По окончании смены я направляюсь к штабу за зарплатой. Дьюк МакКатчен подтягивает ремни на кузове грузовика, полного ящиков с голубикой, предназначенных для транспортировки на фабрику. А с другой стороны машины их удерживает Шэй. Если прищуриться, то между этими двумя можно обнаружить семейное сходство, но для полной картины стоит прибавить еще пятнадцать килограмм веса, закрученные усы и футболку «Харли Дэвидсон». Дьюк слезает с кузова и садится за руль. Забавно, что, пройдя через очистительную машину на фабрике, эти самые ягоды попадут под мамины руки, мёрзнущие в перчатках и выбирающие неспелые или помятые ягоды.
Передо мной, в очереди за зарплатой, стоит один из мигрантов — низкий, но мускулистый парень с кожей красно-жёлтого цвета. Интересно, каково это иметь такой тёмный цвет кожи. Он называет свое имя миссис Вордвел с довольно сильным акцентом.
— Как ты сказал? — Она косится на него.
Он снова произносит имя. За мной начинается недовольное ворчание, и кто-то говорит:
— Это вообще на английский не похоже.
Мужчина напрягается и медленно повторяет имя в третий раз:
— Ал-е-хан-дро Сан-чес. Хотите, чтобы я произнёс по буквам?
Перешёптывания усиливаются.
— Так, заткнулись все сзади.
Миссис Вордвел находит выписку, отдаёт её мигранту, и он довольно быстро уходит. Хотела бы я знать, что эти люди говорят о нас в своих бараках. Да и тот факт, что они не хотят иметь с нами ничего общего, не стоит осуждения, особенно учитывая то, как мы обходимся с ними. Не остаётся ничего, кроме раздумий над вопросом, всегда ли существовала эта неприязнь. И я уверена, что невозможно было так проникнуться ненавистью только из-за Рианоны.
— Ты, — Вордвел впихивает все три наши выписки в мою руку, — не задерживай очередь.
Отходя, я слышу парочку смешков:
— Але-кто?
Мэгс и Нелл уже направляются к машине, последняя закрывает глаза от солнца и проверяет, поеду ли я с ними. Когда я наклоняюсь, чтобы забрать бутылку с водой, кто-то подходит ко мне сзади и засовывает пучок лютиков в передний карман рубашки. Это Джесси, и он так близко ко мне, что я чувствую запах его пота и дезодоранта. Джесси улыбается, обнажая свой отколотый зуб, который заставляет его казаться слегка бесшабашным.
— Вот так. — Он отступает назад, делает указательными и большими пальцами рук рамку и наводит её на меня. — Идеально.
Не способная связать и двух слов, я притрагиваюсь к цветам и наблюдаю за его уходящей фигурой.
Глава 7
Мама вытягивает сигарету из пачки и достаёт из кармана зажигалку, у основания её лба поблёскивают капли пота. Из-за жары невозможно ни есть, ни двигаться. Девчонки уже вышли на веранду и теперь спорят, играя в карты. Когда я отодвигаюсь на стуле от обеденного стола, мама вскидывает брови, смотря на меня.
— Не торопись. Теперь ты моешь посуду.
— Как долго?
— Пока не скажу прекратить.
Она трижды крутит колёсико зажигалки, а затем, отведя в сторону рот, подносит сигарету к пламени. Я набираю воду в раковину, наблюдая за мамой, и вспоминаю, как пару лет назад Мэгс отчаянно пыталась заставить бросить её курить. Чьи-то родители почти не курят, хотя вы просто этого не видите. Мэгс прятала от мамы пачки сигарет за диваном или на чердаке и раскладывала распечатки с сайта «Американской Ассоциации Пульмонологов» у неё на ночном столике. Просмотрев некоторые из них, я стала замечать определённые мелочи, такие как пятна от сигарет на кончиках маминых пальцев и желтоватый оттенок её кожи. В конечном итоге, когда Мэгс приклеила на холодильник стикер «Нет курению» посреди всех вырезок из театральных постановок, в которых участвовала Нелл, мама решительно сказала:
— Маргарет, довольно.
Мэгс впилась в неё взглядом, сжав руки в кулаки.
— Они убивают тебя. Разве тебя это не волнует?
Мама моргнула, а возможно и сморщилась, затем отвернулась и захлопнула пачку сигарет.
