— Уверены ли вы, что в названном вами имени нет ошибки? — спросил доктор с сильным беспокойством, которое пытался скрыть. — Я знал, что иногда происходили очень большие неприятности от ошибки в именах. Нет? Действительно нет ошибки? В таком случае, господа, я могу только повторить то, что мой слуга уже сказал вам. Пожалуйста, не извиняйтесь. Прощайте.
Доктор ушёл так же тихо, как появился. Слуга в поношенной ливрее молча отворил дверь, и Аллэн со своим спутником опять очутились на улице.
— Мистер Армадэль, — сказал Педгифт, — я не знаю как вы, а я нахожусь в недоумении.
— Неприятно, — отвечал Аллэн. — Я только что хотел спросить вас, что вы будете делать теперь.
— Мне не нравится ни этот дом, ни лавочница, ни доктор, — продолжал Педгифт. — Однако я не думаю, чтобы они обманывали нас, я не думаю, чтобы они знали миссис Мэндевилль.
Предчувствия Педгифта-младшего редко обманывали его, они не обманули его и в этом случае. Предосторожность, заставившая миссис Ольдершо переехать из Бэйсуотера, обернулась против неё, как это случается часто. Эта предосторожность заставила её не открывать никому в Пимлико тайну имени, которое она приняла как поручительница за мисс Гуильт, но она не учла возможность непредвиденного случая, который представился теперь. Словом, миссис Ольдершо позаботилась обо всём, кроме единственной невообразимой для неё возможности — дальнейших расспросов о репутации мисс Гуильт.
— Мы должны сделать что-нибудь, — сказал Аллэн. — Кажется, бесполезно оставаться здесь.
Ещё никто не ставил Педгифта-младшего в тупик, и Аллэну это теперь не удалось.
— Я совершенно согласен с вами, сэр, — сказал он. — Мы должны сделать что-нибудь. Мы опять допросим извозчика.
Извозчик упорно стоял на своём. Когда его обвинили в том, что он ошибся с домом, он указал на пустое окно лавки.
— Я не знаю, что вы видели, господа, — сказал он, — но я видел в моей жизни только одно пустое окно в лавке. Это и заставило меня запомнить этот дом, и вот почему я узнал его, когда увидел.
На обвинение в том, что он ошибся или насчёт дамы, или насчёт того дня, в который он возил эту даму, извозчик твёрдо стоял на своём. Слуга, который нанимал его на бирже, был там хорошо известен. Тот день остался у него в памяти потому, что он был наименее прибыльный во всём году, а даму он запомнил оттого, что она недолго в сумочке искала деньги, а сразу же заплатила ему (что редко случается с пожилыми дамами), и потому, что заплатила ему сумму, которую он запросил, не торгуясь (чего также не делает ни одна из пожилых дам).
— Запишите мой номер, господа, — попросил извозчик. — Я готов под присягой повторить всё, что я вам сказал.
Педгифт записал номер извозчика, записал и название улицы, и имена, стоявшие на двух медных дощечках, и спокойно отворил дверцы кэба.
— Теперь, пока мы бродим впотьмах, — сказал он, — не перебраться ли нам опять в нашу гостиницу?
И тон его голоса, и выражение лица были серьёзнее обыкновенного. То обстоятельство, что миссис Мэндевилль переменила квартиру, не сказав никому, куда она переезжает, и не оставив адреса, куда пересылать к ней письма, обстоятельство, показавшееся бесспорно подозрительным ревнивой и злой миссис Мильрой, не произвело большого впечатления на рассудительного стряпчего Аллэна. Многие часто оставляют свои квартиры тайным образом по весьма уважительным причинам. Но обстановка и жильцы того дома, в который извозчик отвёз миссис Мэндевилль, представили и характер, и поступки этой таинственной дамы совершенно в новом свете пред Педгифтом-младшим. Его личный интерес в этих розысках внезапно усилился, и он начал испытывать любопытство к делу Аллэна, которого раньше не чувствовал.
— Нелегко решить, что мы теперь должны сделать, мистер Армадэль, — сказал он на обратном пути в гостиницу — Как вы думаете, не сможете ли вы сообщить мне ещё какие-нибудь подробности?
Аллэн заколебался, Педгифт-младший увидел, что он зашёл слишком далеко.
«Я не должен принуждать его, — подумал он. — Я должен дать ему время подумать и предоставить возможность высказаться самому».
— За неимением каких-либо других сведений, — продолжал он, — не разузнать ли мне насчёт этой странной лавки и этих двух имён, стоящих на медных дощечках на дверях? Когда я оставлю вас, я займусь делами и поеду именно туда, где могу что-нибудь — если только есть что разузнать.
— Я полагаю, что ваши действия не принесут никакого вреда, — ответил Аллэн.
Он тоже говорил серьёзнее обыкновенного, он тоже начал испытывать непреодолимое любопытство узнать больше. Какая-то смутная связь, неясно обозначенная, начала устанавливаться в его уме между затруднением узнать семейные обстоятельства мисс Гуильт и затруднением отыскать её поручительницу.
— Я выйду и пройдусь пешком, а вы поезжайте по вашему делу, — сказал он. — Мне нужно обдумать кое-что. Прогулка поможет мне.
— Мои дела будут закончены во втором часу, сэр, — сказал Педгифт, когда кэб остановился и Аллэн вышел. — Встретимся мы опять в гостинице в два часа?
Аллэн кивнул, и кэб уехал.
