Наконец судебное заседание подошло к концу. Те, кто не был заслушан, должны были прийти на следующий день. Царь с царицей встали. Слуги с телохранителями окружили их и вывели из зала. В коридоре они шли рука об руку.
— Ты имеешь право говорить во время суда, — сухо заметила царица.
— Имею, — согласился царь. — Я как раз собирался сказать Артадорусу, что ему пора подстричься.
— Ты произвел бы большое впечатление, разговаривая во сне.
— Я слушал, — возмущенно возразил царь. — Я закрыл глаза, чтобы лучше слышать.
— И что же ты услышал?
— Я не все понял, — сказал он. — Вот почему я слушал так внимательно. Возможно, я попрошу барона повторить некоторые тезисы его доклада о налоге на зерно.
— Уверена, что вы сможете договориться об аудиенции.
— Уверен, сможем.
Отпущенный наконец на свободу, Костис вернулся в казармы. Совершенно измученный, как после дня сражения, он шатаясь плелся по лестнице в свою маленькую, но такую уютную комнатку. Кожаная занавеска, служившая ему дверью, была откинута в сторону. Комната была совершенно пуста, все его вещи, даже одеяла с голого матраса исчезли бесследно. Чувствуя себя совсем разбитым, Костис опустился на трехногий табурет, на котором днем раньше так удобно восседал Его Величество, и спросил себя, что ему делать дальше.
Долго ждать не пришлось, вскоре появился юный кадет.
— Капитан распорядился, чтобы вы сразу явились к нему.
Костис поблагодарил и направил усталые шаги вниз по лестнице и вдоль по коридору мимо контор военной канцелярии. Узкая лестница вдоль внешней стены казармы вела к небольшой двери в маленькой пристройке. Костис постучал.
Телеус сидел за письменным столом. Рядом с его локтем стоял поднос с ломтями хлеба и сыра, а также амфора и кубок для вина. Рядом на табурете сидел Секретарь архива Релиус со вторым кубком в руке. Он кивнул Костису. Костис постарался справиться с непроизвольной дрожью, пробежавшей от затылка вниз по позвоночнику. Телеус продолжал писать. Костис ждал.
— Он попытается снова, вы знаете, — сказал Релиус капитану гвардии, продолжая прерванный Костисом разговор. — Когда он будет более уверен в своих силах, он выступит против нас обоих.
— Если мы нужны царице, она будет беречь нас, как делала это до сих пор, — сказал Телеус, проверяя написанное и добавляя еще несколько строк.
— А если мы не будем нужны? — спросил Релиус.
— Если мы перестанем быть нужными, то зачем ей нас защищать? — удивился Телеус.
Релиус вздохнул.
— Никто не сомневается в нашей полезности и преданности, — сказал он. — Но незаменимых не бывает. Я сам говорил ей это много лет назад. — он медленно потягивал вино. — Вы могли бы выйти в отставку, — предложил он Телеусу.
Капитан поднял голову от бумаг.
— Вы тоже могли бы, — ответил он. — Но ни вы, ни я этого не хотим.
Он снова вернулся к письму. Релиус встал и поставил свой кубок на поднос. Он расправил складки дорогого платья. Потом аккуратно провел ладонью по и без того идеальной прическе. Затем похлопал Телеуса по плечу, улыбнулся Костису и, не говоря больше ни слова, вышел. Костис ждал.
Наконец Телеус опустил перо.
— Ты был на год моложе призывного возраста, когда я принял тебя. Ты знаешь, почему я сделал для тебя исключение?
— Нет, сэр.
— Еще один год на ферме твоего дяди, возможно, разрушил бы тебя, а я не хотел, чтобы твои способности были растрачены впустую. А они у тебя были, не так ли? Ты сам перечеркнул свою карьеру.
— Я очень сожалею, сэр.
— Я хотел бы думать, что стремление к справедливости временно перевесило здравый смысл, но нападение на человека, неспособного защитить себя, оправдать очень трудно. Оно заслуживает презрения, — добавил он, — хоть твои товарищи, может быть, и одобрили твою выходку.
Костис открыл рот, но не нашел слов. Впрочем, Телеус поднял ладонь.
— Твои вещи перенесены в квартиру лейтенанта. Мальчик покажет, в какую именно.
— Сэр, я не понимаю.
— Что ты не понимаешь, лейтенант?
— Как я могу быть лейтенантом, сэр?
— Потому что ты был повышен по прихоти царя, а не в соответствии с твоими заслугами. Если царь добьется моего устранения, ты получишь шанс стать капитаном гвардии. Это шутка, Костис. Ты стал царской шуткой. Если не хочешь стать шутом, тебе остается только честно выполнять свой долг и делать это хорошо. Нет сомнения, что он сделает попытку разрушить власть и других людей. Мы не должны стать для него легкой добычей. Вот твое расписание. — он пододвинул бумагу к краю стола. — Ты будешь выполнять все положенные по должности служебные обязанности, а в остальное время плясать под царскую дудку. Будь я проклят, если буду терпеть у себя в легионе ряженого лейтенанта. Свободен.
