Больше всего она досадовала на то, как ловко Клэй припер ее к стенке. В субботу огорошил предложением, а в понедельник подсунул этот гнусный документ.
В воскресенье, между двумя этими событиями, он пригласил ее съездить в Нью-Йорк — выбрать ресторан для свадебного торжества и посмотреть его квартиру, по его словам, очень большую и очень запущенную. Синтия обрадовалась поездке. В воскресенье, в отличном настроении, она заехала в свой магазин, прикрепила на дверях табличку «закрыто», позвонила матери и попросила ее подержать у себя девочек еще пару дней.
Поездка в Нью-Йорк была просто рай: сплошные надежды, сплошная благодать. Самый счастливый день в ее жизни! Небо было безоблачно синее, а воздух просто опьянял — как и страстные речи Клэя об их блестящем совместном будущем. Шоссе, не запруженное бесконечным потоком машин, как летом, казалось гладкой серебристой лентой, ведущей к новой, яркой, богатой событиями жизни.
Синтия не отрывала от Клэя сияющих глаз. Его лицо в профиль (чем не профиль президента?), густые седые волосы, которые ерошил ветер, живые, внимательные глаза нравились ей, возбуждали, но притягательнее всего было то, что он ведет такую жизнь!
Он много ездил по свету, побывал в Европе, Китае, Индии, Африке. Велфорд — всего лишь одна из точек на его жизненном пути. А она сама — всего одна из сотен женщин, которых он знал. Он большой человек, финансовый директор компании ТГТ. У него в подчинении целый отдел, и все перед ним трепещут. Судьба сорока человек в его руках. Сам Клэй не очень доволен своей карьерой: он мог бы подняться гораздо выше, если бы не просчеты с капиталовложениями и другие сторонние интересы. По натуре он игрок: то выигрывает миллионы, то теряет, то выигрывает снова. Но играл он не за карточным столом и не на людном ипподроме, а по телефону, сидя за внушительным письменным столом, отдавая распоряжения брокерам, производя в уме вычисления — быстро и точно, как счетная машина.
Клэй отлично разбирался в самых разных предметах — в политике, бизнесе, истории, мореходстве, — тогда как Синтия имела обо всем этом самое смутное понятие. Он на голову выше меня, думала она виновато. И предвкушала, что рядом с ним сама будет расти, а не падать все ниже, опускаясь до примитивного, чисто биологического уровня, как с Джоном Роджаком или Элом. Она станет духовно богаче, если будет замужем за Клэем.
Воскресным вечером они поужинали в ближайшем к его дому ресторанчике. В понедельник, когда он уходил, она еще спала, и они встретились за ланчем в «Лютеции». Посмотрев на цены в его меню (в меню, которое подали ей, цены не были указаны), Синтия поняла, что этот ланч обойдется в такую сумму, которой хватило бы на недельный запас продуктов для целой семьи.
Потом они поднялись посмотреть верхний зал и решили, что он им подойдет. После церемонии бракосочетания здесь накроют праздничный стол. Синтия выберет меню и разошлет приглашения, а Клэй все оплатит. Пока что все шло прекрасно, и Синтия в душе ликовала.
После ланча она пошла побродить по магазину Блумингдейла и старалась привыкнуть к мысли, что когда-нибудь и она будет ездить сюда за покупками. Потом вернулась в квартиру Клэя и приняла ванну.
Эта огромная квартира — одиннадцать комнат — была действительно запущена, и здесь пригодятся ее знания и вкус. Стулья и диваны с ободранной обивкой, столы и комоды в пятнах и царапинах (правда, среди хлама попадались и добротные вещи), ванны с ржавыми потеками на стенках, еще довоенный эмалированный газовый холодильник. Но сама квартира — выгодное помещение капитала. Клэй купил ее, когда жилье стоило еще дешево. Безобразие, что Мэрион вывезла почти всю хорошую мебель, а у него была даже антикварная, в стиле Людовика XVI. После развода Клэй продал их дом в штате Коннектикут, отдал часть денег Мэрион и разрешил ей вывезти все, что она захочет. Подумать только! Как он мог сделать такую глупость?
Квартира оставалась в том же виде, в каком он ее купил. Стены в гостиной были ядовито-зеленого цвета, как воды Нила; в местах, где у прежних жильцов висели картины, зелень была чуть светлее. Повсюду грязь, мерзость и запустение. Но она отнеслась к этому спокойно. То, что квартира у него неблагоустроенная и Синтии. придется приводить ее в порядок, предусматривалось заранее, и ее роль в предстоящем союзе от этого только повышалась. А сложность задачи ее даже воодушевляла.
Клэй пришел домой ровно в пять тридцать, по дороге купив продукты на ужин.
