А потом, как раз когда я проходила мимо конторы крупной пароходной компании, что-то меня внезапно остановило. В витрине была выставлена красивая модель одного из судов компании. Оно называлось «Кенииуорд касл»[1]. Случайная идея пронеслась у меня в голове. Я толкнула дверь и вошла. Подойдя к стойке, я пробормотала, запинаясь (на сей раз неподдельно!):
— «Килморден касл»?
— 17-го из Саутгемптона. До Кейптауна? Первым классом или вторым?
— Сколько стоит билет?
— Первый класс — восемьдесят семь фунтов…
Я прервала его. Совпадение было слишком явным. Как раз величина моего наследства! Я поставила на карту все.
— Первый класс, — сказала я.
Теперь уж меня наверняка ждут приключения.
Глава VIII
(Отрывки из дневника сэра Юстаса Педлера, депутата парламента)Удивительное дело, но меня, кажется, никогда не оставляют в покое. Я человек, которому нравится спокойная жизнь. Я люблю мой клуб, мою партию в бридж, хорошую кухню, доброе вино. Я люблю Англию летом и Ривьеру зимой. У меня нет желания быть участником сенсационных событий. Иногда, расположившись близ уютного огня, я не прочь почитать о них в газете. Но большего мне не требуется. Цель моей жизни — полный комфорт. Я посвятил этому определенную долю усилий и значительные суммы денег. Но не могу сказать, что я всегда достигал цели. Если даже ничего не случается со мной, нечто происходит вокруг меня, и часто, помимо моей воли, я оказываюсь вовлеченным в какие-нибудь события. А я ненавижу быть вовлеченным.
Все произошло из-за того, что Ги Пейджет вошел утром в мою спальню с телеграммой в руке и с физиономией, мрачной, как у наемного участника похоронной процессии.
Ги Пейджет — мой секретарь, усердный, работящий человек, замечательный во всех отношениях. Но я не знаю никого, — кто раздражал бы меня больше. Долгое время я ломал себе голову над тем, как бы избавиться от него. Однако нельзя же уволить секретаря за то, что он предпочитает работу досугу, любит рано вставать и положительно лишен недостатков. Единственно забавное у него — это физиономия, физиономия отравителя XIV века — такого рода людей Борджиа держали для своих делишек.
Я бы не был так настроен против Пейджета, если бы он не заставлял работать и меня. В моем представлении к работе следует подходить легко и беззаботно, в сущности, шутя! Сомневаюсь, чтобы Ги Пейджет когда-нибудь шутил в своей жизни. Он все принимает всерьез. Вот почему с ним так трудно жить.
На прошлой неделе меня посетила блестящая мысль: отослать его во Флоренцию. Он говорил, что ему хотелось бы поехать туда.
«Мой дорогой, — вскричал я, — вы поедете завтра. Я оплачу все ваши расходы».
Январь — не сезон для поездки во Флоренцию, но Пейджету все равно. Я представлял себе, как он ходит по городу с путеводителем в руке, благоговейно посещает все картинные галереи. И неделя свободы» обойдется мне совсем недорого.
Это была очаровательная неделя. Я делал все, что хотел, и ничего, что было бы мне не по вкусу. Однако приоткрыв глаза и различив Пейджета, стоявшего напротив окна в 9 утра, что было чересчур рано, я понял, что моей свободе пришел конец.
— Мой дорогой, — произнес я, — похороны уже состоялись или они назначены на более поздний срок?
Пейджет не воспринимает шуток, сказанных с невозмутимым видом. Он просто уставился на меня.
— Так вы знаете, сэр?
— Что знаю? — спросил я сердито. — По выражению вашего лица я заключил, что один из ваших ближайших и дражайших родственников должен быть предан земле сегодня утром.
Пейджет пропустил мою реплику мимо ушей, насколько это было возможно.
— Я думал, вы не можете быть в курсе дела. — Он постучал по телеграмме. — Я знаю, что вы не любите, когда вас будят рано, но уже девять часов, — Пейджет настоятельно считает 9 часов утра практически серединой дня, — и я полагал, что при данных обстоятельствах… — Он снова постучал по телеграмме.
— Что это такое? — спросил я.
— Телеграмма из полиции в Марлоу. В вашем доме убили женщину.
Сообщение окончательно пробудило меня.
— Какая колоссальная наглость! — воскликнул я. — Почему именно в моем доме? Кто убил ее?
— Они не сообщают. Вероятно, мы немедленно воз вращаемся в Англию, сэр Юстас?
— Вам не следует так думать. Почему мы должны возвращаться?
— Полиция…
— Какое мне дело до полиции?
