При входе охранники его обыскивают. Положено.
Народу в V.I.P зале сильно поубавилось. Остались, видно только самые-самые. Старик сидит в стороне от общего стола. Николай подсаживается к нему, проверяет штаны, поит его.
А за столом идёт спор. Сначала тихий.
Если бы Николай понимал итальянский, уловил бы:
– Хватит! Два года все активы заморожены, – гудит Хромой Луиджи. – Вбрасывать пора! А оно всё лежит, хер знает где, под старые проценты.
Гул одобрения.
А синьор Чезаре отбивается, рассказывает, что как раз сегодня опять разговаривал с доктором. Тот говорит:
– Есть надежда на улучшение. Оклемается Старик.
Области памяти в мозгу не задеты. Заговорит. Сам!
– Перестань себя и нас дурить! – напирает Хромой Луиджи.
– Что у нас самих нет отцов. Что нам их не жалко. Мы тебя понимаем. Но, поверь, окажись сам Дон Лоренцо в твоей ситуации, он бы ни минуты не медлил! Виталий имеет опыт. Он в клинике в Англии стажировался. Гарантирует успех!
– А! Я знаю, кто торопит! – орёт синьор Чезаре, Он взрывается, стремится добраться до Виталия, укрывшегося за спиной Хромого Луиджи. – Вы танцуете под дудку этого русского. Вы хотите смерти моему отцу! У вас в глазах и мыслях только деньги! – он бьёт по столу кулаком.
Летит посуда. Звон, дребезги, крики. Из угла за перепалкой наблюдает Карло. Это начальник службы безопасности «Семьи».
А может и хорошо, что Николай ничего не понимает. Сидит тихо и поит с ложечки Старика:
– Ну и родственнички у тебя, «Ноно», И чего они этого бедного переводчика рвут на части? Ну, перевёл чего-то не так…, – говорит он. – А я мою Галю встретил. Она довольна. Не ругается. Разговаривает. По человечески…
Неаполь. Вилла. Вечер.В машине они возвращаются на виллу.
Николай, укладывая Старика спать, показывает Марусе, как ругались там в ресторане. Имитирует голоса. Передаёт мелодию скандала:
– Ну и горластые итальянцы. Покруче наших хохлов. А нервные! Наши шахтёры, даже если напьются, так не разоряются.
Вечер. Ветерок над морем колышет занавеси в комнате Старика. На плечиках в углу висит чёрный итальянский костюм в полоску и чёрные лакированные туфли. Подарок синьора Энрико. Николай разминает ступни, Да, маловаты туфельки.
Он видит в окно, как, стеснительно оглядываясь по сторонам, к бассейну проходит Маруся. Как снимает халат и в купальнике спускается в воду.
Плывёт Маруся в тишине. Переворачивается на спину. Лежит на воде. Звёздное бархатное небо.
Николай, стоит босой у двери, тоже смотрит на небо, усыпанное звёздами, аккуратно складывает бумажечку с телефоном Гали в свой паспорт. Подтыкает покрывало на спящем Старике. Ложится на свою кушетку.
– Всё наладится, Коля, – бормочет он сам себе – всё наладится. – он засыпает успокоенный. И в эту ночь ему впервые не снится сон про удушье…
Но человек предполагает, а Господь располагает.
Это последний тихий вечер на вилле синьора Лоренцо.
Глава Третья
«Свидетелей никто не любит» "Testimoni nessuno gradisce"
Неаполь. Вилла. Утро.Как обычно, Николай просыпается на рассвете. Делает зарядку на террасе. Идёт к бассейну. Сворачивает на дорожку. Подходит к тому самому высоковольтному щиту, из которого торчит кабель к лебёдке для купания Старика.
– Надо напомнить синьору Энрико. С этим кабелем. В воду и «хана»! – бормочет Николай, как бормочет каждое утро,
– «Ха-а-а-н-а»… – произносит он по инерции, потому что…
Кабель уже лежит в бассейне. А возле него плавает тело в чёрном спортивном костюме.
Николай рвёт ручку рубильника на щите в позицию «выключить». Распахивает дверцу щита. Обугленные медные пластины показатель того, что предохранители сработали с запозданием, и на несколько минут бассейн стал нормальным электрическим стулом.
Длинным шестом Николай подтягивает к кромке бассейна тело. Точнее, труп. Какой-то незнакомый молодой мужчина крепкого телосложения.
Николай пятится и чуть не сваливается в люк для слива воды. Тот самый, в котором он ковырялся вчера, когда его позвал синьор Энрико достать злополучную панамку. И где он оставил между камнями торчащий лом.
Возле люка он замечает лужицы чего-то тёмного. Приглядывается. На рамке люка следы от окровавленных ладоней. Заглядывает внутрь – лом в крови. Пятна крови тянутся к забору. Николай перелезает через забор. Ныряет в кусты. Там стоит мини-автобус. Дверка водителя открыта. На ней висит труп ещё одного мужчины в чёрном спортивном костюме. Не дополз.
