Впрочем, речь сейчас не об этом, а о том, что так уж мы, россияне, устроены, что любое серьезное дело каким-то непостижимым образом умеем превратить в одну сплошную байку.
А уж армейская служба по этой части, думается, даст не одну сотню очков форы любой охоте и рыбалке, о которых взахлеб умеют врать поклонники этих вполне уважаемых форм не то отдыха, не то завуалированного, чисто мужского способа сбежать подальше от жены, детей и тещи. А нам-то чего врать…
Так что для начала должен предупредить вас, уважаемые читатели, что буду рассказывать только правду, и ничего, кроме правды!
* * *
…Мы, бывалые служаки, вообще-то ничем не хуже рыбаков, и для правильного разговора нам тоже нужен соответствующий антураж.
Правильно мыслите: это может быть кухня, гараж, что-то где-то еще – главное, должно иметь место полное отсутствие всякого присутствия женщин! Далее, игнорируя всяческие буржуйские изыски, расстилаем газетку, раскладываем на ней сырок, колбаску, сальце с прослоечками, хлебушек и прочие приятные мелочи вроде огурчиков, помидорчиков и зеленого лучка. И, естественно, в центре импровизированной скатерти-самобранки ставится она – независимо от объема холодненькая, подернутая влажным туманцем, манящая и обещающая.
Вот он, сладкий миг мужской – когда с нежным хрустом пробочка свинчивается и наливается первая стопочка густой и прозрачной!
А уж чуть позже, после известного тоста: «За тех, кто в сапогах!» – кто-то просто обязан сладко задымить сигареткой и сказать: «А вот у нас, помню…» И это – начало, зачин, как говаривали в старину сказочники. А длится все это «пиршество эпоса или Гомерова говорильня»… да-а-а, до тех пор, пока все экс-бойцы не уходят в астрал или пока жены не разгонят – это уж кому как повезет!
* * *
Так про что там мы? Про сапоги? А ведь есть, есть в кладовочке памяти и историйка «про сапоги»…
Был это конец 70-х – естественно, прошлого века. Место действия: военное училище в небольшом городке в Западной Украине.
Подняли как-то нашу геройскую курсантскую роту по учебной тревоге, и сонная, злая и матерящая все и всех толпа с размеренностью больного паровоза попыхтела в дальний путь – за город на полигон и потом обратно – километров с десяток на круг.
Далеко не все умели наматывать версты так, как это делал тогда еще юный ваш покорный слуга, серьезно занимавшийся этим делом еще со школьных времен…
Кто-то умирал уже на первом километре, кто-то пытался сачковать, а кое-кого, особо дохлого, старшина иногда заставлял и просто нести на руках. Заботливые товарищи чуть-чуть «слегка несли», но чаще с руганью гнали рыдающего однополчанина пинками… И вот курсантик один в суматохе перепутал сапоги – рота потом долго гадала, как ему вместо родного сорок четвертого удалось натянуть чужие – на пару размеров меньше. Мужественный боец вытерпел аж три километра… Потом, понятное дело, домой и, ясен перец, босиком. Вот тогда-то ротный, невероятно похожий на Муслима Магомаева, и изрек нежно-издевательски, обращаясь к герою дня и цитируя известный мультик: «Ну что, товарищ Черная Тропа, „чужие сапоги натерли ноги“?» Несчастный боец, имевший рост баскетбольный и смуглость почти цыганскую, грустно рассматривал свои истерзанные ноги, тоскливо вздыхал и благоразумно молчал…
* * *
Вот умел ротный подобрать правильные слова, чтобы по-отечески подбодрить, утешить и вообще привить пламенную любовь к тяготам и лишениям армейской службы.
Например, когда курсант из нашего, десантного взвода, крепенький паренек из молдавского местечка Бендеры, порвал себе ухо, наткнувшись на ствол собственного же автомата в ту недобрую минуту, когда пытался быстро ввинтиться в люк БТРа, ротный сначала долго молчал. Прохаживался вдоль строя и задумчиво посматривал на огромную «клипсу» из ваты и бинта, украшавшую распухшее до устрашающих размеров ухо. Наконец, явно страдая от несправедливости судьбы, заставляющей его командовать такими суперменами, мрачно поинтересовался: «Товарищ курсант, а знаете ли вы, почему молдаване не едят огурцов? Голова в банку не пролезает!!! Ох, ребята, не дай бог война…»
* * *
Вообще-то ротный наш был мужик ядовитый, но не зверь – это ему с подчиненными не очень везло.
