Новый знакомый не терял времени даром.
– Это очень здорово, что ты и перворазрядник, и металлург. Железнодорожники затевают строительство новейшего металлургического центра. Через три года им молодые специалисты во как понадобятся! – Санька резко черкнул слева направо большим пальцем правой руки у собственного горла. – Хороших теннисистов у них отроду не было. А тут готовенький. Хоть отливать, хоть ковать, хоть шариком стучать. Лет пять после института еще запросто поиграешь! Хочешь, я Атаманову подскажу, чтобы не прохлопали ценный кадр? – спросил Санька, уминая двойную порцию гуляша.
– Что за Атаманов? – поинтересовался Юра.
– Пока заместитель начальника Камского отделения.
– Почему пока?
– Потому, что ненадолго. Он далеко пойдет. Спроси любого: кто спортивный меценат у железнодорожников? Атаманов!
– Давай, Саня, не будем гнать лошадей. Насколько я разбираюсь в урологии, нам с тобой предстоит еще много чего сотворить. Получить удовольствие от ужина. Раз. Нормально выступить на играх. Два. Обеспечить устойчивую взаимность у таких девчонок, как Пружинка. Три. Убедиться, что именно железнодорожники достойны, чтобы их выбрал молодой, талантливый инженер, гордость отечественного спорта Юрий Владимирович Брюллов. Четыре.
– Что ты, Юрка, себе цену знаешь – это хорошо. Но из твоих четырех оговорок только с одной могу согласиться: ужин надо завершить на высокой ноте. Если бы не контрольная игра завтра, то по стаканчику, пардон, по бокалу игристого напитка следовало бы употребить. Для утешения давай ударим хотя бы по виноградному соку. Все остальные твои «карты» кроются козырем, который называется «одно другому не мешает!».
– Ладно, уговорил, – улыбнулся Юра, – теперь мне понятно, почему ты представился Деловым. Может, пройдемся по набережной?
Брюллову все больше нравился этот открытый, энергичный и, похоже, доброжелательный парень. Трудно даже сказать, чем именно. Вызывало симпатию не столько наличие каких-то особых черт характера, сколько отсутствие того, что Юру часто тяготило и раздражало. У своего нового знакомого он не обнаружил стремления «рисоваться», пустословия, хождения «вокруг да около». Налицо был еще один плюс: темы, которыми фонтанировал Санька, все как одна были Юре интересны.
В отличие от Брюллова, Санька точно определил, чем ему приглянулся теннисист. С малых лет, неизвестно откуда, появилась у него привычка проверять свои мысли на собеседнике. Даже на случайном. Он ставил заинтересовавший его вопрос предельно остро, «торчмя», и внимательно следил за реакцией слушающего. Бывало, что отклик собеседника подсказывал направление дальнейших Санькиных действий.
В четвертом классе на перемене он подошел к одиноко сидевшему на подоконнике старшекласснику и поделился с ним одним наблюдением и одной идеей. Наблюдение было лаконичным и точным: новенький, которого три дня назад посадили с ним за одну парту, не дал списать домашнее задание по арифметике.
– Это же надо, какой жмот! – возмутился Санька.
– Возможно, – расплывчато ответил старшеклассник, – а какие выводы?
– Отметелить бы надо, – изложил идею Санька, – но один я не справлюсь. Вон он, дылда!
Санька взглядом показал на своего соседа и продолжил:
– Давай, вдвоем?
– Я бы с удовольствием, но это мой брат. Борька, – позвал он, – иди сюда! Эта жертва аборта собирается тебя метелить.
Борька не торопясь подошел к ошарашенному Саньке.
– Этот? – уточнил он у брата.
– Этот.
Борька зажал Санькин нос между указательным и средним пальцами левой руки и полюбопытствовал:
– Будешь метелить или помилуешь?
Санька вспомнил репродукцию картины «Юный партизан на допросе» и, чтобы хоть как-то сохранить лицо, секунды три-четыре терпел. На большее терпения не хватило:
– По-омилу-ую…
– Большое спасибо.
Борька, не отпуская носа, повернул Саньку на девяносто градусов и что есть силы правым коленом под зад отправил его в свободный полет.
В результате обмена мнениями с братьями Санька не только снял с повестки дня вопрос о наказании Борьки за жмотство, но и на будущее несколько ужесточил требования к подбору советников.
Юрка не только внушал ему доверие, но и оказался благодарным слушателем. Такие под ногами не валяются!
Санька с Юрой вышли из столовой и неспешно двинулись вдоль недавно отстроенной и приведенной в порядок набережной, километров на пять протянувшейся вдоль Камы.
