— Поехать бы, дедушка, — не то упрашивая, не то утверждая, говорит Петя.
— А что ж, возьмем да и махнем! — подогревает дед мечтания внука. — А нет, так другое путешествие посмотрим…
— Какое? — настораживается мальчик.
— Пойдет скоро самая наипервейшая техника во все концы и в наше село заявится, — уверенно поясняет дед. — Сама к нам придет, как трактор! Ты учись только, Петюнька, все тебе будет.
— Ох, дедушка, трудно учиться и неохота! — признался Петя.
Вздохнул дед: уже несколько раз так жаловался ему внук. И мальчика жаль, и ошибиться боязно. Сам-то дед без особой грамоты в люди выбился, а как теперь оно будет, кто знает. Вероятно, иначе…
А несколько дней спустя пришел Петя из школы, кинул книги на лавку и твердо произнес:
— Не буду больше учиться!
— Это почему же? — испугалась Пелагея Ивановна.
— Тяжело в школе-то, бабушка.
— Неучем жить еще тяжельше, — рассердилась Пелагея Ивановна.
— Ну и что ж… Не пойду больше в школу.
— Дед! Скажи хоть ты слово, — взмолилась Пелагея Ивановна.
Помолчал Лукьян Степанович, отвернулся, не хочет неволить мальчишку. Почувствовал Петя слабину и обрадовался: дело выиграно! Но по-настоящему цену такого «выигрыша» узнал после.
В 1929 году всей семьей переехали в Батайск. Петя нанялся пасти колхозные табуны, а дед поступил в кузницу машинно-тракторной станции.
Машины по-прежнему привлекали Петра, но он лишь мечтал о них. Просто думал о том, что вот, мол, какую интересную технику придумывает человек. А если бы еще такие были машины, чтоб на Луну полететь… Или чтобы прямо с неба сеять. Или чтобы — трах! — и среди засухи дождь пошел… от-то б было дело!
Пока же юный пастух предавался мечтам, кони резвились, ветром носились по лугам и убегали в заросли камыша или сочные пастбища. Хватится Петр — двух-трех голов нет в табуне. Начинаются утомительные, беспокойные поиски. А как-то искал жеребчика весь день, ночь и следующий день. Из сил выбился. Упал в траву и горько заплакал: столько в мире умного и хорошего, а тут за конями ходи да быкам хвосты накручивай — «техника»!
Поздновато, правда, но сам же и опомнился: «Нет, не хочу быть неучем. Учиться пойду. Куда? А вот в ФЗУ. Машинистом бы стать, поезда водить…»
Обрадовалась Пелагея Ивановна, да и дед понял: большую ошибку совершили, что внуку позволили бросить школу! Надо наверстывать. Повели в ФЗУ. Не принимают. Нужно четыре класса, а у Петра три. Спасибо, есть подготовительные курсы.
Много труда приложил Петр, пока поступил в Ростовское ФЗУ связи на отделение монтеров, пока окончил его и стал работать на Батайской электроподстанции. Зато понял, что значат в жизни человека знания!.. Скорей всего, сейчас не ладится у него с полетами не потому, что он неспособный, а оттого, что он чего-то недопонял, а кое-чего, пусть даже мелочь, и вовсе не знает. А раз это так — надо все снова повторить, поучиться и постараться тоньше сообразить, что к чему, — тогда и на лад пойдет…
3
Его размышления прервало появление инструктора. Дядечко вошел тихо, махнул рукой дневальному, чтобы тот не поднимал шума, и сразу направился к койке Абрамова. Увидев, что Петр не спит, тихо произнес:
— Пойдем покурим…
Абрамов оделся, как по тревоге, и вышел вслед за инструктором. Ночь была ясная и теплая. Вдали, напротив общежития, темнел силуэт большого ангара тяжелых самолетов, а левее, один за другим, виднелись ангары для школьных У-2.
Сели в курилке, возле железной бочки, врытой в землю, — общей «пепельницы». Дядечко закурил, и серые клубы дыма окутали его задумчивое лицо — ветра не было. Абрамову стало жарко: он понимал, что инструктор не зря пришел в такую пору…
Сперва помолчали.
— Не спишь? — спросил Дядечко, будто в этом можно было усомниться.
— Не идет сон, — вздохнул Петр.
— И я не сплю.
Снова помолчали.
— Ну, и в чем причина, по-твоему? — спросил Дядечко.
Петр понял.
— Не знаю я многого, — откровенно признался он. Вот вы говорите: на посадке крены надо исправлять не элеронами, а рулем поворота.
— Так. Правильно говорю.
