Через минуту Боря поднял стакан.
– За тебя, любимая!
– За нас! За наше с тобой счастье, – звонко чокнулась Галина, немного пригубила вина и отправила конфету в рот.
Когда влюбленные допили бутылку, девушка прилично захмелела. Она и не заметила, как рука Бори оказалась у нее под лифчиком.
Он повалил ее на пол и принялся покрывать невинное тело жадными поцелуями. Галя целовала его в ответ и пьяно хихикала. Боря стянул с нее трусики и прикоснулся губами к мохнатому холмику. Галя покрылась мурашками. Дернула плечиками, словно ее знобило.
– Погоди секундочку, – вдруг вскочил он. Схватил с тумбочки бюст Ленина и протянул к ее лицу, – вот, сначала целуй его!
– Ты чего? – опешила она, приподнимаясь.
– Ну поцелуй, чего тебе стоит?
– Борь, не смешно, перестань сейчас же!
– А я и не шучу. Поцелуй, чего ты, – Боря приложил статуэтку к ее губам.
Девушка брезгливо отвернулась и отбросила Борину руку в сторону.
– С ума что ли сошел! Пусти меня, пусти, идиот!
Галя пыталась вырваться, но ей было не совладать с тренированным Борей.
– Галочка, не упрямься, ради нас, ради нашей любви, – Боря сел на нее верхом.
– Пусти меня, придурок! Я буду кричать! Ты ненормальный!
– Целуй!
– Го – о – о – осподи! Люди до – о – обрые! Помоги – и – и – ите! – заверещала Галя.
– Не кричи, любимая. Здесь стены толстые. Поцелуй вождя, так нужно.
Галина глубоко вдохнула и плюнула в статуэтку. Багровая от вина слюна попала на кепку вождя и медленно сползла по бронзовому лицу.
– Пошел к черту со своим Лениным!!! – в сердцах крикнула Галя.
Борис размахнулся и ударил Галину пудовым кулаком. Ее голова безвольно откинулась в сторону, волосы упали на лицо. Из рассеченной губы заструилась кровь. Галя зарыдала, стала сучить ногами. Пытаясь высвободиться, выгнулась мостиком, но Боря схватил ее за горло и властно прижал к полу. Девушка захрипела и вонзила острые ноготки ему в плечо.
– Ай! – вскрикнул Боря, отбросил ее руку и, приподнявшись, провел серию коротких ударов.
– Сука. Сука. Сука, – мрачно пыхтел он.
Девушка потеряла сознание.
Борис остановился и плюнул в кровавую кашу на лице Гали. Встал, взял бронзового Ильича, и до упора всадил в ее промежность. Статуэтка вошла лишь наполовину. По ляжке сползла тонкая кровавая змейка. Вокруг головы девушки растеклась лужа бурой крови. Волосы спутались и прилипли к синей опухшей щеке. Глаза заплыли. Нос был сворочен в сторону.
Боря поднялся, выдернул Ильича, бережно обтер рукавом и вышел из комнаты.
Всю ночь он бродил вокруг здания, прижав статуэтку к груди. Он плакал навзрыд и что – то бормотал.
С каждым ударом сердце его разрывалось от боли и тоски неразделенной любви.
Левша
Максим докурил, щелчком отправил окурок в урну и втиснулся в переполненный трамвай. Через двадцать минут тряски он вышел на «Пролетарке».
Трамвай, покачиваясь, с грохотом отъехал от остановки и скрылся за поворотом.
Дождавшись зеленого сигнала светофора, Максим перешел дорогу и торопливо зашагал по улице.
«Сейчас в мастерскую, – размышлял он, закрываясь от холодного осеннего ветра, – а потом в институт. К третьей паре должен успеть…»
В кармане завибрировал мобильник. Студент достал телефон и глянул на экран.
«Я скучаю, малыш (((скорей бы вечер. лю тебя***»
Юноша спрятал телефон.
Свернул на улицу Свердлова, прошел мимо гаражного кооператива и оказался у высоких металлических дверей мастерской. Постучал.
– Входите, не заперто, – услышал Максим знакомый голос.
Толкнул плечом тяжелую дверь и вошел.
В мастерской пахло моторным маслом и древесной стружкой. В углу мерно гудел электрический щиток. Над ним крепился выцветший плакат с изображением Лады десятой модели.
– Здорово, дядь Миш, – громко сказал студент.
Столяр сидел на огромном верстаке и шкуркой зачищал плечики для одежды. Это был крупный пятидесятилетний мужчина. Лысый, с седыми вислыми усами и глубоким шрамом на лбу. Грязная рубашка наполовину расстегнута, грубый медный крест на рельефной груди.
