Так ему и надо, старому кретину! Он еще раз ошибся. Но то была уже приятная для Вашурина ошибка. Осенью 93-го, после разгона Верховного Совета, встал вопрос, кого из своих выставить кандидатом в Государственную Думу. Стригунов тогда еще был силен, старые связи — великое дело, еще и Агеева прислушивалась к его мнению, не говоря уже о прочих новых руководителях. Хотел Илья Олегович сам перебраться в Москву, но побаивался. Горящий Белый дом, арестованные депутаты, перепуганный, трясущийся председатель Центризбиркома на экране телевизора (лучше б ты сидел под кроватью, господин хороший!) — все это напоминало кипящий котел; и ему, умудренному опытом, не следовало бросаться туда. Стригунов решил подождать: пусть остынет, устоится; тогда и можно будет менять Прикубанск на Москву. И поддержал кандидатуру Вашурина. Но не просто так, а с условием: давай, Володя, пару годков позаседаешь там, а потом поменяемся. Ты — сюда директором, я туда — депутатом. На том и порешили.

Но теперь Вашурин и не думал уступать свое депутатство Стригунову. Быть директором завода, пусть и большого, и с рентабельным производством, в каком-то паршивом Прикубанске?! Поищите других придурков, Илья Олегович! Кто вкусил власти, никогда от нее не откажется по доброй воле.

Воистину магия! Специальные самолеты, вежливые консультанты: «Владимир Александрович, с этой страной у нас вот что хорошо, а вот здесь разногласия, в этой отрасли выгодно сотрудничать, а в этой и без них обойдемся…» Солидный государственный человек Вашурин задумчиво кивал, сосредоточенно щурился и наконец важно изрекал: «Да-а? Ну что ж, мы их, так сказать, постараемся убедить, что теперь ситуация изменилась, негоже нашим народам с подозрением смотреть друг на друга…» А какие отели, какой сервис, какие приемы! Какие женщины… На женщин, правда, только смотреть можно, но лучше смотреть в Буэнос-Айресе, чем трахать в задрипанном Прикубанске!

Глаза б не смотрели на этот убогий городишко.

…Две недели осталось до выборов. И с каждым днем все яснее становится: повторить свой успех 93-го года вряд ли удастся. Дело даже не в Стригунове, который нынче сам рвется в депутаты и не только не оказывает поддержки своему бывшему главному инженеру, но и вставляет палки в колеса, где только можно это сделать. Стригунов — тоже прошлое. Владимир Вашурин, член Политсовета Народно-Трудовой партии России (НТПР), сегодня является выдвиженцем крупной финансово-промышленной структуры, не скупящейся на деньги для своих кандидатов. Но и с такой поддержкой рассчитывать на успех не приходится.

А все потому, что время изменилось, и проклятая комсомолка, Лера Агеева, повсюду опережает и его, и Стригунова! И в городских избирательных участках, и в сельских. Везде ее знают, везде уважают, везде собираются голосовать за нее. Прямо чертовщина какая-то! Была тупой и исполнительной, как все комсомольские вожаки, испуганно кивала, глядя на Вашурина своими огромными зелеными глазищами (правда, так и не дала, ни разу! Упрямой оказалась, стерва!). На Стригунова смотрела с глубочайшей преданностью и готовностью служить верой и правдой. И вдруг выясняется: обскакала их обоих, да так далеко — не догонишь!

А что, собственно, случилось? Чем она так подкупила избирателей? Некоторые ее поступки кажутся просто бредом сумасшедшего. Но, может быть, именно это и нравится людям?

Вашурин нагнулся, достал из нижнего ящика стола кассету со штампом на коробке и размашистой надписью: «Мэр. Аутодафе. Ноябрь 1992-го», вставил кассету в видеомагнитофон, плюхнулся в пыльное кресло и стал смотреть.

На экране телевизора поплыли темно-серые осенние тучи. Раздался негромкий голос корреспондента:

«Вторую неделю серая бетонная стена без конца и края угрожающе низко проплывала над городом Прикубанском, ощетинившимся ненадежными крышами домов и домишек да сухими, острыми верхушками южных тополей. Вторую неделю жители города не видели неба, чувствовали себя оторванными от Бога, не ведая, что Бог за бетонной, медленно плывущей плитой не смотрел на этот город и всю эту страну уже сто лет. Тяжелый от сырости ноябрьский ветер буйствовал на улицах, гонял по их лабиринтам волны невидимой, лишь осязаемой влаги, раздавал пощечины прохожим, срывал шапки и шляпы, и мужчины глухо матерились, прикрывая лица ладонями; проникал под юбки, пальто и кофты, и женщины становились холодны и нервозны, валил с ног детей, и они громко плакали.

В такое время в самом центре Прикубанска неожиданно возник оранжевый, полупрозрачный, живо меняющийся цветок пламени…»

Камера опустилась, и на экране крупным планом возникла жаровня, которая перегораживала широкую асфальтированную дорожку, что вела от проспекта Кочубея к парадному входу солидного белого особняка — бывшего горкома КПСС, а к тому времени уже — мэрии.