Украина Трасса «Львов – Донецк». Ранее утро.Заправочная станция. Стук в окошке. Заспанная женщина – оператор заправки идёт к окошку.
– Сейчас, сейчас. Ну, кому тут неймётся? – открывает окошко.
Николай, пританцовывая от утреннего холодка, просовывает деньги:
– Мне семьдесят шестого пятнадцать литров.
Он заправляет машину. Внутри спит Старик.
Едут. Инспектор ДПС у дороги. Останавливает машину:
– Документы!
Николай достаёт права, справку на машину, выписанную в Румынии. Николай в старенькой рваной футболке. Да и дед – небритый уже дня три, мятая, не первой свежести белая рубашка.
– Из Румынии еду. Деда везу.
– Вижу – инспектор заглядывает в окошко, с тоской обходит машину. Да, с такого и взять нечего, – По прибытию к месту жительства обязательно растаможьте машину. – возвращает документы.
Отъезжают.
– Права была Маруся! Да, дед? Машина должна быть по чину. Что с такого драндулета взять. И мы тоже на вид… Сиротки круглые, – улыбается Николай.
Украина Трасса «Львов – Донецк». ДеньИз придорожного кафе Николай выносит тарелку с кашей.
В укромном уголке сидит Старик на стульчаке. Николай кормит его. Дует на ложечку, чтобы горячо не было. Что-то напевает деду.
Едет его драндулет уже по степной Украине.
Неаполь. Утро. Вилла. Трупы.Николай показывает домоправителю трупы. В бассейне, в кустах у машины.
Совершенно ошалевший синьор Энрико звонит синьору Чезаре.
Тот приезжает.
Свою машину с телохранителями он отправляет в город. Это, конечно, он зря. Но не нам с вами рассказывать Дону неаполитанской камморы, что делать, а что нет. Правда, Доном осталось ему быть…
А Николай одевает Старика к утренней прогулке и, нервничая, выглядывает наружу. Туда, где экскурсию к бассейну и в кусты проводит синьор Энрико.
Потом синьор Чезаре смотрит запись камер слежения. На экране монитора видно, как две фигуры перебираются через забор. Камеры оснащены оптикой ночного видения и поэтому хорошо видно, как, неловко облокотившись об электрический щиток, хватается за кабель и падает в бассейн один из бойцов. Как, споткнувшись, падает в яму другой боец. Как он, напоровшись на лом, выбирается из ямы и ползёт к забору.
Синьора Чезаре бьёт дрожь. Он понимает всё. И то, что произошло, считает чудом. Он проходит в комнату Старика, обнимает безучастного отца, целует.
– Это я виноват! – становится перед ним Николай, – Ты переводи, – говорит он Марусе. – Это я оставил лом. Меня позвали… Панамка синьора Энрико… И ещё про кабель я ему должен был сказать давно! Неделю назад сказать, что, мол, непорядок. Что может в воду…и хана. Я виноват! Выгоняйте!
Маруся переводит. Синьор Чезаре смотрит, слушает. Порывисто обнимает Николая. Целует его:
– Я твой должник, украинец! – переводит Маруся.
Николай ничего не понимает. А синьор Чезаре уже звонит по мобильному телефону, орёт, мечется по веранде.
– Что он орёт? – спрашивает Николай у Маруси.
– Он говорит, что это Старика хотели ночью украсть. Он знает кто. Ругается так…
На шикарном чёрном лимузине «Майбах» (том самом – из пролога) в элегантном чёрном костюме приезжает Карло.
Тот самый, который начальник отдела безопасности мафии.
Всё сначала проистекает очень мирно. Обнимаются, целуются. Синьор Чезаре проводит для Карло экскурсию по трупам.
Маруся на террасе накрывает столик под зонтиком, выносит вино. Синьор Чезаре и Карло садятся, разговаривают.
Николай успокаивается. Как обычно, выкатывает Старика в светлом утреннем костюме, в белых нитяных перчатках. Устраивает его в кресле под зонтиком у балюстрады.
Вдруг крик! Николай оглядывается.
Он видит, как Синьор Чезаре хватает Карло за грудки, кричит ему что-то в лицо. И тут Карло вдруг быстро достаёт пистолет с глушителем и стреляет в синьора Чезаре. Тот падает.
На веранду на крик выскакивает домоправитель синьор Энрико. Карло стреляет в него. Домоправитель падает.
И экраны камер слежения хладнокровно, каждая со своего угла фиксируют происшедшее. Хладнокровно в пикселях и «фрэймах» выводится на записывающий блок всё происходящее. Убивают не банкира, не генерала полиции, и даже не премьер – министра страны. Убивают Дона! Ну, может быть не самого главного Дона, но Дона!
В шоке Николай. В окне кухни перекошенное лицо Маруси. Невозмутимое лицо Старика. Пустой взгляд.
