На южном поле мы собрали уже все ягоды и теперь перешли на возвышенность. Я оказываюсь в паре рядов от Шэя. Замечаю, что подсознательно подстраиваюсь под его бешеный темп, и начинаю задыхаться.
Он работает просто на лету. Почему я не замечала этого прошлым летом? Начав собирать ягоды в одном ряду, он управляется так быстро, что не успеваешь оглянуться, как он уже дошёл до середины второго и так легко машет руками, словно разгребает снег. От него повсюду разбросаны листья и палочки. Когда Шэй наполняет ещё три ящика, я просто не могу сдержаться:
— Ты уберёшь за собой? — тихо говорю я.
Поначалу кажется, что он просто проигнорирует меня, но затем:
— Ты проверяешь качество работы?
— Просто ты очень быстрый.
— Я и не сомневался, что ты любишь по-другому. — Я сжимаю челюсти. — Только и всего.
— Если Боб заметит листья или другой мусор в ящиках, тебе несдобровать.
— Ты заботишься обо мне?
Шэй оборачивается, привлекая моё внимание. Он задаёт мне вопрос совершенно иным, грубым голосом:
— Тебе больше нечего сказать?
Я не поднимаю на него глаза: чувствую, как горит моя кожа, и надеюсь, что он вскоре успокоится. Шэй фыркает и что-то бубнит себе под нос.
Мы возвращаемся к работе. Я собираю ягоды так усердно, что мои руки готовы просто отвалиться, и к обеденному времени я отстаю от парня только на два ящика.
Откусив, я протягиваю:
— Это невероятно.
Нелл кивает, разламывая свой сэндвич на несколько маленьких частей.
— Я испекла хлеб.
— Чёрт, правда? Он потрясный.
Мэгс отряхивает руки.
— Лучше того, что покупает мама.
— Ещё как.
Я пью воду, замечая серебряный блеск на шее Нелл. Господи. Она снова надела ожерелье. Нелл спрятала его под рубашку, но я всё равно замечаю, как из-под неё выступает подвеска в виде двух масок. Вообще это шпилька, которую на самом деле дали всем участникам одноактной пьесы, ставившейся два года назад. Но Нелл продела через неё старую цепочку, как будто эта шпилька была дана только ей. Прошлым летом я предупредила её, что сорву эту подвеску с её шеи, как только замечу. И сейчас Нелл точно поняла, что я её увидела. Она вздрагивает и опускает взгляд.
Вскоре к нам подходит Джесси. Он стоит настолько близко, что наши с ним руки соприкасаются.
Он кивает Мэгс и Нелл.
— Дамы. — Его рубашка расстёгнута.
Мэгс отодвигается в сторону.
— Привет.
Она могла бы быть более приветливой.
Он выдёргивает из земли пучок травинок и крутит их между ладонями. При этом он дует между ними, чтобы получился протяжный, свистящий звук как у казу[2].
— Противный день. Ставлю десятку, что к двум часам нас всех отпустят.
Нелл пристально смотрит на его руки.
— Как ты это сделал?
— Вот это? — Он повторяет свой трюк и отбрасывает в сторону листики. — Свистящая трава.
Нелл меняется в лице, как будто ей сказали, что низ — это верх, а звёзды — лампочки инопланетян. Как будто это шутка, но ты всё равно должен в неё поверить.
— Он прикалывается, — отрезает Мэгс. — Не бывает свистящей травы.
— Конечно же бывает, — Джесси улыбается Нелл, и я определенно замечаю, когда он очаровывает её. А сколько было разговоров, что Джесси Бушар недостаточно хорош. Нелл нужно привязать мешки с песком к талии, чтобы её не сдул даже самый легкий ветерок. — Если хочешь найти её, нужно быть внимательнее. Попадается она только один раз из шестнадцати.
Она наклоняется к земле, расплываясь в улыбке.
— Где? Травинки ничем не различаются.
— Смотри тёмно-синие листочки. Вот такие. — Нелл срывает травинку, крутит между ладонями и дует в неё. Тишина. — Не повезло. Продолжай поиски. Она должна быть вот там. — Джесси, наконец, поднимает взгляд на меня. — Ты будешь на выходных?
— Где?
— Ты же знаешь. Карьер. Кино на улице. Дом Кэт.
Внутри меня растекается тепло, но проницательный взгляд Мэгс заставляет меня не глупить.
— Всё может быть.
