! Запомните и расскажите своим детям! Те, кто видел это, искупили грехи свои, ибо всякий кому посчастливилось узреть сие чудо, очистился и начал жизнь праведную!
Милена радовалась вместе со всеми и была готова упасть на колени, как сделало большинство присутствующих. Особенно ревностные верующие подползли по центральному проходу поближе и стали целовать край одеяния Берхарда, попутно, припадая губами и к платью баронессы. Не ожидавшая такого проявления чувств, она повернула смущённое лицо к архиепископу и увидела, как сосредоточен священник, и с каким вниманием он следит за поведением людей на дальних рядах.
Перекрывая шум, прозвучал горн глашатая, предварив объявление о том, что «его милость барон фон Кифернвальд объявляет завтрашний день праздничным». Поискав глазами отца, Милена обнаружила его недалеко от переместившегося в первый ряд незнакомца в чёрном берете, который, встретившись с ней взглядом, отвесил полупоклон и, небрежным движением указательного пальца, взъерошил кончик усов. Отец, похоже, вёл с кем-то молчаливый диалог: вот, он слегка покачал головой из стороны в сторону, почти сразу же выразительно моргнул, сопроводив это едва заметным кивком, и вопросительно вскинул брови. По направлению его взгляда, она попыталась определить, другого участника «разговора», предполагая, что это некто, стоящий справа от архиепископа, так и не выпустившего её руку из своей. Берхард смотрел прямо перед собой на коленопреклонённых верующих, жаждавших облобызать его ризу. Заметив движение Милены, он повернул в её сторону голову, улыбнулся и кивнул, видимо, желая подбодрить.
Поздний вечер был явно перенасыщен событиями, поэтому, мало кто из присутствующих на церемонии обратил внимание на третий выход глашатая, который, не особо повышая голос, объявил:
– Сеньор Трогот, барон фон Кифернвальд, даёт положительный ответ на предложение архиепископа Остгренцского Берхарда о заключении брака между управителем церковных земель Восточного герцогства, фогтом Отто и баронессой Миленой.
Она долго искала возможности поговорить с отцом наедине. Случай представился уже заполночь, когда отдавший все распоряжения Трогот, потребовал вина с лёгкой закуской перед отходом ко сну. Милена терпеливо дождалась лакея у дверей опочивальни, с решительным выражением лица, отобрала у него поднос и сама предложила отцу вино и сыр.
Барон не высказал никакого удивления по поводу её присутствия, и повёл разговор так, будто продолжал оборванное на полуслове:
– Лучшего жениха трудно себе представить. Племянник архиепископа Берхарда, богат и влиятелен при дворе. Может быть, не настолько знатен, как мы, и его герб не идёт ни в какое сравнение с нашим. Но эти геральдические тонкости меня интересуют в последнюю очередь.
– Как вам будет угодно, отец. – Всё что она смогла сказать в ответ, оказалось совсем не тем, что было заготовлено заранее, поэтому прозвучало не слишком искренне. Милена хотела рассказать о странном предсказании Аделинды, но не осмелилась, ведь отца это тоже касалось. Но разве мог он выбрать ей в мужья человека, способного причинить вред. Красавчик Отто не производил такого впечатления, ни с первого взгляда, ни со второго.
Барон досадливо скривился, пристально посмотрел на дочь:
– Перестань изображать прислугу, я никогда не требовал от тебя овечьей покорности. Ты уже не ребёнок, и должна понимать, что рано или поздно покинешь родной дом. Да, возможно, всё это слишком неожиданно…
– Конечно, я не ребёнок. Шестнадцать длинных сезонов. – Милена закусила губу и намеренно не смотрела на отца, внимательно изучая орнамент на глиняной бутыли с вином. – Я так понимаю, что должна буду уехать из Кифернвальда.
– Да, выйдя замуж за Отто, ты будешь жить в Остгренце.