— Четыре бараньи отбивные, свежая спаржа, спелая дыня и четверть фунта отличной ветчины, — приговаривал он, вынимая покупки из мешка и гордясь тем, что придумал такое изысканное и малокалорийное меню. Синтия была не голодна, но оттого, что он позаботился о еде для них обоих, ей стало весело и легко на душе. Она обняла его — такого образованного, умудренного опытом и, как теперь оказалось, такого заботливого и хозяйственного, — и от умиления, что в нем соединялись все эти несоединимые черты, вновь испытала к нему прилив нежности.
Мартини они пили в гостиной. В слабом свете сорокасвечовых ламп огромная комната казалась не такой обшарпанной. Густая шевелюра Клэя отливала серебром — прямо Зевс, но немножко и панда.
Сидя рядышком на диване, они говорили о том, что Синтия видела в Блумингдейле, как она нашла остановку нужного автобуса, попробовала войти в дом через черный ход, познакомилась с симпатичным швейцаром, осмотрела мусоропроводную систему. Было ясно: впереди у них счастливая совместная жизнь. Потом Синтия готовила ужин на старой плите с шестью конфорками, и они обнаружили, что оба любят отбивные с кровью, а спаржу чуть жестковатую.
Ужинали они на кухне. Клэй помог Синтии убрать со стола и сделал кофе — растворимый (он привык к нему с того времени, когда жил на семьдесят пять долларов в неделю и не мог позволить себе покупать натуральный кофе).
— Поженимся — купим посудомоечную машину. Или вообще оборудуем кухню заново. Как ты думаешь?
— Пожалуй, — согласилась Синтия.
Пить кофе они вернулись в гостиную. Чашечки были простые, щербатые — весь лиможский фарфор увезла Мэрион. Клэй решил затопить камин. Глядя, как он возится с дровами, Синтия тихо ликовала: наконец-то ей удалось найти человека с такими достоинствами — и такого доброго. Многие женщины, наверно, восприняли бы это как должное, но Синтии, после горького опыта с Джоном и Элом, мужская доброта казалась чудом.
Огонь в камине разгорелся. Раньше она не представляла себе, чтобы в городской квартире мог быть действующий камин. Когда Клэй снова сел рядом с ней на диван с линяющей темно-красной обивкой, Синтия заметила, что настроение у него неуловимо изменилось.
— Мне пришлось сегодня заглянуть в контору к Эду Розену, — начал он. — Это мой адвокат. Я тебе о нем уже рассказывал, помнишь? Он вел мой бракоразводный процесс.
— Что-нибудь стряслось?
— Ничего особенного. Просто когда я позвонил ему утром и сказал, что женюсь, он стал поздравлять и вроде был очень рад за меня. А после обеда позвонил уже сам и предложил к нему заехать.
Клэй замолчал. Вид у него был подавленный.
— И что же?
— Он хотел, чтобы я тебе передал… подожди, я принесу. — Клэй нехотя поднялся, пошел за своим «дипломатом» в прихожую и вынул оттуда сложенные вдвое листы.
— Что это такое?
— Брачный контракт.
— А-а…
— Это в наших общих интересах. Чтобы обезопасить и тебя, и меня.
— Обезопасить? От чего?
— Эд считает, что после того как Мэрион меня так обобрала, а я, как последний идиот, выложил столько денег, надо заключить контракт.
— А в чем он, собственно, состоит? — Голос Синтии звучал совершенно ровно и спокойно. Она здорово научилась говорить ровно и спокойно.
— Обычный брачный контракт — они их составляют для всех своих клиентов. Вот почему Эд так быстро сумел его подготовить. В основном речь идет о моем капитале, который останется после моей смерти. Это для твоего же блага. Ты ведь не хочешь, чтобы мои сыновья подали на тебя в суд за то, что ты использовала свое влияние на меня с корыстными целями. Контракт подтверждает, что я в здравом уме и твердой памяти и все такое. — Клэй говорил так гладко, так безупречно вежливо.
— А что, твои мальчики будут со мной судиться? — Пока Синтия видела только одного — Алекса, «менее одаренного», как выразился Клэй. Ей не верилось, что Алекс, у которого было красивое лицо и несколько отвлеченный вид человека, давно смирившегося с собственной бездарностью, способен хоть на кого-то подать в суд.
— Никогда не знаешь, что выкинут дети. А вдруг я умру через десять лет и оставлю тебе десять миллионов? Маловероятно при нынешнем состоянии экономики, но тем не менее возможно, если мне не изменит удача. Так вот, мальчики могут заподозрить, что ты вынудила меня составить завещание в твою пользу, и опротестовать это завещание. Контракт исключает такой вариант.