Ну, скажем, встречали мы Новый год. Все строго и культурно, можно сказать: лимонад, печенье, конфетки. Елка, понятное дело. Сидим, скучаем, лимонадом давимся. Иногда в туалет бегаем. И бегаем все чаще, поскольку после посещения «места общего пользования» веселеть все стали прямо на глазах. И до того развеселились, что остатки водки, что прятали в сливных бачках, какой-то умник додумался вылить ротному в кружку, пока тот покурить отлучился. И капитан Кантор наш ничего – выпил, на секундочку замер… И сделал вид, что ну ничегошеньки не заметил. Правда, спать роту загнал на час раньше…
Наивный! Кто же спит в новогоднюю ночь?
Был у меня дружок из местных – их отпускали домой в суточные увольнения. Он, значит, дома шампанское трескает, я в казарме…
И где справедливость? А поздравить?!
Тропа для таких случаев известна: в сторону забора. Дежурному по роте сержанту говорю, что иду в соседнюю роту – дружка поздравить, на пару минут. Шинелька на плечах, а под ней – ремень и шапка. Дальше были забор, улицы, фонари. Насчет аптеки не помню – наверное, была… Короче, захожу в дом своего друга, поднимаюсь по лестнице. Вижу: на одной из площадок офицеры курят. Вроде бы знакомых нет… С независимым видом прохожу мимо и жму кнопку звонка рядом с дверью квартирки однополчанина своего. Дверь открылась. Правда, сначала соседняя. И на пороге этой соседней вырос как лист перед травой… наш дорогой товарищ капитан!
Ну кто же знал, что он в этот же дом в гости припрется, Новый год догуливать?!
В общем, на губу я не попал и даже на пять минут зашел к другану – Кантор на площадке курил и ждал. И потом он почти не ругался, а устало так сказал: «Иди в роту! Только патрулям не попадись…»
Я и не попался – что я, совсем уж тупой…
Попался я позже – и не патрулю, а снова ротному. И даже не попался, а, как теперь говорят, «круто попал»!
А тогда, после новогодней ночи, больше всех досталось тому самому сержанту, что по роте дежурил, – когда я ему привет от ротного передал, думал, моего сержанта кондратий хватит. Ничего, отошел, хотя дулся и ворчал долго. Кстати, закончилась самая волшебная ночь в году бо-ольшим грохотом: один из бойцов ночью на елку налетел спросонок и таки уронил красавицу…
* * *
Так насчет «крутого попадалова»… Эту историю можно было бы назвать: «Как я почти стал снежным барсом». В те времена в каждом военном училище были секции туризма. Спортивное ориентирование, то-се. В наших краях эти туристы в сапогах ежегодно совершали восхождение на самую высокую точку Карпат – гору Говерлу, что высотой чуть больше двух тысяч. Не Эверест, конечно, но все же. Служить в Прикарпатском округе и Карпат не увидеть? Да вы с меня смеетесь, как говорят в тех краях! В общем, всеми правдами и неправдами попадаю в список и вместе с толпой военных покорителей вершин еду в сторону румынской границы – Говерла именно там старательно изображает из себя этакую священную гору Фудзи.
К восхождению альпинисты готовились старательно и по-взрослому: в маленьком местном магазинчике рядом с турбазой скупили всю водку и разлили ее по армейским литровым флягам. Потом было построение, много правильных и красивых слов, а потом толпа пошла через лес в сторону горы. Красиво шли и организованно, никакой махновщины. Вокруг красота и тишина такая, что аж дух захватывает! Солнце, синее небо, страшно белый и глубокий снег вокруг, а елки такой невероятной высоты, что казалось, само солнце за их вершины цепляется…
Все было как в песне у классика: «Вперед и вверх, а там…» Вверх, кстати, шли не в переносном, а в самом прямом смысле: на высоте лес сошел на нет, и на фоне уходящей в небо снежной стены была видна лишь цепочка из черных фигурок, уходящая куда-то в небо.
Небо уже синим не было, поскольку началась самая настоящая метель, и, чем выше мы поднимались, тем становилось все холоднее и неуютнее. Но две тысячи – это все-таки не восемь, и до вершины мы добрались. А там – мороз, метель, в пяти метрах ни зги не видно, но настоящим снежным барсам это ничуть не помешало отмечать победу над горами.
Фляги гуляли по кругу, пока не обсохли. А они, заразы, непрозрачные ведь – сколько пьешь, не видно. Опять же мороз…
Вниз спускались, как в детской загадке про зайчика: под гору кувырком! И всем было страшно весело – почти как умному дворнику, распевавшему у Ильфа и Петрова песенку про дни веселые! Правда, вскоре снова в тихий лес вернулись, а там тепло и ни ветринки.
Ага, уже догадались?
Именно так – в теплом и уютном лесу процесс пошел, как говаривал один не альпинист, а скорее террорист-подрывник… Если честно, то дальше обо всем рассказали чуть позже товарищи – между прочим, не бросили пропадать в диком лесу, а ведь могли. Но нет, вели до конца, хотя трудно им было и теряли пару раз! И меня, и дорогу…
