встречи.
Однажды, такая встреча состоялась, и мы договорились как-нибудь встретиться вдвоем. Просто почувствовали интерес к друг с другу, но нам постоянно мешают.
Действительно с ним было очень интересно. Давно не разговаривал ни с кем на такие родные и любимые военные темы. Кроме того, Джимми был человек совершенно другого уровня знаний, развития, опыта. По всем показателям он превосходил меня. Я с родными-то генералами такого уровня не общался никогда. Более того, я не общался так откровенно вообще ни с одним генералом своей армии. И даже с полковниками таких разговоров никогда не было. И только с бывшим своим комбатом в Афганистане, подполковником, мы как-то от души поговорили на подобные темы.
Размышлял над тем чем я ему стал интересен. Находил только один ответ. Его интерес ко мне заключался в том, что я был бывшим офицером армии, с которой он готовился воевать всю жизнь. Я очень критично оценивал всё что знал и понимал про Советскую армию. Вместе с тем, я не совсем соглашался с Джимми, иногда проявлял упорство.
Конечно, я иной раз, замечал снисходительность, очень редко высокомерие. Скорее всего, мои рассуждения часто для него были наивными. Понимал это, и он и я.
Мы встретились в одном дорогом баре, в самом центре. Его там хорошо знали.
Вдруг, неожиданно, Джимми начал расспрашивать меня о семье, потом о работе. Я не уходил от ответов. Говорил правду.
Потом он мне задал вопрос:
— Какие ты выводы сделал о вооружении, после Афганистана?
Я задумался. Вспомнил все свои размышления, уже после вывода бригады в Союз.
— Несмотря на насыщение поля боя снайперским и гранатометным вооружением, противотанковыми управляемыми ракетами и миномётами, главным образцом вооружения любой современной армии по-прежнему остаётся основное оружие пехотинца — автомат, автоматическая винтовка.
Джимми посмотрел на меня исподлобья.
— И это при том что твоя бывшая армия так сильно насыщена техникой?
— Нас ещё в училище учили что вся боевая работа нашего мотострелкового отделения строится вокруг БМП или БТР этого отделения. Преподаватели нам говорили, что это опыт второй мировой войны. Объясняли, что вся боевая работа пехотного отделения в Вермахте строилась вокруг пулемётчика. Потом, когда у них появились первые БТР, тогда начали акцент делать на его крупнокалиберный пулемёт. И у нас так же было. Командир сначала хочет уничтожить противника из вооружения БМП или БТР, потом уже начинают работать все остальные.
— А ты получается по-другому думаешь?
— Мой опыт очень ограничен. Я воевал в пустыне. Другие наши батальоны воевали в горной местности или в так называемой «зелёнке». Мы общались, разговаривали друг с другом, даже спорили. Они мне говорили, что в их условиях роль и эффективность техники сильно снижается, часто вообще сводится к нулю. Там на первое место выходит уже человек, пехотинец.
— Твои друзья довольны были вооружением пехотинца?
— Нет. Вообще всё плохо. Всё. Экипировка, включая бронежилеты. Недовольны были и нашим новым калибром 5,45. Среди офицеров столько споров было о том, что лучше 5,45 или 7,62.
— И к чему ты склонялся?
— Не знаю. У обоих калибров есть свои преимущества и недостатки. У 7,62 два самых очевидных, которые никак не решить: более сильная отдача и больший вес носимого боекомплекта.
Джимми усмехнулся.
— Над этим во всех передовых армиях мира спорят. В нашей армии тоже самое.
— А можно вопрос?
— Конечно?
— Сэр, а чем вы сейчас конкретно занимаетесь? Это не секрет?
— Я работаю с одним предприятием, которое работает на нашу армию. Помогаю донести до Пентагона то новое и перспективное что у нас есть или может появиться. С моей помощью быстрее получается. Это и не запрещено. Выгодно всем.
— А семья?
— У меня сын уже подполковник. Где-то твой ровесник.
— Наверное морпех?
— Нет. Мой сын лётчик. Воевал в Заливе. Больше никому ничего знать не следует.
— Понимаю. Сэр, вы мне в прошлый раз говорили, что есть у вас опасения о том, что с США может произойти тоже самое что произошло с СССР. Но не пояснили, не конкретизировали. Сказали только о событиях в Лос-Анджелесе. Этот риск я понял. Он единственный?
— Если бы! Наши бизнесмены и политики такого наворотили. Посмотри внимательно. Все производство всё больше уходит к жёлтым. Не только к китайцам. Разве это хорошо для Америки? А ты знаешь какие эти узкоглазые скоты?
— Я не особо с ними сталкивался.
— Я воевал с ними во Вьетнаме. Это нелюди.
— Тяжко вам там пришлось.
— Если бы не политики, было бы всё по-другому. Мы бы там победили. И создали бы под брюхом у китайцев смертельную угрозу. Могли бы их оттуда палкой тыкать.
— А что сделали политики?
— Предали нашу армию. Предали солдат и офицеров. Эти вонючие либералы нас предали. Они все пидерасты.
— Так что конкретно они сделали?
— Они судили мою армию на процессе лейтенанта Келли. Знаешь о таком?
— Да. Я знаю, что там произошло.
— Вот так мы и проиграли в той войне. Неподготовленное гражданское население моей страны поддалось на эмоции этих жёлтых, которых мы сюда пустили в большом количестве. Начали сочувствовать не своим солдатам, а этим жалким узкоглазым. Политики испугались за свои выборы и всё покатилось в пропасть.
После встречи с Джимми, я перечитал информацию о том, что совершил взвод лейтенанта Келли.
Из показаний рядового Майкла Бернхардта:
"Я подошел и увидел, что эти парни делают странные вещи … Поджигали хижины, ждали, пока люди выйдут, а затем расстреливали их … заходим в хижины и расстреливаем их … собирать людей в группы и расстреливать их … Когда я вошел, вы могли видеть кучи людей по всей деревне … все кончено. Они были собраны в большие группы. Я видел, как они стреляли из гранатомета M79 в группу людей, которые были еще живы. Но в основном это было сделано с помощью пулемета. Они расстреливали женщин и детей, как и всех остальных. Мы не встретили сопротивления, и я видел только три захваченных орудия. У нас не было жертв. Это было так же, как в любой другой вьетнамской деревне — старые папаши, женщины и дети. На самом деле, я не помню, чтобы видел хоть одного мужчину призывного возраста во всем месте, живого или мертвого».
К счастью, мне ни разу не пришлось брать афганские кишлаки. Ни с чем подобным я лично не сталкивался. Но рассказы слышал разные. Знал, что к афганцам у нас были чувства те же что и у американцев к вьетнамцам.
О встречах я информировал руководство и передавал всю информацию. В это время разработка Джимми была признана
