— Я ж вам сказал, — повторил КК, — он не больно-то любил поболтать, а я не из любопытных. Парень хочет сюда прийти, спокойно выпить. По мне — так ради бога!
— Значит, эта тема никогда не всплывала в разговоре? — уточнила Энни.
— Нет. Может, он какой-нибудь писатель, или обозреватель, или кто-нибудь такой.
— Почему вы так думаете?
— Ну, если при нем не было газеты, у него всегда была с собой какая-то книжка. — Он покосился на Бэнкса. — И не спрашивайте, что за книгу он читал, названия я не приметил.
— Как вам кажется, что он мог здесь делать в это время года? — спросил Бэнкс.
— Без понятия. Эти, которые гостят в Мурвью-коттедже, к нам сюда частенько заскакивают пропустить пинту и перекусить, но мы про них знаем, в общем, столько же, сколько про него. Так быстро человека не узнать, особенно если он из тихонь.
— Справедливо, — признал Бэнкс. Он неплохо себе представлял, сколько времени нужно деревенским, чтобы по-настоящему принять новичка, а ведь никто из приезжающих в эти коттеджи отпускников никогда не остается тут достаточно надолго. — Пожалуй, на этом можно и закруглиться. — Он взглянул на Энни. — Можешь придумать что-нибудь еще?
— Нет, — ответила она, убирая записную книжку.
Бэнкс допил свою пинту.
— Ну что ж, мы уходим, я сейчас же пришлю кого-нибудь, чтобы записать ваши показания.
Келли Сомс покусывала пухлую розовую нижнюю губку — Бэнкс заметил это, когда оглянулся, шагая вслед за Энни к выходу из паба.
8 сентября 1969 года, понедельник
Репортеры пронюхали о преступлении примерно тогда же, когда прибыл спецфургон, и первым на месте оказался журналист из «Йоркшир ивнинг пост», а вскоре за ним подтянулись представители местного радио и телевидения — несомненно, те же, которые вели репортажи и о самом фестивале. Чедвик знал, что во взаимоотношениях с ними следует сохранять некий тонкий баланс. Они охотились за сенсацией, такой, которая заставит людей покупать их газеты или настроиться на их канал, и Чедвику требовалось, чтобы они были на его стороне. К примеру, они могли бы оказать неоценимую помощь в идентификации жертвы или даже в воссоздании картины преступления. Но в данном случае он мало что мог им сообщить. Он не вдавался в подробности, касающиеся ран, и не упомянул о цветке, нарисованном на щеке у жертвы, хотя и знал, что именно такого рода сенсационных подробностей они жаждут. Чем меньше деталей он предаст огласке, тем лучше будет потом, когда дело попадет в суд. Однако ему удалось добиться их согласия на то, чтобы они показали полиции пленки, отснятые в уик-энд. Вероятно, это будет пустая трата времени, но все равно попробовать стоит.
Когда Чедвик покончил с делами на поле, уже наступил день, и он понял, что голоден. Констебль Брэдли отвез его в Денли — ближайшую деревню примерно в миле к северо-востоку. Развиднелось, в небе оставалась лишь тонкая дымка, рассеивавшая скудные лучи холодного зимнего солнца. В деревне царило настороженное молчание, и Чедвик заметил необычную вещь: она была изрядно замусорена, улицы были усеяны бумажными обертками и пачками из-под сигарет.
Поначалу полицейским показалось, что вокруг никого нет, но потом они увидели мужчину, бредущего по общинному лугу, и остановили машину рядом с ним. У него был затрапезный вид типичного деревенского жителя с его непременными аксессуарами: жесткой щеткой усов и трубкой. Чедвику он показался похожим на отставного военного, напомнил полковника, который был у них в Бирме во время войны.
— Есть тут где перекусить? — спросил Чедвик, опуская стекло.
— Вон там за углом — закусочная, рыба-картошка, — ответил тот. — Должна быть еще открыта. — Он пристально вгляделся в Чедвика. — Я вас знаю?
— Вряд ли, — пожал плечами Чедвик. — Я из полиции Западного Йоркшира.
— Вот как. В нынешние выходные нам бы тут не помешало побольше ваших ребят, вот что я вам скажу, — заметил мужчина. — Кстати говоря, Форбс — вот я кто. Арчи Форбс.
Они обменялись рукопожатиями через окно машины.
— К сожалению, мы не можем одновременно быть везде, мистер Форбс. А что, много нанесли ущерба?
— Один разбил окошко в газетном киоске, когда Тэд ему сказал, что у него вышла вся бумага для папирос. А были такие, что даже спали в садике у миссис Ригли, вот что я вам скажу. До смерти ее перепугали. А вы тут небось из-за той девчонки, которую нашли мертвой в спальнике?
— Новости распространяются быстро.
— Еще бы, в наших-то краях. Это коммунисты. Попомните мое слово. Вот кто за этим делом стоит. Коммунисты.
— Возможно, — согласился Чедвик, делая движение, чтобы поднять стекло.
Форбс не унимался.
