— Не ошибаетесь, — ответил Монастырский рассеянно. Он продолжал изучать незнакомую ему экзотическую обстановку ресторана.
— И много у вас членов клуба?
— Много, несколько миллионов.
— Несколько миллионов, я не ошибся или тысяч? — переспросил пораженный Боб.
— Миллионов, миллионов, не ошиблись.
— Откуда же столько? — Трентон был озадачен.
— Чему вы удивляетесь? — пожал плечами Монастырский. — Общество объединяет рабочих и служащих одного из самых больших советских профсоюзов, и советы, ну отделения, что ли, общества есть по всей стране. Если считать все республиканские, областные, городские, районные, то, пожалуй, к тысяче подберется.
— С ума сойти! — вмешалась Кэрол. — А женщины тоже есть у вас?
— Мы не женоненавистники, — улыбнулся Монастырский, — у нас равноправие.
— И все красивые и молодые? — задала Кэрол новый вопрос.
— Не болтай глупостей, — оборвал ее Трентон. На мгновение в его черных влажных глазах мелькнул яростный блеск, а губы превратились в две нитки.
«Ого, — подумал Монастырский, — вот каким ты, оказывается, можешь быть! Это с женой, а представляю с подчиненными…» Но Трентон уже снова улыбался, он весь светился добродушием.
— И что, все в равных условиях?
— Да нет, к сожалению, — покрутил головой Монастырский. — Конечно, есть у кого базы лучше, тренеры квалифицированней, оснащение богаче. В крупных городах, например. Но возможность заниматься создаем всем.
— А деньги? Где берете? Есть жертвователи? Я имею в виду, разумеется, не частных лиц.
— У нас главный жертвователь — государство, — серьезно пояснил Монастырский. — Профсоюз тоже на спорт не жалеет. Словом, начальству жалуемся, что денег мало, но вам по секрету скажу, что хватает.
Трентон рассмеялся своим странным серебристым смехом.
— А вот вы, много получаете? Лично вы? У вас хороший заработок?
— Э, мистер Трентон, — Монастырский погрозил ему пальцем, — это, знаете ли, тайна. А то скажу вам, а вы разболтаете моему налоговому инспектору.
— Ха-ха-ха! — заливался Трентон. — Ох, вы же и шутник1 Налоговому инспектору! Как я вас понимаю! Знаете, когда я слышу это слово, у меня прибавляется седых волос.
— Значит, не часто слышите — что-то я у вас ни одного седого волоса не вижу.
— Так он же их красит, — простодушно заметила Кэрол, но у Боба хватило ума не переводить, так что Монастырский остался в неведении. Зато Трентон бросил на свою жену взгляд, который, если бы мог убивать, уложил ее, как пуля в лоб.
В этот момент Рамирес закончил затянувшееся совещание с метрдотелем и начал со вкусом рассказывать, какие их ожидают гастрономические чудеса.
— Но главное, конечно, молочный поросенок! Ручаюсь, такого вы не пробовали никогда. Кто что пьет?
— Кьянти у них есть? — спросил Трентон, немало удивив Рамиреса.
— Кьянти? Итальянское? Может, виски? Нет? Джин? Ну тогда Сангрию, тоже на красном вине?
Но Трентон упорствовал. Виски, причем двойной, заказала Кэрол. Боб попросил сок, а Монастырский сказал, что ему все равно. Через минуту стол был уставлен блюдами, кувшинчиками, графинами, бутылками, и пиршество началось.
Прерываемая традиционными тостами, продолжалась беседа. Рамирес повествовал все более хмелевшей Кэрол об исторических памятниках испанской столицы, которые ей обязательно надо осмотреть.
Трентон гнул свою линию.
— Многие в вашем клубе занимаются самбо? — задал он очередной вопрос.
— Да, как раз с единоборствами у нас в «Эстафете» дело обстоит неплохо, — скрывая гордость, ответил Монастырский. — Воспитали семь чемпионов страны, и сейчас трое наших в сборной.
— А чемпионы что, кончились? — поинтересовался Трентон.
— Двое перестали выступать, трое перестали быть чемпионами, но двое и в этом году выиграли первенство страны, только они теперь в других обществах.
— Как в других? — не понял Трентон.
— Один теперь в другом профсоюзе, второй переехал в город, где нашего совета нет.
— Как же так? — заволновался Трентон. — Разве нельзя было удержать, сохранить? Чемпионы ведь! Это же престижно!
— Безусловно. Но, в конце концов, какая разница, за кого они выступают? Воспитала их «Эстафета». Это общеизвестно.
Некоторое время Трентон обдумывал услышанное, потом снова принялся за вопросы.
— У вас не заключают контракты со спортсменами?