В том же режиме (Санька вещает, Юра внимает, реагирует) они обсудили перспективы их будущих профессий, минусы и спорные плюсы недотрог и очевидные достоинства и скрытые недостатки отзывчивых представительниц прекрасного пола. Не обошлось без спортивной тематики.
Санька не без гордости описал свое место в мире камского футбола, недавнюю встречу с ректором, а завершил рассказ в своей манере – вопросом, который требовал оценки собеседником.
– Не знаю, хорошо это или плохо. С одной стороны, сам ректор держит за человека, дает суровое задание. С другой, не вижу, как это задание выполнить.
Минуты две-три приятели шли молча, пока Юра не собрался с мыслями:
– У тебя же имеется отличный и, главное, опробованный вариант. Учеба – на «очном», завод – «по совместительству», футбол – пополам. Умножаешь твой опыт на одиннадцать и получаешь основной состав.
– Ты меня за больного на голову принимаешь? Думал я над этим. Хороших футболистов с десятилеткой кот наплакал. В «Моторе» таких всего трое.
– А ты посмотри по всему городу. И начинай не с «молодняка». Им лавры Яшина, Лобановского и Нетто спать не дают. А с ребят, кому за двадцать пять, до кого доходит, что его поезд под названием «профессиональный футбол» уже ушел. И что вся жизнь еще впереди. И в ней высшее образование не последнее дело.
– Это ты правильно рассуждаешь. Мне это же наш физрук говорил два года назад. Но есть еще одна «закавыка». Когда я в единственном числе «воюю на два фронта», то это почти незаметно. А если целая команда? «Подснежники», «очковтирательство». Ты думаешь, что другие ректоры спокойно на это будут смотреть?
Чтобы ответить на этот вопрос, Юре потребовалось в два раза больше времени.
– Это серьезно. Хорошо, что ты об этом подумал. Здесь надо играть на опережение, придумать что-нибудь красивое. Например, шефская помощь Высшей школы заводскому спорту. И инициатива должна принадлежать не университету, а горкому комсомола. Или еще лучше – партии. Чтобы они заставили «универ» это сделать. В итоге все довольны: лавры за «почин» у горкома, за футбол – у ректора, а у ребят знания в голове, пусть хоть на «трояк», и диплом в кармане!
Санька восхищенно присвистнул.
– Ну, ты силен! Юрка, все хотел тебя спросить: у тебя школьного или спортивного прозвища нет?
– В седьмом или восьмом классе было. Хаджи-Мурат. Если его рыжую бороду сбрить, то что-то общее у нас имеется. Потом я уехал в Камск, а Хаджи-Мурат так и остался в Иркутске. А что?
– Ты достоин профессионального прозвища. Например, Академик. Не раздражает?
– Да вроде нет.
– Беру на вооружение.
Дьяков. Июль 1963. Три дня спустя
Предложенный Санькой план организации университетской футбольной команды ректору понравился, а идея идеологического прикрытия привела в восхищение. Немедленно были приглашены проректор по учебной работе, секретари парткома и комсомола. Соколовскому и Дьякову ректор поручил подобрать будущих студентов, секретарям – подготовить и начать реализацию «почина», проректору – проработать механизм приема (до приемных экзаменов оставался месяц).
– Дайте задание деканам, – добавил он проректору, – чтобы ребята не только играли, но и учились по-настоящему. На первом курсе прикрепите к каждому куратора. Есть ко мне вопросы? Тогда выполняйте.
Он сделал паузу, как бы завершив официальную часть, и продолжил:
– Не по годам вы мудрый, Александр. И даже опасный. Что, если такой интеллект, да во враждебных целях? А пока в рамках моих полномочий категорически запрещаю вам играть головой. Особенно в защите.
– Извините, Петр Павлович, но подобное я уже от кого-то слышал.
Получив персональное ректорское задание, Дьяков, сразу же после поездки на студенческие игры (один матч выиграли, один – ничья, два проиграли), за две недели переговорил почти с двумя десятками потенциальных студентов из пяти городских команд. «Улов» оказался более чем приличным. Дюжина футболистов, включая двадцатишестилетнего мастера спорта Ножкина, завершающего свой спортивный век в дубле «пушкарей», проявили к Санькиному предложению интерес.
Кого приглашать окончательно, решали втроем: тренер, Соколовский и Санька. Все кандидатуры он предварительно обсудил с Академиком. В отличие от многих, помощь Академика была комфортной. Он не делал партнеру одолжения; не унижал его, обнаружив ошибки; демонстрировал свой истинный интерес к обсуждаемой теме.