– Ну здоров, коль не шутишь, – ответил столяр, не отрываясь от своего дела, – где пропадал – то? Чет не видать тя давно.
– Да, дела были, – отмахнулся юноша, – учеба, сессия…
– Эх, епт, деловой какой стал, ты погляди.
Столяр молодцевато спрыгнул с верстака и убрал плечики в ящик. Из кармана рубашки вытянул сплющенную пачку «Тройки». Чиркнул спичкой, закурил.
– Слушай, дядь Миш, – Максим присел на табурет, забросив ногу на ногу, – просьба у меня к тебе небольшая.
– Что такое? – сплюнул сквозь зубы Миша и уронил пепел в консервную банку.
– Вещицу одну надо починить. Ты ведь у нас все можешь. Если че, за мной не заржавеет.
– Ой, отвяжись, – нервно махнул рукой столяр, – не до тебя сейчас. Работы, вон, завал. Не разгребу никак.
– Дядь Миш, позарез надо.
– Сказано тебе – нет. Некогда мне.
– Ну дядь Миш, выручи в последний раз, ну будь ты человеком, – заскулил Максим.
– Ладно, хрен с тобой, – недовольно пробурчал столяр, – показывай, что там у тебя.
Студент вынул из кармана целлофановый сверток и протянул Мише.
Развернув целлофан, столяр увидел человеческое сердце. Редко подрагивая, оно источало бурые сгустки крови.
– Хм, дела, – усмехнулся Миша в усы, положил орган на ладонь и несколько раз подбросил, – что, не фурычит?
– Не чувствует совсем ничего, загрубело, – сказал Максим, пожимая плечами.
– Да уж вижу, – ответил столяр, рассматривая сердце, – вон как скукожилось все…
Вдруг сердце выскользнуло из его крючковатых пальцев и шлепнулось на верстак, подняв небольшое облачко пыли.
– Тьфу ты, епт, – дернул головой столяр и поднял сердце.
– Ну так как, – еле сдерживал себя юноша, – починишь – нет?
– Отчего же нет? Можно… К завтрему будет готово.
– Ты не понимаешь! – рявкнул студент, – мне сегодня нужно! У меня свидание вечером!
– Ну – ну, сбавь обороты. Вижу, что очень надо… Ладно, обожди мальца, щас сделаю.
– Пойду, на улице подожду, – отворачиваясь, пробормотал студент, – душно тут у тебя…
Через десять минут столяр приоткрыл дверь и жестом подозвал Максима:
– Все готово. Принимай работу.
Максим бережно обернул сердце целлофановым пакетом и спрятал в карман ветровки.
– На вот. Будет пошаливать – коли, – сказал столяр, протягивая Максиму упаковку с ампулами.
– А что это?
– Это сыворотка специальная. Шурин из Москвы прислал. Синтетика, конечно, но где теперь сыщешь натуральное сырье…
– Да что за сыворотка – то?
– А бес ее знает, – пожал плечами столяр, – знаю только, что в составе доброта, любовь, нежность и сострадание. Говорят, помогает. Мне она уже ни к чему, я старый, а ты молодой, бери, пригодится.
Студент взял ампулы, поблагодарил столяра и вышел из мастерской.
Лирическая история
Так получилось, что я стал бомжем. Лерка, как и грозилась, забрала ключи от квартиры и сбежала к родителям. Пойти мне было некуда. Обзвонил друзей. Безрезультатно.
Еще раз подергал дверную ручку, мало ли… Присел на лестницу в подъезде и закурил вонючий «Дукат». Бледно – зеленые стены нагоняли тоску.
Докурил, спустился на третий этаж, и сел на корточки у батареи за ржавым мусоропроводом. С шумом открылась металлическая дверь. Из квартиры вышла полная женщина в халате и скрученным, точно кремовый рожок, полотенцем на голове. Открыв забрало мусоропровода, она выбросила распухший полиэтиленовый пакет.
– Наркоманы чертовы, – пробубнила тетка.
С утра, перед работой, я опохмелялся, в обеденный перерыв добавлял, ну а к вечеру принял еще.
Глаза слипались. Ребристая батарея грела спину. Я уронил голову на колени и задремал. В кармане задрожал мобильник. Предательски бодрая и громкая мелодия из «Супер Марио» эхом разлетелась по подъезду. Мне бы его прыть, этого усатого водопроводчика из детства. Кряхтя, и едва не опрокинувшись на бок, достал телефон.
– Да.
– Алле, Женек, – послышался голос из трубки, – здорово, чё делаешь?
– Да так, ничего.
Конец ознакомительного фрагмента.