— У меня остались кое-какие связи в службах безопасности, если вы понимаете, к чему я клоню, — заявил он, приставив скрюченный палец к носу. — И у меня нет никаких сомнений, как и у других здравомыслящих людей: это не просто разгулявшаяся молодежь, тут все гораздо серьезнее. За всем этим стоят студенческие группы французских и немецких анархистов, вот что я вам скажу, а за ними стоят коммунисты. Нужно ли мне называть их вслух, сэр? Русские. — Он выпустил облачко дыма из трубки. — Сдается мне, что некоторые очень нечистоплотные личности управляют событиями из-за кулис, дергают за ниточки, и главным образом это нечистоплотные иностранцы, вот что я вам скажу, и их цель — сместить демократические правительства повсюду. Наркотики — лишь часть их общего плана. Мы живем в страшное время, мистер Чедвик.
— Да, — ответил Чедвик. — Что ж, большое вам спасибо, мистер Форбс. Отправимся за рыбой с картошкой. — Закрывая окно, он подал Брэдли знак отъезжать; Форбс глядел им вслед. По пути они с Брэдли посмеялись над деревенским жителем, хотя Чедвик решил, что в его словах о заграничных студентах, сеющих недовольство, что-то, возможно, и есть. Они отыскали закусочную, купили еды и снова уселись в машину, чтобы перекусить.
Доев, Чедвик скомкал газету, вышел, извинившись, и кинул ее в урну. Затем зашел в телефонную будку рядом с закусочной и позвонил домой. Джанет ответила на третьем гудке.
— Привет, дорогой, — сказала она. — Что-нибудь случилось?
— Нет, ничего, — отозвался Чедвик. — Я насчет Ивонны. Как она там?
— Кажется, опять все нормально.
— Она что-нибудь рассказывала о сегодняшней ночи?
— Нет. Мы не разговаривали. Ушла в школу в обычное время, перед уходом чмокнула меня в щеку. Слушай, милый, может быть, пока оставим все как есть?
— Если она с кем-то спит, я хочу знать с кем.
— И какой тебе от этого прок? Что ты сделаешь, если узнаешь? Пойдешь и изобьешь его? Или арестуешь? Будь благоразумным, Стэн. Она сама нам расскажет, когда придет время.
— Или когда уже будет поздно.
— Что ты имеешь в виду?
— Так, ничего, — ответил Чедвик. — Ладно, мне пора идти. Просто хотел тебе сказать, чтобы ты не трудилась сегодня греть ужин. Я, видимо, задержусь.
— Сильно задержишься?
— Не знаю. Не жди меня.
— А что там такое?
— Убийство. И неприятное. Услышишь все в вечерних новостях.
— Ты там осторожнее, Стэн.
— Не волнуйся, все будет в порядке.
Чедвик повесил трубку и вернулся к машине.
— Все в норме, сэр? — спросил Брэдли; окно с его стороны было открыто, и он уже наполовину выкурил сигарету, по всем правилам полагавшуюся после рыбы с картошкой. В салоне пахло топленым свиным жиром, уксусом и типографской краской от газетных кульков.
— Все просто шикарно, — ответил Чедвик. — А сейчас, думаю, нам стоило бы двинуть обратно в Бримли-Глен и поглядеть, что там творится, как по-твоему?
*
Поисковая группа прикрепила заградительную ленту к четырем деревьям по краям небольшой рощицы в глубине бримлейского леса, примерно в двух сотнях ярдов от того места, где было обнаружено тело. Деревья стояли достаточно плотно, так что поля отсюда не было видно и любой шум, который раздавался бы здесь во время фестиваля, наверняка заглушала музыка.
Полицейская собака довольно легко взяла след, идя по запаху крови жертвы. Сотрудники полиции, рисуя крестики на деревьях, отметили путь, по которому двигалась собака. Каждый дюйм этого маршрута предстояло обыскать. Пока же Чедвик, Эндерби и Брэдли стояли за лентой, глядя на окровавленную землю.
— Это произошло здесь? — спросил Чедвик.
— Во всяком случае, так мне сказали эксперты, — ответил Эндерби, указывая на пятна крови на листьях и в подлеске. — Кровь соответствует группе крови жертвы.
— Убийца, должно быть, тоже был весь в крови?
— Не обязательно, — покачал головой Эндерби. — Колотые раны — особая вещь. Конечно, если перерезали артерию или вену, если нанесли ранение в голову, бьет порядочный фонтан, но с сердцем, как ни странно, другая история: рана обычно невелика и кровотечение в основном внутреннее. Конечно, крови вытекло все же довольно много, видите, и здесь, и в спальнике, поэтому я сомневаюсь, что ему удалось удрать с совершенно чистыми руками. К тому же похоже на то, что он пырнул ее раз пять или шесть и провернул лезвие. — Он показал в сторону края рощицы. — Но вон там, у ручья, лежит небольшая куча листьев. На них тоже есть следы крови. Думаю, сначала он попытался вытереть руки листьями, а потом вымыл их проточной водой.