— Если я увижу, что хоть одна сигарета пропала, вычту за неё деньги из твоего сберегательного счета.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
По мне стекает пот, пока я тру щёткой тарелки и промываю их под водой. В окно, расположенное над раковиной, бьётся майский жук. И я задумчиво наблюдаю за ним.
— Хант был когда-нибудь женат?
Мама кашляет за моей спиной.
— С чего ты об этом думаешь?
Своим вопросом я совсем сбиваю маму с толку, из-за чего она перестаёт сердиться на меня. Я рада, что Либби до сих пор на работе и не сможет напомнить маме причину такого отношения.
— Просто интересно.
Она замолкает на мгновение. Когда я оборачиваюсь, мама выпускает дым из ноздрей и наблюдает, как он поднимается, подобно порхающим крыльям мотылька, в липком вечернем воздухе.
— Был. До того, как мы с ним познакомились.
— Что случилось?
Мама пожимает плечами. Сквозь её старую блузку без рукавов, потерявшую цвет от стирки, видны острые ключицы.
— Не срослось. Вообще как-то не принято спрашивать о бывших.
А это означает, что всё-таки они разговаривали на данную тему. Я ставлю мокрую тарелку на подставку.
— Что ж, она определенно дура, раз разошлась с Хантом.
— Ха, ты так считаешь?
Тон её голоса напоминает мне, что у мамы тоже есть парочка мнений о дураках. Но я всё равно не отстану от неё.
— Ага. Серьёзно, Хант крутой. Он хороший человек, всегда помогает по хозяйству и неплохо зарабатывает на фабрике, разве нет? И выглядит он ничего для его-то возраста.
Мои слова повисают в воздухе, когда я вспоминаю слова мамы о беременности, сказанные этим утром. Точно. Я тоже должна сердиться на неё.
Мама наклоняет голову набок.
— Хант отделал этот дом со своей женой. Трейлер на заднем дворе он поставил, чтобы его мать жила поблизости. Хотел построить амбар, чтобы жена могла держать лошадей. — Затушив сигарету в хрустальной пепельнице, мама сдавливает пачку в поисках новой. Она продолжает носить обручальное кольцо, купленное папой в ломбарде на недельную зарплату. На кольце выгравированы имена какой-то парочки, но мама на них не обращает внимания. Родители в шутку называли друг друга Вэнди и Грэг, а иногда даже подписывали открытки этими именами. — Их брак стал разрушаться, как только был заложен фундамент амбара. Хант засыпал его землёй, чтобы бы вы там не упали и не сломали себе шеи, пока бегаете по лесу.
— Я понятия не имела. — Она приподнимает одно плечо. — Подожди. Это там, где растут люпины?
— Угу. Он посадил их.
Я давно не ходила так далеко в лес, но всё же могу представить, как под лёгким ветром колышется целое море белых, розовых и фиолетовых цветов. Как бы всё не закончилось между этой парой, вряд ли Хант затаил в сердце какую-то обиду, раз он посадил цветы на том месте, где должна была продолжиться их совместная жизнь.
— А что с его мамой?
— У неё диагностировали болезнь Альцгеймера, и она попала в дом для престарелых, — говорит мама, рассматривая кончик сигареты. — Думаю, что она уже умерла.
Вытирая досуха салатницу, я подхожу ко входной двери и слежу за игрой в карты Мэгс и Нелл.
— Нелли, — спрашиваю я. — Что вчера случилось в фильме? Я практически ничего не посмотрела.
Она ударяет себя ладонью по груди и падает на пол.
— Ох!
— Не-е-е-т. — Мэгс поднимает голову, но уже слишком поздно. Нелл не остановить.
Она пересказывает весь сюжет, попеременно возвращаясь к тем деталям, о которых забыла рассказать. При этом она успевает гримасничать, заставляя меня заходиться смехом. Мэгс бросает на меня неодобрительный взгляд.
— Спасибо. Она только об этом и говорила после кино.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Мне всё равно, потому что мне фильм о-о-очень понравился. — Щёки Нелл вспыхивают. Она мечтает об экранном Джеймсе Дине, таком красивом, озарённом лучами прожектора и невероятном актёре. — Больше всего мне понравилась сцена, в которой Кэл и Абра целуются на самом верху колеса обозрения, — вздыхает она. — Это было просто идеально. Вокруг них целый город, но в то же время они одни. Так и должно быть. — Она закрывает глаза, и я желаю, чтобы Нелл закончила свой рассказ, начиная жалеть, что вообще подняла эту тему. Она подносит руку к груди так, как будто двигается во сне.