— Убийство произошло в вашем доме.
— Это, — сказал я, — кажется, скорее моя беда, чем моя вина.
Ги Пейджет мрачно покачал головой.
— Случившееся произведет очень неприятное впечатление на избирателей, — заметил он печально.
Не понимаю, почему так должно быть, но все же есть ощущение, что в подобных случаях Пейджет всегда прав. На первый взгляд депутата парламента совершенно не касается ситуация, когда бездомная молодая женщина приходит и дает себя убить в принадлежавшем ему пустом доме, но вы при этом не учитываете реакции почтенной британской публики.
«Кроме того, она иностранка, что еще хуже», — мрачно продолжал Пейджет.
Думаю, он опять прав. Если убийство женщины в вашем доме подрывает вашу репутацию, то дело становится еще более сомнительным, если она иностранка. Вдруг меня поразила другая мысль.
«Боже мой! — воскликнул я. — Надеюсь происшедшее не выведет из душевного равновесия Каролину».
Каролина — дама, которая мне готовит. Между прочим, она жена моего садовника. Какая она жена, мне неизвестно, но кухарка — превосходная. Джеймс, напротив, плохой садовник, но я разрешаю ему бездельничать и предоставляю сторожку для жилья исключительно ради стряпни Каролины.
— Не думаю, что она теперь захочет остаться, — сказал Пейджет.
— Вы всегда умели меня ободрить, — заметил я.
Кажется, придется возвращаться в Англию. Пейджет явно имеет это в виду. А кроме того, нужно еще успокоить Каролину.
Три дня спустяМне кажется невероятным, что люди, имеющие возможность покинуть Англию зимой, остаются здесь! Климат просто отвратительный. Как надоели эти хлопоты. Агенты по сдаче домов говорят, что теперь, после всей шумихи, будет практически невозможно сдать Милл-Хаус. Каролину удалось успокоить, предложив двойное жалованье. Мы могли бы с тем же успехом послать ей телеграмму из Канна. В сущности, как я и утверждал все время, нам совершенно ни к чему было приезжать. Завтра я отправляюсь обратно.
День спустяПроизошло несколько весьма удивительных событий. Начнем с того, что я встретил Огастаса Милрея, наиболее совершенный образец старого осла, представленный в нынешнем правительстве. С дипломатической скрытностью он отозвал меня в клубе в тихий уголок. Он много говорил о Южной Африке и промышленной ситуации там. Об усиливающихся слухах о забастовке на Ранде. О ее тайных мотивах. Я слушал как мог терпеливо. Наконец он перешел на шепот и сообщил, что есть некие документы, которые необходимо передать в руки генерала Смэтса[2].
— Несомненно, вы совершенно правы, — сказал я, подавляя зевоту.
— Но как мы ему их доставим? Наше положение в этом деле очень щекотливое.
— Разве почта не подойдет? — спросил я бодро. — Наклейте на пакет марку за два пенни и опустите его в ближайший почтовый ящик.
Мое предложение, кажется, весьма шокировало его.
— Мой дорогой Педлер! Послать обычной почтой! Для меня всегда было тайной, зачем правительство нанимает королевских курьеров и уделяет такое внимание своим конфиденциальным документам.
— Если вам не нравится почта, пошлите одного из ваших молодых людей. Он получит удовольствие от поездки.
— Невозможно, — сказал Милрей, старчески покачав головой. — На то есть причины, мой дорогой Педлер, уверяю вас, есть причины.
— Что ж, — произнес я, вставая, — все это очень интересно, но мне надо идти…
— Одну минуту, мой дорогой Педлер, одну минуту, прошу вас. Скажите мне по секрету, разве вы сами вскоре не собираетесь посетить Южную Африку? У вас обширные интересы в Родезии, я знаю, а вопрос о ее вступлении в Союз живо интересует вас.
— Да, я думал поехать туда примерно через месяц.
— Не могли бы вы перенести отъезд на более ранний срок? На этот месяц. А лучше на эту неделю.
— Могу, — сказал я, разглядывая его с некоторым любопытством, — Но мне не кажется, что я испытываю подобное желание.
— Вы оказали бы правительству большую услугу, очень большую услугу. И оно.., не останется в долгу.
— Вы хотите сказать, что я должен сыграть роль почтальона?
— Вот именно. Вы не занимаете официального положения. Ваша поездка будет выглядеть естественно. Все пройдет замечательно.
— Что ж, — сказал я в раздумье, — не возражаю.
Единственно чего мне очень хочется, так это как можно скорее снова выбраться из Англии.
— Вы найдете климат Южной Африки восхитительным, просто восхитительным.
