Я с трудом представляю на руках Секвойи маленького ребенка.
Из подъезда выбираюсь как воришка — втянув голову в плечи, стараясь не привлекать лишнего внимания. Рядом нет ни одной приличной машины кроме моего внедорожника. Значит, Вадим еще где-то в пути. Я забираюсь в салон своего «британца»… но так и не решаюсь завести мотор. Просто сижу и гипнотизирую взглядом Маринин подъезд.
Что я хочу увидеть? Или правильнее было бы сказать — надеюсь?
Типа, несмотря на кучу совпадений, на самом деле окажется, что это какой-то другой мужик? Просто с теми же татуировками и точно таким же голосом?
Да ну к черту! Можно просто подождать и не забивать голову извечным «авось?»
Когда через десять минут из арки во двор заворачивает тяжелый «мерин», я задницей чую, кто за рулем. Он аккуратно, несмотря на внушительные габариты, паркуется на единственном свободном островке пространства, и когда с водительского сиденья выпрыгивает мужская фигура, у моих по-детски наивных надежд не остается ни единого повода.
Конечно, рослые мужчины не редкость.
И даже рослые качки — довольно привычное явление.
А вот здоровенные двухметровые мужики с безобразными шрамами на лице — это точно штучный продукт. Еще и Вадим, как нарочно, становится так, чтобы эту деталь его лица хорошо подсвечивал уличный фонарь. В эту минуту я радуюсь, что припарковалась около соседнего подъезда, потому что только там было свободное место. Хотя, даже мой роскошный «британец» — не такое уж редкое явление на наших дорогах.
Но Вадиму явно некогда смотреть по сторонам.
Он забирает ребенка с заднего сиденья, и несет ее так осторожно, и трепетно, что у меня в груди все сжимается.
Ну вот, теперь я знаю, каков он в роли папочки — большой, сильный, заботливый. Катающий на пони. Балующий свою маленькую принцессу.
Я что есть силы сжимаю руки на руле.
Мне нет до этого дела.
Мне почти все равно.
Но я повторяю это даже полчаса спустя, пока продолжаю торчать около дома Марины, в надежде собственными глазами увидеть, как Вадим выйдет, сядет за руль и свалит в ночь.
Но этого не случается и через час.
Глава пятая: Данте
Глава пятая: Данте
Прошлое
В «L'Essenza Italiana» забронировать стол даже через месяц — абсолютно нереально, но для меня здесь всегда делают исключение, даже если день в день.
Я всегда оставляю щедрые чаевые.
Я всегда заказываю самое дорогое вино и самых пиздатых устриц, стоимость которых — половина месячной зарплаты бюджетника за штуку. И мой стол здесь всегда в этом и том же месте — на втором этажа, около большой аквариумной зоны. Один минус — здесь как раз напротив зеркало, и пока я жду Валерию, могу в полной мене «наслаждаться» видом своей потрепанной рожи. Да и похудел я заметно. И раньше с трудом наращивал каждый килограмм мяса, а слетало оно с меня за милую душу, как и не было.
Алина всегда говорила, что у меня волчья натура и волчий желудок.
Но на всякий случай, абонемент в фитнес я себе уже оформил. Хотел снова напроситься к Хмелю, но он меня даже слушать не стал — просто сразу послал на хуй и сказал, чтобы если мне хватит ума заявится к нему своими ногами, то назад меня придется выносить. Я так и не понял, чего он так окрысился, но на всякий случай не стал уточнять. И рисковать.
Когда Валерия появляется в зале, я в очередной раз ловлю себя на мысли, что абсолютно ничего не знаю об этой девушке. Хотя по факту знаю о ней все, потому что в свое время перешерстил ее биографию вдоль и поперек. Но то была другая «Валерия», и сейчас даже я с трудом бы узнал в ней ту толстуху. Которую два года назад выловил из моря. Сказка о Золотой рыбке, блять, в декорация Царевны-лягушки.
— Что тебя так веселит? — Валерия останавливается около стола, давая знак официанту, чтобы не торопился принимать заказ.
