— Помоги мне, — он подошел ко мне так близко, что я попыталась отпрянуть назад, но уперлась спиной в перила.
Мужчина говорил шепотом, чуть ли не в ухо мне. От такой близости и чувственности в голосе немного опешила.
— Как помочь? — с недоумением смотрела ему в глаза. Если он приблизится ко мне буквально на пять сантиметров, то сможет поцеловать меня. А этого я не хотела, боялась, но убежать здесь вряд ли придется.
— Давай с тобой просто общаться. Как друзья, — мы не отрывались от глазного контакта. В голосе его была мольба о помощи. Может действительно человек запутался и ему нужно помочь найти себя…
— А у вас получится? — я характерно прищурилась. Сомнения меня одолевали. С одной стороны, он просто бабник. С другой — человек состоявшийся, доживший до средних лет. Должна же в нем быть житейская мудрость.
— Обещаю, что приставать не буду. Я ценю тебя, вижу, что ты не просто красивая, но и умная. Таких давно не встречал, поэтому буду хранить нашу дружбу всеми силами.
Слова его звучали уверенно и одновременно жестко. Намерения серьезные, поэтому мне стало интересно.
— Хорошо, только при мне вы больше не будете вести себя, как напыщенный индюк.
Мужчина улыбнулся. Искренне и нежно.
— Договорились. Разрешаю тебе одергивать меня каждый раз по необходимости. Можешь делать это грубо, но справедливо.
Глава 8
Утренний разговор с Машенькой не выходил из головы целый день. В какой момент я превратился в мудака? Или был таким всегда? Нет. Однозначно нет. Я же любил. Наташку. Она клялась мне в любви, обещала ждать из армии. Но по классике жанра вышла замуж через год по залету. Из-за нее и остался дальше служить. Пошел на войну, где познакомился с пацанами — Вадиком и Лехой.
Сидя в отделе, я посмотрел на ребят. У каждого из них была своя печальная история. Судя по всему, я отделался легче всех. У Лехи до сих пор любовная эпопея длится. Он из-за своей возлюбленной и в квартире своей не живет, а у матери ночует. Там хоть и трешка, Лехе достается для ночевки гостиная, но все же. Мать с сестрой знают обо всем, поэтому не намекают ему на переезд. Жалеют, сочувствуют, и очень сильно переживают, когда Леха уходит к себе во время запоя. А запои эти случаются каждый раз, когда он встретит свою ненаглядную. Или ее муженька, который промышляет незаконными делишками. Если хорошо покопать, его можно засадить надолго. Но ухватиться сейчас не за что. Жалобы на мужика не поступают, а сам Леха играет в благородство. Хотя и не оставляет попытки объяснить своей Иришке, что она связалась со сволочью. Последние десять лет делает это с определенной регулярностью, но женщина непробиваема. Она стоит на своем, а Леха уходит в запой на три-четыре дня.
Вадик. Вадик не был красавчиком. Его чмырили в школе, потому что это был полуживой дохляк, вечно болеющий, прыщавый и в очках. Я видел его фотки детские и не понимал: как его вообще взяли в армию? Но он сделал невозможное: выучил таблицу (ту, которая висит у окулиста) и прошел проверку зрения практически на отлично. Что касается болячек и многочисленных записей в медкнижке, так он просто вырвал лишние листы. Пошел в военкомат втайне от матери. А там и не смотрели с особой тщательностью. Так Вадик попал в армию, а его мать с сердечным приступом в больницу. В первый год ему было тяжело физически и морально. Попав в жесткую дедовщину, парень хотел просто выжить. На большее и не рассчитывал. Но в 1994 году ему довелось попасть в Чечню, где мы с ним и встретились. Растерянного паренька я приметил сразу. Мы были ровесниками, отслужившими уже год. Нам по девятнадцать лет, поэтому решили держаться вместе.