На грязно-коричневом листе металла с загнутыми кверху краями горели книги. Еще не сами книги, а только бензин, которым были политы солидные тома, сваленные в кучу, но так, что ни один из них не лежал близко к краю жаровни. Синие, серые, красные, зеленые, вишневые, коленкоровые и ледериновые переплеты пузырились на глазах, искажая золотое тиснение корешков. Строгие буквы растягивались и скукоживались, надувались и лопались; однако фамилии авторов были еще узнаваемы: К. У. Чер…, М. А…. лов…, И. Бре…, Ю…. ропов, …стинов, Е. К. Ли…, …Р. Ра…

Камера поднялась, показывая людей, стоящих на мраморных ступенях мэрии. Вот и он, Вашурин, — высокий, импозантный, в модном кожаном пальто и шляпе. Стоит непринужденно, чуть заметно усмехается. А Стригунов не пришел. Не настолько перестроился бывший первый секретарь, чтобы участвовать в подобном мероприятии. Вот Лобанкин, председатель горсовета, Чупров, начальник милиции Прикубанска, Козлов, главный редактор газеты, Осетров…

Эйфория после провала путча еще не прошла, но перемены, случившиеся в стране, никого не испугали: все, кто стояли на ступенях бывшего горкома и прежде считались «отцами города», было дело, немного понервничали, а потом все вернулось на крути своя. Такие перемены кому не понравятся? Идея Агеевой сжечь всенародно книги коммунистических лидеров была воспринята как эпизод общероссийской игры в демократию. Почему бы не поиграть?

Впереди всех, у микрофона стояла Валерия Агеева. Высокая, стройная молодая женщина с пронзительным взглядом огромных зеленых глаз. Красивая, стерва! Холодный, сырой ветер треплет пышные рыжие волосы. Вашурин облизнул пересохшие губы. Какая баба пропадает! Была б его — и в Москву б, наверное, не хотелось. И даже в Буэнос-Айрес! Не была. И теперь уже не будет… Вот она подняла руку, приветствуя толпу человек в двести по другую сторону жаровни, задорно улыбнулась. У Вашурина кошки на душе заскребли, чуть было не крикнул в телевизор: «На хрена тебе мэрство, если и без него природой дадено сверх меры! И самого главного — женской красоты и обаяния!»

«Уважаемые жители Прикубанска!»

В ее спокойном, грудном голосе чувствовалась одновременно и почти интимная доверительность, и непоколебимая уверенность в своей правоте. Всегда умела расположить к себе аудиторию. Она и простая женщина — «как все», и оракул, знающий, что нужно делать; она и просила, и приказывала: идите за мной, и вам будет хорошо. Черт побери, да какой же мужик не пойдет за такой женщиной?!

«Если честно, то хочется обратиться к вам, как в добрые старые времена: дамы и господа! — продолжала Агеева. — Я понимаю, вид горящих книг вам не нравится. Мне — тоже. Все мы знаем, что уничтожение книг — это дикость, невежество, фанатизм. Этим занимались все бесчеловечные режимы, будь то инквизиторы, фашисты, маккартисты или, к сожалению, коммунисты. Мы привыкли уважать книгу, видеть в ней сокровищницу человеческой мудрости, символ красоты и величия души человеческой. Да, это так. И потому сжигать книгу, плод таланта, искры Божьей и трудолюбия, — грех. Большой грех, уважаемые дамы и господа. И даже книги посредственных авторов, кого Бог обделил своей искрой, — тоже грех. Мы люди свободные: не нравится — не читай, не покупай. И тем не менее перед нами горят книги. Страшное зрелище, не стану скрывать от вас свои чувства. Но книги ли это в том смысле, который мы вкладываем в это понятие с детства? По форме — да. По сути же — нет. Ибо в них не что иное, как дурман, наркотик, который долгие годы впрыскивали нам в кровь, вталкивали в глотки, вынуждали дышать им, заставляли видеть, слышать и чувствовать не то, что может видеть, слышать и чувствовать нормальный человек в цивилизованной стране, а то, что хотелось людям, чьи фамилии стоят на этих обложках! — Агеева вскинула руку, махнула в сторону костра, горящего уже не весело и беззаботно, а зло, с треском и черным дымом. — Нам говорили о высокой и благородной идее, на самом же деле целенаправленно и методично превращали в послушный скот. Всю страну. Весь народ. Можем ли мы себе представить, что в этом костре сгорает хоть одна по-настоящему прекрасная, гуманистическая идея? Нет, не можем. Кроме чванства и страха перед народом там ничего нет. Ничего!..» — Она выдержала паузу, внимательно посмотрела на собравшихся. Слушают? Телекамера показала напряженные лица. Ее слушали. Никто не курил, не разговаривал, головы согласно кивали, а во взглядах, направленных на коптящее пламя, прорезалась жестокость. Агеева довольно улыбнулась. «Вот и получается, что здесь горит ложь и ничтожество и позор великой страны, великого народа! Именно это, а не книги, уважаемые дамы и господа, мы сжигаем сейчас в центре нашего Прикубанска. Долго нас уродовали, калечили наши души, и еще нескоро освободимся мы от комплекса неполноценности. Но освободимся! Пусть этот костер станет символом очеловечивания наших взаимоотношений, наших устремлений, наших российских ценностей. Еще раз посмотрите на костер. Огонь пожирает черную пустоту, угнетавшую наши души. Огонь раскрепощает нас. Вы — свободные люди великой державы. Запомните это!»

1 ... 5 6 7 8 9 10 11 12 13 ... 73

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Предвыборная страсть - Николай Новиков бесплатно.

Похожие на Предвыборная страсть - Николай Новиков книги

Оставить комментарий