Больше я ничего не говорю, и Джесси поднимается с земли.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Чтобы точно удостовериться, мне самому нужно тебя туда привезти. — Я откидываюсь на локтях. — Без обид.
Мы оборачиваемся на звук шуршащих по гравию шин и видим подъезжающую полицейскую машину. С лица Джесси исчезает улыбка.
Все наблюдают за тем, как паркуется машина и из неё вылезает полицейский, ступая в блестящих ботинках на землю. Трудно поверить, что в это же время в прошлом году я сидела в полицейском участке на допросе у сотрудника полиции по фамилии Эджкомб, который спрашивал: «Ты была участницей произошедшего прошлой ночью?»
Я ответила отрицательно.
«Но в прошлом ты была замешана в таком».
«Это ни о чём не говорит», — подумала я.
«Что случилось с Рианоной? Почему допрашивают меня?» — спросила я.
Миссис Вордвел встаёт и ковыляет в сторону полицейских, чтобы мы не услышали их разговор. Это два довольно молодых парня в солнцезащитных очках и с короткими стрижками. Они стоят, уперев руки в бока, и оглядывают всех работников.
Почувствовав пристальный взгляд, я понимаю, как нелепо мы все выглядим: мигранты обособились с левой стороны, а мы — с правой. Пара приезжих женщин в запятнанных бейсболках перешёптываются между собой и поворачиваются к нам спиной. И дело не в расизме, ведь все мы из одной плоти и крови. Различие только в том, как они ведут себя, как работают на полях, — кажется, что они видят в них что-то особенное и собрали на них всё, что только можно было, кроме сельдерея в Калифорнии и яблок в Массачусетсе. Они также не собираются оставаться жить в таком запылившемся местечке как Сасаноа. И именно поэтому мигранты будут для нас городских — чужими и непонятными.
Появляется мистер Вордвел и присоединяется к своей жене, снимая с рук перчатки. Копы говорят, а Вордвелы только слушают. Потом я слышу, как миссис Вордвел восклицает:
— О, Господи.
Она подносит к лицу ладони, пока полицейские продолжают рассказ, и её руки падают.
— Её нашли, — тихо говорит Мэгс. — Должно быть.
Теперь мы должны Джесси десять долларов. Нас отпускают по домам, когда начинается дождь. Обычно миссис Вордвел заставляет нас работать, пока мы не промокнем до нитки, но сегодня Боб сигналит три раза и кричит:
— Завтра все приходим с утра пораньше.
Мигранты забирают свои контейнеры из-под еды и направляются к баракам. На спину к одному из них уселась маленькая девочка и свесила ножки.
На Пятнадцатом шоссе вдоль лесополосы припаркованы машины полицейских из Сасаноа и из штата. Когда мы проезжаем мимо них, я замечаю копов в дождевиках и светоотражающих жилетах, бродящих между деревьев. В этот момент окно запотевает от моего дыхания и скрывает их от меня.
— Она не может быть там, — говорит Нелл тихим голосом. — Мы же искали. Мы искали по всему лесу.
Поисковая группа прочесала все пустоши и леса вплоть до пруда Грэйт-Понд. Должно быть, они нашли довольно много старых гильз и пивных банок. Но я не уверена, потому что не принимала участие в поисках.
Вернувшись домой, я первым делом принимаю душ, а Мэгс исчезает в своей комнате, чтобы проверить новости в интернете. В то время, когда я захожу на кухню попить воды, из трейлера к нам возвращается Нелл с мокрыми и зачёсанными назад волосами. Мы с ней очень редко проводим время только вдвоём, именно поэтому я останавливаю её на веранде, хватая пальцами её подвеску.
— Это ещё что такое?
Она накрывает её своей ладонью и сверкает на меня уязвлённым взглядом.
— Ничего.
— Не надо мне тут. Ты обещала. — Она смотрит на свои ноги. — Нелл. Ты поклялась. Давай снимай.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Она шепчет мне в ответ:
— Нет.
Я хватаю цепочку. Но Нелл бесшумно проскакивает мимо меня на кухню. Я дёргаю её за локоть назад, но замираю, когда замечаю Мэгс, стоящую на лестнице.
Мои пальцы разжимаются, и выражение лица смягчается. Надеясь, что всё это похоже на обыкновенное валяние дурака. Поведение Нелл мне тоже не помогает: она без слов уходит в гостиную, оставив меня наедине с сестрой. Не знаю, как много услышала Мэгс, но, надеюсь, совсем немного. Я спрашиваю её:
