Что, черт возьми, у него с головой?
– У меня что-то не так с прической? – Солнышко вскинула руку. – Это все ветер. – Она повязала ленту, туго стянув концы сзади под волосами. – Готово. Надо бы сделать стрижку, но я не знаю, как ее укладывать для свадебного обеда, поэтому решила подождать. У меня классный парикмахер. Ну, я с ним встречаюсь.
– Еще один?
– Еще? А, ты хочешь сказать: еще один, с которым я встречаюсь? Да. В любом случае Йен, так его зовут, говорит, что сначала должен увидеть мое платье. Некоторые считают его ненормальным, а он гений, и я с ним не спорю. Да и как я могу спорить, если мы с ним два сапога пара. Я такая же ненормальная. Например, не могу сделать для тебя туфли, пока не увижу, что ты собираешься надеть. Лео на секунду отвел взгляд, который она наверняка расценила злобным.
– Это намек на то, что ты должен дать мне знать, в чем пойдешь.
– Да, я так и понял.
– Так! И что думаешь? Насчет моих волос? Мне стоит оставить челку? За два месяца она, конечно, не отрастет полностью, но станет достаточно длинной, чтобы я смогла уложить ее по-другому. – Она отвела челку и пригладила на виске.
– Мне нравится челка.
Ура! Заговорил! Но все еще хмурится. Теперь он смотрел на ее платье. Немного узковато! А чего еще ждать после двух обедов в его ресторанах, не говоря уже о вчерашней лапше и плитке шоколада? В остальном ничего особенного. Обычное шерстяное платье-футляр телесного цвета, V-образный вырез, длина до колена, рукав три четверти.
Взгляд Лео скользнул по ее ногам и остановился на туфлях. Лодочки телесного цвета на шпильках в пять дюймов.
– Что-то не так?
Должно быть, в ее голосе прозвучало отчаяние, потому что взгляд Лео замер. В конце концов он посмотрел ей в глаза:
– Хорошо выглядишь. Как обычно.
Ох. Спасибо! – Она и в самом деле почувствовала, что у нее все в порядке.
– Но я боюсь, как бы ты не свернула себе шею, гарцуя здесь на этих каблучищах. Строительство закончено, но кое-где еще остался мусор, о который можно споткнуться.
Ну вот, опять!
Похоже, день будет долгим. И нескучным. А он просто неотразим в своей раздражительности! Солнышко подошла к окнам, широко улыбаясь, повернулась к Лео:
– Это великолепно! Ты проведешь для меня экскурсию?
Лео кивнул так неприветливо, что она чуть не засмеялась. Хорошо. Лучшего времени продолжать лечение не найти. Надо начинать прикасаться к нему. Прикасаться, прикасаться! Ну, дорогой мой Лео, держись!
– Да, но будь осторожна. И оставь сумку. Судя по виду, она очень тяжелая.
Солнышко бросила сумку и вернулась к нему.
– Слушай, давай я буду просто держаться за тебя, чтобы ты не волновался за мои хрупкие конечности. – И взяла его под руку. Рука сделалась твердой, как кусок мрамора. Или окаменелое дерево. Окаменелое! Отлично! Солнышко улыбнулась ему. – Веди меня, Лео.
Он так крепко стиснул челюсти, что она испугалась, как бы у него не сломался зуб.
– О, дорогой, позволь мне! Все будет хорошо. Лео понял: дело плохо. Правда, он понял это еще в тот момент, когда увидел ее на смотровой площадке, невероятно роскошную и одновременно земную. И задумчивую. И печальную.
Грустила, и что? Она ведь мгновенно пришла в себя, разве нет? Как в прошлые разы. Значит, нет причин, чтобы… В общем, ничего.
Только волосы раздражали! На площадке ветер трепал их во все стороны, но она и не подумала завязать их. А потом просто подвязала спутанную копну лентой, будто ей все равно. Ее не может не волновать, что у нее на голове. Женщины, с которыми он встречался, очень беспокоились об этом. Впрочем, с ней он не встречается. Просто это отвлекает, вот и все. Как и то, с какой беспечностью она бросила на пол свою шикарную, дорогую оранжевую сумку. Будто бумажный пакет из супермаркета. Как и то, что она не красит ногти. И подмигивает ему. И пахнет свежими цветами. И с каким лукавым видом посмотрела на него, когда взяла под руку. Он уже начал понимать, что Солнышко совсем не глупа.
Лео не хотелось выглядеть святошей, который осуждает ее за то, что она встречается одновременно с двумя парнями, хотя не любит никого из них. Кто он такой, чтобы читать нотации?
Лео расслабил руку под ее ладонью, казавшейся такой раздражающе легкой, теплой, и ощутил… Ничего. Это ничего не значит. Он просто помогает ей сохранять равновесие. С таким же успехом она могла бы держаться за перила.
– Давай начнем с кухни. – Он провел ее через распашные двери в большое помещение, отделанное сверкающей белой плиткой, с безукоризненно чистыми поверхностями из нержавейки. – Здесь все настоящее произведение искусства.
Солнышко выпустила его руку, какое облегчение, и медленно повернулась кругом.
– Жуть. Впрочем, я чувствую это на любой кухне.
– Не любишь готовить?
– Я просто не готовлю. Не могу. Однажды попыталась сварить яйцо, так оно получилось твердым, как мяч для гольфа. Тебе никогда не случалось обдирать мяч для гольфа? Он такой странный, будто бесконечную резиновую ленту намотали слой за слоем.
М-да, похоже, она испытывает особый интерес к самым странным вещам.
– Ты его переварила. – Пожалуй, она об этом догадывается.
– Я его съела, но с тех пор не варю яиц. Да и зачем их варить, когда можно спуститься в кафе и взять прекрасно сваренное яйцо и хрустящий тост?
– И это единственное, что ты готовила? Яйцо?
– Не далее как вчера я делала лапшу-двухминутку.
– А в детстве ты не помогала на кухне?
– В том-то и проблема. Мои хипповые родители – вегетарианцы. Это означало нескончаемую фасоль, коричневый рис и тофу, которые я терпеть не могу. Запеканка из тофу! Кому захочется такое готовить? – Она открыла духовку и заглянула внутрь.
– Значит, ты бывшая вегетарианка.
– Бывшая с большой буквы «Б»! В тот момент, когда однажды в возрасте пятнадцати лет положила в рот кусок бифштекса, я пропала и с удвоенной силой предалась мясоедению. А через два дня попробовала кокосовое мороженое, и жизнь изменилась безвозвратно. Я стала не просто сладкоежкой. Меня тянет на сладкое, как акулу на запах крови.
– Как акулу?
– Да, белую. Тебе известно, что у нее триста пятьдесят зубов? Пятьдесят в первом ряду и еще семь рядов.
Это уже интересней, чем обдирание мячика для гольфа, но все равно не так увлекательно, как жаркий поцелуй. Зачем он вспомнил про поцелуй? Перед глазами тут же возникла картина, как она целует викинга-бальзамировщика. Акулы. Думай про акул.
– Единственное, что мне известно об акульих зубах, – они могут убить.
– Хм, да, хотя вероятность этого мала. Что-то одной пятидесятимиллионной. У тебя больше шансов быть убитым пчелами или молнией, даже фейерверком! Но это я к примеру. Так! В общем, я мясоедная сладкоежка, к большой досаде моих родителей. А если серьезно, у меня, должно быть, метаболизм, как у колибри, иначе я бы уже превратилась в борца сумо. Ты знаешь, колибри ежедневно съедает в три раза больше собственного веса? Столько я, конечно, не смогу. – Она провела рукой по животу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