Выйдя на лестницу, Костис остановился, чтобы посмотреть график. Он в ужасе таращился на лист бумаги. Царю не нужно было вешать его, он сам умрет от истощения через месяц. Он было повернулся, чтобы вернуться к Телеусу, но спорить с капитаном не имело смысла. Ноги медленно несли его вниз по лестнице в казармы, где уже ждал мальчик, чтобы показать его новую квартиру.
Глава 4
Утром Костис получил лучшее представление, что имел в виду капитан, говоря о царском юморе. Хотя сам он считал это проявлением не юмора, а мелкой мстительности.
Тренировка с мечами была такой же утомительной, как накануне. С длинными мучительными паузами они снова и снова повторяли элементарные упражнения. Потом Костис поспешил вымыться в бане и отправился отметиться в прихожую царских апартаментов. Он получил дневные пароли и прошел без задержек.
Царь уже выкупался, но еще не был одет.
Дверь из спальни в караулку была приоткрыта, так что Костис слышал каждый этап облачения царя, и даже мог наблюдать большую часть процесса. Грузный Иларион, камердинер, был вторым сыном барона из прибрежной провинции. Он принес царю не те штаны, и был отправлен обратно в гардеробную. Дионис, племянник другого барона, принес не ту рубашку. Его тоже отослали в гардеробную, дверь которой находилась в дальней части прихожей. Казалось, царя невозможно удовлетворить, и слуги курсировали взад и вперед через караульное помещение с забракованными предметами гардероба. Костис сгоряча обвинил царя в тщеславии, но постепенно понял, что всем этим танцем с рубашками и подштанниками руководит один режиссер — Сеан. Дежурные охранники смотрели на это молчаливое действо с изумлением. Сеанус подмигнул Костису, проходя мимо него с забрызганным чернилами поясом.
Царь выбрал платье в мидийском стиле с распашным камзолом поверх длинной рубахи. Расширяющиеся книзу рукава должны были скрыть манжету и крюк, который он носил вместо отрубленной руки, но недавно доставленный от портного камзол был скроен совершенно непропорционально. Рукава оказали слишком коротки. Не только крюк, но и вся манжета некрасиво торчала из рукава. Царь отослал камзол обратно.
Сеанус, плавно двигаясь, отступил из спальни с перекинутым через локоть камзолом, затем быстрым движением протолкнул руки в рукава и с немым ужасом посмотрел на торчащие из-под нарядной каймы запястья. Он помахал в воздухе пальцами левой руки, и затем выпученными глазами уставился на свою правую руку, согнутую в форме крюка. Схватив рукав левой рукой он натянул его на правую руку, а потом сунул ее под левую мышку, стараясь спрятать поглубже и с огорчением глядя вокруг. Кто-то из охранников, глядя через плечо Костиса, подавился смехом, а трое слуг, стоящих перед царем, сделали каменные лица.
Казалось, царь совершенно утратил власть над своими слугами. Конечно, он мог бы уволить их, но Костис догадывался, что подобный жест станет, в сущности, признанием своего бессилия. Евгенидису оставалось сжать зубы и игнорировать Сеана.
Когда наконец ему подали одежду и подобострастно помогли одеться, царь подозвал Костиса. Он осмотрел его так же внимательно, как накануне.
— Ты считаешь себя типичным гвардейцем, Костис? Я немного удивлен. В конце концов, ты ведь не солдат, и учитывая, что ты выполняешь, так сказать, формальную функцию, я ожидал, что ты будешь выглядеть более… декоративно.
Большинство слуг выглядели смущенными и смотрели сочувственно, зная, что Костис несет наказание за свой проступок. Иларион, находящийся вне зоны видимости, бросил быстрый взгляд на царя. Сеанус правдоподобно изобразил удивление. Он поднял брови и улыбнулся, словно ожидая, что Костис оценит эту шутку.
Вот таким образом Костису предстояло реализовать свою новую функцию. Он был поднят из безвестности, чтобы стать такой же жертвой насмешек, как сам царь.
Если Его Величество надеялся заставить Костиса, а через него и всю гвардию, выглядеть глупо, то он выбрал не ту цель. Начиная с этого дня, все солдаты гвардии относились к нему, как к заслуженному лейтенанту. В присутствии царя он, конечно, служил объектом приложения царского юмора, но телохранители, некоторые из которых были ветеранами вдвое старше него, приветствовали Костиса подчеркнуто тщательно и почтительно называли его «сэр». Даже Телеус ни делал никакого различия между Костисом и собственными лейтенантами. Все это внимание доставляло неудобство в первую очередь самому Костису. Он чувствовал себя обманщиком, но проявляемое к нему уважение не было обманом. Охрана желала видеть в нем настоящего лейтенанта, не фальшивку, и их доверие давало ему силы с достоинством переносить общество царя.