— Но я не могу слепо выполнять это, мне прежде надо понять! Скажем, руль поворота служит для того, чтобы поворачивать нос самолета вправо или влево. Крены же исправляют элеронами…
— Ты пойми и другое: на посадке скорость мала, и элеронов как бы не хватает для исправления, ну, предположим, правого крена… Так? Но ты быстро даешь левую ногу, и от этого поворачивает нос влево, а правое крыло забегает вперед и приобретает при этом большую скорость; в нем возрастает подъемная сила, и крен устраняется, — горячо заговорил Дядечко и, наклонившись к светлому квадрату земли возле окна, стал чертить на песке спичкой. — Смотри сюда…
Беседа затянулась, но Абрамов не замечал, как проходило время. Суть физических явлений, происходящих при посадке самолета, благодаря умелым объяснениям Дядечко становилась все более ясной. Вдруг Петр рассмеялся.
— Понял! — весело и счастливо воскликнул он.
Повеселел и Дядечко.
— А почему раньше скрывал, что знания твои слабоваты?
Петр не ответил и отвернулся.
— Гордый! — ласково произнес Дядечко и, положив ему руку на плечо, попросил: — Расскажи о себе…
Петр охотно исполнил его просьбу. Дядечко внимательно слушал.
— А теперь стыдно мне, — с горечью закончил Абрамов.
— Во многом ты и сам виноват: вовремя не хотел учиться… Теперь исправляй, тогда не будет стыдно. Ясно?
— Ясно, товарищ инструктор.
— Значит, договорились, — сказал Дядечко и встал. — Иди спать. С завтрашнего дня буду тебе и по теории помогать… Ученье — свет, брат, так-то!
Петр, смущенно окинув инструктора добрым взглядом, улыбнулся:
— Спасибо, товарищ инструктор.
С того дня дела у Абрамова пошли хорошо. В декабре 1937 года он отлично окончил летную школу. Но свои рулежки и полеты с Дядечко помнил, потому что это было его первое испытание, и если бы он тогда спасовал, не ходить бы ему в летчиках…
«ЛЕГКАЯ» РАБОТА
1
В 1928 году Илья Дорохов работал мотористом на военном аэродроме. В глубине души он считал себя неудачником: стремился стать летчиком, но в летную школу его не принимали, потому что не хватало образования. И пришлось учиться на моториста.
Конечно, работа моториста тоже интересная, всегда имеешь дело с передовой техникой, но… одним словом, это «но» легко понять без особых объяснений.
Трудился Илья исправно, начальство не жаловалось и ставило его в пример другим, за то что он неустанно занимался самообразованием.
— Хороший авиационный техник будет! — говорили о нем инженеры.
Илья уже привык к этой мысли, и со временем надежда стать летчиком поблекла настолько, что он уже не верил в нее. Но полетать пассажиром очень хотелось. Да и обидно было: служит в авиации, а ни разу еще от земли не отрывался — только в мыслях, грезах!
Служил в той части летчик Лазарев. Славился он своим высшим пилотажем и озорством. По этой причине не каждый из работников наземных служб решался летать с ним.
Однажды Илью назначили обслуживать самолет Лазарева. Машина была новая. Дорохов быстро справился с делом, тем более что двукрылого разведчика Р-1 он знал прекрасно.
Подошел Лазарев. Выслушал доклад моториста и залез в переднюю кабину. И тут Илью словно кто за язык потянул. Он торопливо, скороговоркой произнес:
— Взяли бы меня с собой!
— Ты и так, наверное, много летаешь?
— Да ни разу в жизни еще не летал, представления не имею…
Лазарев оглядел долговязую фигуру моториста и милостиво разрешил:
— Валяй, садись, любитель авиации. Так и быть, возьму на полполета.
Обрадованный, Илья, не задумываясь над тем, что могло означать «полполета», залез во вторую кабину.
Лазарев запустил мотор, прогрел его и порулил на старт. Оторвались от земли, как положено, легко и точно выдерживая направление, после взлета перешли в набор высоты.
Илья беспрестанно крутил головой, с любопытством осматривая землю, на которой все уменьшалось с каждой секундой. «До чего же просто, — с удовлетворением подумал он. — Летишь себе и поплевываешь вниз…» Решил и в самом деле плюнуть за борт; наклонился вправо, но сильная струя воздуха ударила в лицо. Илья воздержался и усмехнулся: в полете плевать не полагается! Этот первый практический вывод, сделанный им в воздухе, развеселил его. Полет стал восприниматься как увлекательная воздушная прогулка.
Вдруг земля метнулась вправо и стала вертикально, стеной! Мотор стих, Илью вдавило в сиденье и прижало к левому борту, в глазах помутилось, а ноги похолодели. Земля завертелась вокруг, потом неожиданно очутилась впереди и бешено понеслась навстречу, а когда удар казался неизбежным, хотя все на ней оставалось по-прежнему маленьким, она плавно стала уходить куда-то под самолет, мотор снова ревел вовсю, а под колесами голубело небо.
