прядки.
– Ты что же, хочешь делить постель с малолеткой? Ах ты негодник! – Чонса щелкнула языком и неприятно хихикнула. Колючка тут же поднял иголки и стал прежним, заносчивым и злым.
Сразу задышалось как-то легче.
– Ведьма!
– Коротышка. – Встав на цыпочки рядом с Джо, Чонса щелкнула зубами у его носа.
– Мы одного роста, – кисло ответил Джолант, но этот привычный аргумент встретил только еще один смешок Чонсы. Она положила свои шестипалые ладони на плечи девочки и слабенько их помяла. Дитя качнулось, как кукла. Глянув на них, Джо внезапно спросил: – А у тебя есть сестры или братья?
– Не знаю.
Она пропустила волосы малышки сквозь пальцы и рассеянно начала плести косицу. Чонса скучала по длинным волосам, хотя, конечно, в дороге и в бою от них мало прока, но красиво же: расчесывать щеткой, украшать цветами и гребнями, укладывать, как настоящая девушка.
– Брок не говорил? Я была младенцем, когда оказалась в малефикоруме.
Малефикорум – это высокие стены, нудные мантры, старики и воины, молитвы, медитации и общество таких же «одаренных», как она. Не место для детей. Это пристанище сломанных душ, уродцев и маленьких человечков с глазами битых зверят. Ничего общего с пансионом для девиц или приютом, если честно.
В голосе у неё не прозвучало ноток, которые могли бы вызвать жалость, но Джо – глупый чувствительный мальчик – коснулся её руки. Чонса вздрогнула от неожиданности.
– Мне жаль.
– А мне нет, – ответила она слишком быстро. – Ведь чем меньше тварей вроде меня, тем лучше. Разве нет?
Джо хотел сказать что-то ещё, но малефика не дала ему закончить.
– Мы спать.
Она поднялась по лестнице, ведя за собой девочку, и оглянулась только на самом верху. Джолант присел возле очага, обнял колени и смотрел в огонь. Чонса залюбовалась правильным профилем, хоть на монетах чекань, и грустью во всем его ссутуленном облике. Повела носом.
Кажется, Колючка-Джо скучал по своей семье.
Оставшийся путь они проделали медленнее, чем ожидалось, хотя шли по утоптанному тракту, пуская коней бодрой рысью. Заболел Джо – в седле держался, но был зелен, к вечеру следующего дня начал кашлять и получил от Чонсы большую порцию крепко заваренных трав, таких приторных от меда, что несчастный занемог вовсе и блевал всю ночь. Так и плелся теперь в самом хвосте, а синеглазка перекочевала на руки Брока к его неудовольствию.
Стража встретила их на подступах к Дормсмуту, где нетронутость лиственных лесов сменилась мельницами и закрытыми на зиму коровниками и свинарниками. Чуть дальше, на возвышении, уже можно было рассмотреть одинокую башню-часовню малефикорума, за которой и пряталось «золотое сердце Бринмора» – Дормсмут. Пока её закрывали высокие шпили редких старых сосен. Снега насыпало по самые верхушки, Чонсе было больно смотреть, так слезились глаза. Да и на что здесь смотреть? Всё знакомо до боли. Каждая маленькая деревушка от лесной заставы на севере до Ноктовых болот на западе, всё изучено ей еще в детстве, когда она была жутко непослушной, постоянно сбегала и получала розог. Поперек её спины до сих пор остались белые шрамы, где расходилась тонкая детская кожа.
Стражи оказались хмурыми, как полагается тем, кто живет под боком у колдунов. Чонса криво ухмыльнулась со своего седла, поприветствовав доблестных блюстителей закона панибратским жестом от виска. Её проигнорировали.
– Мастер Брок, мастер Джолант. Мы получили доклады и ждали вашего возвращения. Гонец прибыл уже два дня тому назад.
– Да, возникли… сложности.
«Сложность» продолжала хранить молчание. Не плакала и не жаловалась на жизнь, глядела как будто сквозь, но хотя бы снова начала есть, выспавшись в неуютном, но теплом жилище близ Аэрна в объятьях Чонсы.
Стражи взяли их под охрану, Брок выехал вперед, оставив Чонсу с Джо позади. Замыкал процессию стражник, что держал руку на оголовье меча. Девушка заметила, что лед между ключниками так и не тронулся, но Колючка не стал спорить, когда Брок все же настоял на том, чтобы показать ребенка монахам малефикорума.
– Тебе не кажется, что старик мог ошибиться? – решила завязать разговор с парнем Чонса.
– Тебе не кажется, что это не твое дело? – Он говорил в нос. – В любом случае, её проверят.
– А ты знаешь, как проверяют таких, как мы?
Он молча чуть повернулся к ней. Обратил свое лицо, слишком симпатичное для ключника, холеное даже с красными глазами и носом. Чонса усмехнулась, наклонившись к нему, и понизила голос до заговорщического шепота. Ей не понравилось, что у Джо поменялся запах: к сухоцветам лаванды и можжевельнику из дорогой подушечки добавился острый гвоздичный запах мази против простуды и кислый – рвоты.
– Значит, не знаешь.
Его терпения хватило на пару минут. Тишину разбивал только скрип снега под копытами коней, приглушенный бубнёж впереди и шмыганье носом с соседнего коня.
– И как же?
Чонса торжествующе рассмеялась. Смех у неё был неприятный, лающий и хрипловатый.
– Ты же в курсе, что в малефикорумах нет Костей Мира? Иначе бы наше обучение было невозможно. Не получится контролировать силы, которые не чувствуешь. Так вот, Колючка, это обман.
– Обман? Что именно?
– Есть одна великая тайна, Колючка. В проклятом подвале каждого малефикорума есть белая-белая комната. – Она говорила напевно, так детям рассказывают страшилки. – Стены там из извести, и в этой комнате есть бассейн из Кости. Вода там ледяная. Обычный ребенок будет стучать зубами, а малефик не сможет двигаться и начнет тонуть.
– Это же… Макание ведьм из Тёмных веков, верно?
Чонса с интересом глянула на Джо. Он выглядел пораженным, но быстро вернул себе лицо. Глупое и смешное с этим красным опухшим носом.
– Пытки Инквизиции, они самые, любимые. Пережитки тех времен, но они оказались действенными. «Святая вода» нас не принимает. Это всё равно, что погрузиться в кипяток. Каждая клеточка кричит от боли.
– Звучит жестоко.
– Да, даже очень. Из трех утопленников-малефиков двое умирают.
– Тонут?
– Нет. Просто это слишком больно. У детей останавливается сердце.
Они молчали весь оставшийся путь до ворот. Забавно: Чонса не помнила, как оказалась тут, но каждый раз, проезжая мимо тяжелых створок, испытывала тот же страх, что и в первый. Словно младенец, каким была Чонса двадцать восемь лет назад, мог знать, что предвещают висящие на дверях гербы: жёлтый фон, шесть замков, один ключ, чья бороздка походила на сколотые клыки.
Их разделили в Дормсмутском малефикоруме: Чонсу и девочку увели в дормитории, Брока и Джоланта – в казармы при храме. Они не попрощались, просто разошлись в разные стороны, пусть и зная, что эта встреча может оказаться для них последней. Никто не помешает викарию дать Чонсе