— Нет, у нас ведь нет профессионального спорта, — сухо заметил Монастырский. Ему не нравилось направление разговора.
— Да, да, конечно. А с тренерами?
— Тренеры, как и другие наши служащие, получают зарплату. Хотя есть и так называемые почасовики.
— Правда, что ваши тренеры работают в других странах?
— Конечно, — ответил Монастырский. — У нас много тренеров в Африке, в Азии, в Латинской Америке. Есть и в Европе, хоть в Испании например.
Трентон опять помолчал, наконец спросил:
— Вы бы согласились послать тренера в США?
Он впился глазами в Монастырского. Вопрос имел для него, видимо, огромное значение, и он с тревогой ждал ответа.
— Почему же нет? — сказал Монастырский. — По какому виду спорта, на какой срок?
— По борьбе самбо. На полгода, год, — быстро ответил Трентон. Он облегченно вздохнул. Главная цель его приезда в Мадрид была достигнута, и без всякого труда.
— А у вас уже есть самбисты? — поинтересовался Монастырский.
— Вообще в штатах есть, у меня же практически нет, — признался Трентон. — Хотя вот здесь в команде двое, но я их готовых купил… то есть они перешли в мой клуб. Есть борцы вольники, дзюдоисты; они хотят заниматься борьбой самбо и уже изучают ее. Если вы мне пришлете хорошего тренера, думаю, я быстро сумею создать команду.
— Что ж, пожалуйста. Давайте так, господин Трентон, напишите нам официальное письмо, укажите ваши пожелания, срок, вид спорта, материальные условия. Мы рассмотрим. Не сомневаюсь, просьбу вашу удовлетворят. И тренера подберут первоклассного. — Он улыбнулся. — Мы конкуренции не боимся. А вот чтобы самбо развивалось во всем мире, крайне заинтересованы.
— Условия любые! — быстро заговорил Трентон. — Авиабилет туда-обратно в первом классе. Лучший отель, питание, жалованье какое скажете. Если тренер не знает английского, будет переводчик. Словом, все. Только чтобы тренер был самый лучший. И чтоб работал добросовестно, как будто готовит своих.
— Мистер Трентон, — Монастырский нахмурился, — если уж мы вам пришлем тренера, то можете быть уверены, что он будет работать добросовестно. Иначе у нас не бывает. Сообщаю вам для сведения, что наш тренер на Кубе подготовил таких боксеров, что мы им проигрываем. И мы считаем его отличным работником, добросовестно делающим свое дело. Так что не беспокойтесь.
Беседу прервали музыканты. Пятеро красивых парней, в старинных костюмах, в черных чулках, обтягивающих мускулистые ноги, в беретах, с гитарами, остановились у их столика и запели. Они пели испанские, итальянские, неаполитанские песни. Узнав, что есть гость из Москвы, исполнили «Очи черные» и «Калинку».
Они пели прекрасно. У всех были сильные, отлично поставленные голоса, которых не постыдился бы и оперный певец. И Монастырский немало удивился, узнав, что это студенты университета, причем технического факультета, зарабатывающие таким образом на учебу, и что таких певцов множество в ночных ресторанах Мадрида.
Закончив петь, студенты с достоинством поклонились, не прячась, приняли несколько денежных купюр, которые вручил им Рамирес, и перешли в следующий зальчик. Вскоре оттуда донеслось их чарующее пение.
Время пробежало незаметно, и когда Рамирес доставил Монастырского в отель, тот обнаружил, что уже два часа ночи. Идти к тренерам было поздно, и, коря себя за то, что так и не сумел позвонить, Монастырский принял душ и лег спать.
Глава III. Коррида
Финал Кубка мира по борьбе самбо разыгрывался в зале университетского спортгородка. Там же происходили и тренировки, и на следующее утро микроавтобус мчал советскую команду по оживленным улицам на окраину, к университету. Миновав сады Эль Прадо, въехали в университетский город, именно город. Мадридский университетский центр едва ли не крупнейший в Европе. Здесь расположено более сотни зданий факультетов, лабораторий, библиотек.
Подъехали к спортивному комплексу — отелю, залу, стадиону. В не очень большом, но компактном спортзале с неизменными каменными трибунами был уложен ковер — здесь на следующий день начинался розыгрыш Кубка мира по борьбе самбо. В зале царила прохлада, особенно приятная после уличной жары.
Прибыла американская команда во главе с Трентоном, японская.
В перерыве Монастырский вышел погреться на солнце— в зале на каменных трибунах он основательно замерз. Поднявшись по лестнице и пройдя асфальтовой дорожкой, проложенной меж газонов, он вышел к большому, упрятанному в котловину стадиону. Отсюда, где он стоял, хорошо просматривалось зеленое аккуратное поле, желтые секторы для прыжков, красная беговая дорожка.