– Помнится, у вас… – она сделала паузу – …с мамой… на мой счёт были совсем другие планы. Я постоянно слышала о тех, кто мечтает получить руку дочери барона Трогота.
– Планы были… Ты же знаешь, мы не купаемся в роскоши. Поместье приносит не такой уж большой доход. Компенсации на военные расходы невелики и крайне нерегулярны. Я мог бы найти для тебя жениха, кого-нибудь из крупных коммерсантов, из тех, которые спят и видят, как бы приладить на свою печать баронскую корону. Это позволило бы поправить наши финансовые, да и другие дела тоже.
– Так, в чём же причина? Мама, ведь, тоже была не против. – Она сознательно ещё раз напомнила барону о жене, понимая, что причиняет ему страдание, но и сама сейчас испытывала не лучшие чувства.
Отец вздохнул, осушил кубок, против обыкновения не став смаковать вино. Через силу разжевал кусочек сыра, проглотил, словно горькое лекарство:
– Это было давно… А причина в том, что тебе пришлось бы жить здесь.
– Да, разве, это проблема? Я с радостью осталась бы!
– Пожалуйста, не кричи, – он поморщился, как от зубной боли. – Так будет лучше… Выслушай меня! – Впервые он применил повелительный тон, видя, что его хотят перебить. – Здесь почти невозможно жить, не принимая участия в… Иными словами, не совсем безопасно. Твоя несчастная мать тому доказательство. Ты – единственное, что у меня осталось в этой жизни. Я уже один раз не смог уберечь любимого человека от беды, и не хочу, чтобы это повторилось. Я принял решение. Ты будешь жить в столице, подальше от бесовского леса, от пограничных стычек с демонами, а особенно от людей, от таких людей, как я…
Последние слова барон произнёс глухо, было видно, что нахлынувшие воспоминания поглотили его целиком. От неожиданности, Милена не могла вымолвить ни слова. Трудно представить, что отец был каким-либо образом причастен к смерти мамы.
– Отец… – заметив, что её не слышат, девушка опустилась на ковёр у его ног, заглянула в лицо. – Я не верю, что вы можете быть в чем-то виноваты. Это невозможно…
– Возможно… Мы любили друг друга… понимали, даже не с полуслова, а… а потом я сам приобщил её… она делала успехи, гордилась этим, мы оба были счастливы. – Трогот ласково смотрел на дочь, нежно гладил её по голове, но Милена понимала, что вместо неё он видит совсем другое лицо. – Она слишком ответственно бралась за дело… не могла по-другому… Аделинда, ведь, отговаривала…
– Что?!! Мама была знакома с сестрой повара Джакоба?
Барон вздрогнул, встряхнул головой, словно очнулся ото сна, и посмотрел на дочь так, будто впервые увидел её здесь.
– Отец, пожалуйста, – он умоляюще сложила руки, – похоже, от меня многое скрыли. Как всё было на самом деле?
– Ничего нового я тебе не скажу. Эрна помогала выхаживать раненых, после особенно крупного прорыва Легиона Сатаны…
– Я знаю, но почему заболела только она? Никто же из армейских от этой лихорадки не умер!
– На всё воля Богов, – усталым голосом проговорил Трогот.
Милена знала, что отец никогда не страдал избытком религиозности, и к таким формулировкам прибегал нечасто, лишь в тех случаях, когда старался уйти от неприятной темы в разговоре.
– Мне говорили, что Аделинда… – она помедлила, но всё же произнесла это слово – …ведьма. Что общего было у неё с мамой?
– Она это слово не любит, называет себя знающей. – Барон криво усмехнулся и налил себе ещё вина. Сделал глоток, причмокнул от удовольствия. – У Эрны были любимые овечки, Аделинда помогала ухаживать за ними и лечить. Им требовалось много внимания.
– Я помню овечек. Мне почему-то не разрешали с ними играть. А после смерти мамы они все куда-то исчезли.
