Питер бросил взгляд в ту сторону, где лежал его коллега, и под прикрытием темноты полез в карман. Он никогда не отправлялся в поездку без пакетика мятных леденцов – нехорошо, если по возвращении домой от тебя разит перегаром, – осторожно высвободил из мятой обертки последнюю конфетку и быстро сунул в рот. Когда они попали сюда, в упаковке оставалась примерно половина, и Питер съел все конфеты сам, ни слова не сказав Бену. Разумеется, тот поступил бы на его месте точно так же. Голодное ворчание пустого желудка заглушало слабый голосок совести. Он покатал леденец во рту – сахар растворился и со слюной стек в горло теплой, сладкой, приятной струйкой.
Но что дальше? Скудный запас истощился. Уснуть не получалось, и голод терзал Питера сильнее. Что, черт возьми, он – они – будут есть теперь? Уголь? Питер горько рассмеялся, но тут же осекся. Эхо звучало жутковато, а он и без того был весь на нервах. Нужно успокоиться. За последние пять лет он перенес два сердечных приступа, и заполучить еще один, тем более здесь, ему совсем не улыбалось. Поначалу случившееся ввергло его в шок, но потом он взял себя в руки и попытался отыскать выход из ловушки. Стены хранилища кое-где проржавели, и в одном месте ему удалось оторвать двухдюймовую полоску металла. Какое-никакое, но все же орудие. Он бил этой железякой по стене в надежде проделать дыру и даже попробовал, как крюком, цепляясь ею за стену, подняться к люку. Из этого ничего не вышло, а подъем закончился унизительным падением.
По щекам у него вдруг покатились слезы. От мысли, что ему суждено умереть в этой душной яме, вдалеке от детей, нахлынуло отчаяние. Он не делал ничего плохого. Только хорошее. По крайней мере пытался. Он не заслужил такого. Такого никто не заслуживал. Питер сердито разгреб уголь и, раскопав неглубокую ямку, устроился поудобнее. Спит ли Бен? Неизвестно. Некоторое время назад тот затих и не издавал ни звука. Может, надо проявить больше заботы к Бену, когда тому снятся кошмары? Вдруг Бен обиделся? Тогда у него вполне могут созреть кое-какие мысли… Питер даже думать не хотел на эту тему. Откровенно говоря, он понятия не имел о том, что творится на душе у Бена. Он знал его только по работе. Бен никогда не рассказывал о своем прошлом – интересно почему? Что, если они попали сюда из-за него? Питер открыл было рот, чтобы разбудить Бена и расспросить его хорошенько, но в последний миг прикусил язык. Нет уж, лучше молчать. Кто знает, какой будет реакция Бена, начни он его обвинять.
Лежа в холодной ямке, Питер корил себя за то, что не удосужился поближе познакомиться с Беном. С другой стороны, не зря ведь говорят: чужая душа – потемки.
Эти тревожные мысли всю ночь не давали Питеру уснуть.
Глава 17
В оперативном штабе кипела работа. На доске рядом с фотографиями Эми и Сэма висели карты с маршрутом их поездки из Лондона в Гемпшир, схемы и снимки заброшенного бассейна, списки их друзей и родственников. Сандерсон, Макэндрю и Бриджес обзванивали потенциальных свидетелей, компьютерщики вносили новые данные в полицейскую информационную систему ХОЛМС-2, выискивая в деталях похищения совпадения с десятками тысяч других преступлений. Детектив-констебль Граундс внимательно анализировал полученные результаты.
Марк задержался у двери, не решаясь переступить порог. Его мутило, голова гудела, перед глазами все плыло. Больше всего ему хотелось развернуться и удрать, но он понимал, что от ответственности все равно не уйти. Вздохнув, он направился к столу Чарли.
– Ты как раз вовремя, – приветливо сказала она. – Через десять минут совещание. Думала что-нибудь соврать, а вот и ты…
В такие дни Чарли особенно ему нравилась. Она никогда не осуждала его за безобразное поведение, недостойное профессионала, никогда не выдавала и всегда поддерживала. Марку было совестно, что она постоянно его прикрывает.
– Кофейку принести? – предложила Чарли. – Придешь в себя. И мозги на место встанут.
Она уже начала выбираться из-за стола, когда в комнате прозвенел громкий голос Хелен:
– Сержант Фуллер! Соблаговолили-таки почтить нас своим присутствием. Как мило.