Глава IV
АЛЛЭН ДОВЕДЁН ДО КРАЙНОСТИ
Пробило два часа. Педгифт-младший, как всегда, явился вовремя. Его утренняя живость пропала, он поздоровался с Аллэном вежливо, но без своей обычной улыбки; а когда главный слуга пришёл за приказаниями, Педгифт отпустил его, произнеся слова, ещё не слышанные от адвоката в этой гостинице:
— Пока ничего.
— Вы, кажется, не в духе, сэр? — спросил Аллэн. — Не удалось, видимо, собрать сведений? Неужели никто не может ничего нам сказать о доме в Пимлико?
— Три человека говорили мне о нём, мистер Армадэль, и все трое сказали одно и то же.
Аллэн поспешно придвинул свой стул к тому месту, где сидел его стряпчий. Размышления во время отсутствия стряпчего не успокоили его. Это странное беспокойство, которое он чувствовал постоянно и которое так трудно было ему подавить, видимо, было вызвано затруднением узнать семейные обстоятельства мисс Гуильт и затруднением отыскать её поручительницу. Эта связь уже прослеживалась в его мыслях все чётче и чётче и незаметно овладевала душой. Аллэна мучили сомнения, которые он не мог ни понять, ни выразить. Его терзало любопытство, которое он и желал, и боялся удовлетворить.
— Я боюсь, что должен побеспокоить вас одним или двумя вопросами, сэр, прежде чем приступлю к делу, — сказал Педгифт-младший. — Я не желаю насильно добиваться вашего доверия, я только желаю знать, как мне действовать в деле, которое кажется мне довольно щекотливым. Можете вы сказать мне, заинтересованы ли другие, кроме вас, в наших поисках?
— И другие заинтересованы, — отвечал Аллэн. — Это я могу вам сказать.
— Нет ли другой особы, связанной с нашими поисками, кроме миссис Мэндевилль? — продолжал Педгифт, стараясь глубже заглянуть в тайну Армадэля.
— Да, есть ещё одна особа, — ответил Аллэн неохотно.
— Эта особа женщина, и молодая, мистер Армадэль?
Аллэн вздрогнул.
— Как вы угадали это? — начал он и спохватился, но было уже поздно. — Не задавайте мне вопросов, — продолжал он. — Я не мастер защищаться против такого хитрого человека, как вы; я связан честным словом никому не сообщать никаких подробностей об этом деле.
Педгифт-младший, вероятно, услышал достаточно для достижения своей цели; он в свою очередь придвинул свой стул ближе к Аллэну; стряпчий, очевидно, был растревожен и смущён, но профессия юриста требовала взять себя в руки.
— Я закончил мои вопросы, сэр, — сказал он, — и теперь должен высказать кое-что со своей стороны. В отсутствие отца, может быть, вы согласитесь считать меня вашим стряпчим. Послушайтесь моего совета и не продолжайте розысков.
— Что вы хотите сказать? — спросил Аллэн.
— Может быть, извозчик, несмотря на все его уверения, ошибается. Я очень советую вам думать, что он ошибается, и прекратить дело.
Это предостережение было сделано весьма доброжелательно, но сделано слишком поздно. Аллэн поступил так, как поступили бы девяносто девять человек из ста на его месте: он отказался принять совет своего стряпчего.
— Очень хорошо, сэр, — сказал Педгифт-младший. — Если вы непременно хотите, пусть будет по-вашему.
Он наклонился к уху Аллэна и шёпотом рассказал всё, что слышал о доме в Пимлико и о людях, живших там.
— Не осуждайте меня, мистер Армадэль, — прибавил он, когда неприятные слова были произнесены. — Я старался избавить вас от этого огорчения.
Аллэн перенёс удар, как переносят все мужчины, — молча. Его первым побуждением было бы последовать совету, данному Педгифтом, и считать ложным уверение извозчика, если бы не одно неприятное обстоятельство, неумолимо препятствующее этому. Явное нежелание мисс Гуильт говорить о своей прежней жизни пришло ему на память и стало зловещим подтверждением улики, соединявшей поручительницу мисс Гуильт с домом в Пимлико. Одно заключение, только одно заключение, которое всякий мог бы сделать, услышав то, что услышал Аллэн, утвердилось в его мыслях. Жалкая, падшая женщина, решившаяся в отчаянии прибегнуть к помощи негодяев, искусных в преступном умении скрывать дурные дела, женщина, пробравшаяся в порядочное общество и к профессии, достойной уважения, посредством фальшивой репутации, женщина, по положению своему подвергающаяся страшной необходимости постоянно скрываться и постоянно обманывать в том, что касалось её прошлой жизни, — вот в каком виде представилась теперь Аллэну прелестная торп-эмброзская гувернантка! Ложно или истинно представилась? Пробралась ли она в порядочное общество и к профессии, достойной уважения, посредством фальшивого имени? Да. Наложило ли на неё её положение ужасную необходимость постоянно обманывать насчёт её прошлой жизни? Да. Была ли она жалкой жертвой вероломства какого-нибудь подлого человека, как Аллэн предполагал? Она не была такой жалкой жертвой. Заключение, сделанное Аллэном, заключение, к которому буквально привели факты, имеющиеся у него, всё-таки было далеко от истины. Действительная история отношений мисс Гуильт к дому в Пимлико и к людям, жившим в нём, к дому, как справедливо говорили, наполненному скверными тайнами, и к людям, как описывали, постоянно находившимся в опасности попасться в руки закона, раскроется последующими событиями. Эта история была совсем не так возмутительна, но вместе с тем гораздо ужаснее, чем Аллэн и его советник предполагали.