На ней простое светло-серое платье длиной чуть ниже колена. Не в облипку, и не мешкой — облегает ровно столько, сколько нужно, чтобы оставить просто воображению, но при этом подчеркнуть те выпуклости, о которых хочется воображать особенно ярко. Она подстригла волосы в каре, выкрасила их в платиновый блонд и выровняла до шелковой гладкости. Но все так же почти не пользуется косметикой. И из обуви на ней не какие-то сапожища на блядских каблуках, а удобные ботинки со шнуровкой.
— Просто рад, что ты не начала наш разговор с плевка мне в рожу.
Встаю и вежливо отодвигаю стул, но Валерия, в пику мне, садится на соседний.
— Я раздумывала между плевком и подлым ударом вилкой между глаз. — Она перекладывает столовые приборы. — Так что подожду, пока ты потеряешь бдительность.
— Ты всегда была самой острой на язык женщиной из всех, что я знал.
— С твоим богатым послужным списком, я бы на твоем месте не была такой уверенной.
— А ты ревнуешь? — Возвращаюсь на место и, помедлив секунду, все-таки избавляюсь от галстука и пиджака. Закатываю рукава, наконец, чувствуя себя максимально «в своей тарелке».
Она оставляет вопрос без ответа. Подзывает официанта и долго интересуется разными позициями в меню, называя блюда на безупречном итальянском. Очевидно, это тоже часть ее стратегии — довести меня до белого каления, чтобы я вышел из себя, наговорил гадостей и дал ей законный повод еще раз меня послать. Но получается ровно противоположное — я, подперев щеку кулаком, с искренним наслаждением любуюсь результатами своего воспитания. Прежняя Валерия уже бы трижды запихнула язык в задницу, даже если умела разговаривать по-итальянски. Прежняя Валерия никогда бы не оделась так, чтобы одновременно и притягивать взгляды, и вызывать чувство уважения.
— Рекомендую устриц, — рискую встать свои пять копеек, когда она откладывает меню в сторону и тянется за винной картой.
— Я не ем устриц, — бросает, даже не глядя на меня.
— С каких пор? — Я точно помню, что раньше она никогда не отказывалась, и всегда прыгала вокруг блюда со льдом, пытаясь сделать красивый кадр «просто так».
— С тех самых, как отравилась ими в августе, неделю провалялась с капельницей в вене и еще две недели пила волшебные кифирчики, чтобы мой желудок, наконец, смог нормально работать.
Она заказывает классический «Апероль шприц», но просит приготовить его с безалкогольным шампанским. И пока я пытаюсь вспомнить, что мне известно о той ее болезни, делает пару телефонных звонков. Все по работе. Она сейчас занимает должность директора по маркетингу в небольшой торговой конторе того типа, который я называю «купи подешевел — продай лохам подороже».
— Кстати, — Валерия, наконец, снова обращает на меня внимание, — большое спасибо, что прислал цветы и открытки, и справлялся о моем самочувствии. Только благодаря этому я выкарабкалась.
Три предложения. Всего три чертовых предложения, но из них можно выжать целый океан отборного ядовитого сарказма. Заслуженно, блять.
Я молча передвигаю на ее край стола все свои столовые приборы.
Это нагляднее, чем сто раз повторить, как я сожалению о том, что родился такой скотиной.
Валерия слегка прищуривается. Потом вопросительно поднимает бровь.
— Тебе от меня что-то нужно.
— Это вопрос или утверждение?
— Я не вернусь к тебе, Шутов.
— Я предлагаю тебе должность генерального директора.
— Ты больной?
— Ну, температура еще будто держится, — прикладываю ладонь ко лбу, — но это никак не влияет на мои умственные способности, если ты об этом.
Валерия порывается встать и уйти, но я удерживаю ее за руку.
— Пожалуйста, Лори. Просто выслушай меня.
— В прошлый раз, когда ты просил тебя выслушать, я неделю отмывалась от дерьма, которое лилось из твоего рта!
— Ты же знаешь, что я был не адекватен! Может, хватить меня распекать за то, о чем я на хуй даже не помню?!
Она так крепко сжимает челюсти, что на идеально очерченных скулах проступают желваки. Раньше, когда она злилась, их точно не было, но теперь похудела настолько, что лицо приобрело аристократическую утонченность. При том, что моя русалка не выглядит как анорексичка или худющая палка, которую можно перешибить одним ударом. Она, блин, реально круто выглядит — мускулистая, подтянутая, такая вся… суперсочная.