На войне дедовщины особой не было. Ну или проявлялась в мелочах, без жестокости. Мы все были заодно. Прежние деды сами стали духами. Поэтому даже прибывшие новобранцы сразу становились значимыми, поскольку делали одно дело. Вместе мы прошли этот год и остались служить по контракту. Я родителей потерял, когда мне было шестнадцать. До совершеннолетия жил с теткой. Почти до совершеннолетия — за месяц до моего дня рождения тетка неожиданно скончалась. Похоронив ее, мне пришлось переселиться в интернат. Через месяц идти было некуда, поэтому прямиком отправился в военкомат.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Служили мы с Вадиком по контракту уже четыре года, защищая страну от новых терактов. Но в 99-ом началась новая фаза чеченской военной компании. Так мы познакомились с Лехой, который, отслужив в 1997-ом, вернулся домой и обнаружил свою возлюбленную в руках какого-то козла. Два года парень пытался объяснить ей, что она совершает чудовищную ошибку. Муж ее еще в те времена занимался криминалом. Но девчонка отвергла благие намерения и призналась, что беременна. Ирина — одноклассница Лехи, знал он ее давно. Врать она, по его словам, не умела. Пока шла подготовка к свадьбе, Леха ретировался на войну.
Вернулись мы на мирскую землю в 2009 году, сразу по окончании контртеррористической операции. Нам с Вадиком 34 года, Лехе 32. Дорога у нас была одна — в МВД. Здесь мы начали трудиться сначала простыми операми. В принципе, мы и сейчас ими остаемся, только занимаемся сугубо поисками маньяков. Отдел наш так прозвали негласно. Василич — начальник управления — заметил, что наша троица дает лучшие результаты в этой сфере. Зачастую приходится работать с педофилами. В этот момент мы все возвращаемся мысленно на войну. Она никуда не уходила из нас, чуть ли не ежедневно напоминая обо всех ужасах. Печально было осознавать, что на мирской земле совсем не мирно.
Отвлекаясь от работы, мы с мужиками пустились во все тяжкие. И девки здесь занимали не последнее место. Вадик за время войны возмужал, стал настоящим ловеласом и ловил от этого кайф. Его я понимал: человек сам себя сделал. Хотя это стоило жизни его матери. После того, как мы остались служить по контракту, женщина перенесла второй сердечный приступ, после которого вскоре скончалась. Ни мне, ни Вадику возвращаться с войны было не к кому. Поэтому бились до последнего.
И вот теперь мы три козла, которые только и делают, что трахают баб направо и налево, даже не запоминая их имен. Да что там говорить, мы их даже и не спрашивали иногда. Только Леха среди нас был человечным. Но он до сих пор страдал. Больше двадцати лет прошло после свадьбы его ненаглядной, а он до сих пор не терял надежды раскрыть ей глаза.
А я думал. Думал о словах моей очаровашки.
Утром мы договорились с ней, что встретимся вечером и пообщаемся. Познакомимся заново, узнаем друг друга лучше.
— Смотрите-ка, ваша дама не стала наглеть, — указала мне Машенька на одеяло возле входной двери, когда мы поднялись на свой этаж.
— То же мне дама, — нахмурился я.
— А как вы их называете? — девушка не упускала случая уколоть меня.
— Детка, цыпочка, милашка, ну и по всякому такому.
— Пошло, — она сморщила носик и пошла к своей двери.
Я же успел схватить ее за руку, за запястье. Мне не хотелось отпускать ее вот так, хотя и понимал, что нам обоим нужно трудиться.
— Маш, давай сегодня вечером начнем все сначала? Познакомимся нормально, пообщаемся, — держал ее руку в своей и был рад, что она не сопротивлялась.
— А что в вашем понимании «познакомимся нормально»? — уголок ее рта двинулся в сторону. Мне жутко нравилась ее ухмылка.
Недолгие переговоры привели к ее согласию:
— Хорошо. Раз уж я согласилась вам помочь.
Я, наверное, выглядел полным придурком, потому что улыбался во всю ширь. Еще никогда не испытывал столько радости просто от того, что девушка решила со мной поужинать.
Мы договорились встретиться после семи вечера. Именно в это время оба оказываемся дома. Условие простое: как только кто-то из нас приходит домой, сразу стучит к соседу. Если он отсутствует, пришедший раньше сидит и ждет дома. Так мы точно увидимся. Я целенаправленно не взял ее телефон, потому что знал себя: в течение дня не упущу случая позвонить или написать. Уговор — познакомиться по новой вечером. Вот и будем знакомиться заново.