У Марка упало сердце. Отсрочки не будет. Развернувшись на каблуках, он поплелся в кабинет Хелен – долгой дорогой стыда через всю комнату. Занятые своими делами коллеги исподтишка поглядывали на обреченного.
Марк закрыл за собой дверь и повернулся к Хелен. Сесть она ему не предложила, и он остался стоять. Ясное дело, она хотела, чтобы он прочувствовал всю глубину своего падения.
– Виноват, босс.
Хелен оторвалась от бумаг.
– Виноват? В чем?
– Что не пришел, как договаривались. Подвел…
По пути на работу Марк заготовил целую речь, но сейчас не мог вспомнить из нее ни одного слова. Нестерпимо болела голова. Казалось, пол качается у него под ногами. Поскорее бы отсюда убраться…
Хелен смотрела на него в упор, но расшифровать, что выражает ее взгляд, он, как обычно, затруднился бы. Злость? Разочарование? Или просто скуку? После долгого молчания она произнесла:
– Ладно.
Марк моргнул – что она имеет в виду?
– Может, объяснишь, что с тобой происходит? Опаздываешь. Пьешь. А на кого ты стал похож?
Возразить Марку было нечего. Он по опыту знал – когда Хелен разойдется, лучше ей не перечить.
– Я знаю, что у тебя было трудное время, но ты на волосок от вылета. Уиттакер давно ищет повод, чтобы тебя выгнать. Я этого не хочу. Но я должна знать, что происходит. У нас трудное дело. Мой заместитель должен быть в форме.
– Ну, пропустил вечером пару рюмашек…
– Не пойдет. Давай сначала.
Молотки в голове у Марка застучали сильнее.
– Ладно, не пару. Больше. Встретил старых приятелей…
– Еще раз соврешь, и я снимаю трубку и звоню Уиттакеру.
Марк опустил голову. Ему не нравилось, что Хелен заговорила о его пьянстве. Все знали, что она капли в рот не берет, и признаться в том, что да, прошлой ночью он упился вдрызг, значило предстать в ее глазах тряпкой, не заслуживающей ничего, кроме презрения.
– Где ты был?
– В «Единороге».
– Господи. И?..
– Пил с восьми до восьми. Лагер, виски, водку.
Вот так – взял и выложил.
– И давно это с тобой?
– Месяца два. Может, три.
– Каждый вечер?
Марк пожал плечами. Сказать «да» ему недоставало решимости, хотя все было ясно без слов. Они оба понимали: если он и дальше будет продолжать в том же духе, сопьется. За спиной Хелен висело зеркало, и Марк поймал в нем свое отражение. Он до сих пор считал себя привлекательным – высокий, стройный, с густыми вьющимися волосами, – да еще год назад он таким и был, но сейчас из зеркала на него глядел человек, стремительно катящийся на дно. Бледная безжизненная кожа, пустые глаза. Небритый, нечесаный.
– Завязывать надо.
Он не собирался откровенничать. Не хотел. Слова вырвались сами. Просто потому, что он больше не мог молчать. Ему требовалось с кем-то поговорить. А Хелен всегда относилась к нему справедливо. И он чувствовал себя ее должником.
– Это с моей стороны нечестно… По отношению к тебе, к команде. Ты не можешь вечно меня вытаскивать…
Хелен по-прежнему смотрела на него. Впервые за время разговора ее лицо смягчилось.
– Я тебя понимаю. Если тебе нужен отпуск – возьми. Но не вздумай уходить.
В ее голосе звучала стальная решимость:
– Ты слишком хорош, чтобы себя губить. Ты лучший детектив из всех, с кем я работала.
Марк не знал, что ей ответить. Он ждал насмешек, презрения, но Хелен, похоже, искренне хотела ему помочь. Они и в самом деле через многое вместе прошли – взять хоть расследование прошлогодних убийств на Пейджет-стрит. Он тогда показал себя с наилучшей стороны. И между ними сложились по-настоящему товарищеские отношения. В каком-то смысле ее доброта была хуже любой выволочки.
– Я помогу тебе, Марк, – продолжала Хелен. – Но ты должен начать работать. Мы расследуем убийство, и, если я говорю, что ты нужен мне там-то и там-то в девять тридцать утра, хоть тресни, но явись. Если не можешь или не хочешь – я устрою тебе перевод или временное отстранение. Ты меня понял?
