Пользуясь тем, что Рапсодов не был настроен критически и ни в ком эту критичность не поддерживал, Сергей уложился в пять минут и успел изложить все аргументы и доказательства.
– Хм. – Главный посмотрел на часы. – Что ж, толково. Сколько вы занимались этим вопросом?
– Пять месяцев, – соврал Попсуев.
– Хватит трех, – урезал Рапсодов. – Несмеяна Павловна, запишите: «Попсуеву передать материалы в НИЛ. Начальнику НИЛ и главному технологу дать замечания к майскому Дню качества. Контроль за мной».
– Сергей Васильевич, поздравляем! – зашумели в коридоре коллеги.
– Рано поздравлять, подождем, – отвечал тот.
А Берендей подошел на линии к Попсуеву и попенял: – Поспешил, Сергей! Вишь, сколько нахлебников прибыло. Ну да ладно, Родина-мать не забудет тебя.
* * *
На следующий день в «Вечернем Нежинске» появилась заметка Шебутного о производственном мастере «Нежмаша» и его успехах на производстве. На проходной возле доски с газетой Попсуев увидел Светланову, та читала заметку. Сергей поймал себя на том, что ему приятно ее внимание. Вряд ли она думала, что «Вечерка» может написать о нем! Интересно, как отнеслась она к этой фразе: «За такими инженерами, как Сергей Попсуев, будущее – не только производства, но и всей страны»?
Несмеяна в пятницу на диспетчерской поприветствовала мастера:
– Здравствуй, наше светлое будущее! Здравствуй, племя младое, незнакомое!
– И ты здравствуй! Жаль, не я увижу твой могучий поздний возраст! – отозвался Сергей, отметив про себя, что царевне понравилась эта реплика.
Бескрайняя, жгучая, злая…
В непогоду не по себе. Нескончаемый дождь пытка. Пребывая в непривычной для себя меланхолии, Попсуев не заметил, как очутился возле дверей Несмеяны и позвонил.
– Закирова нет? – спросила она, открыв дверь и кивая вниз.
– Закирова? Я не к нему.
– Прошу. Вот тапочки. («Купила, для меня?») Пальцы не поджимай. Или носки целые? Чай?
Горел торшер возле дивана, раскрытая книга, клетчатый плед.
– Погода сегодня… – сказал Попсуев.
– Какая? – Зевнув, хозяйка глянула в окно. – Да ничего вроде.
Чай пили молча, без слов и улыбок. Так провели четверть часа. «Тихий ангел пролетел, – подумал Сергей. – Тюкнул бы нас по башке, чтоб в себя пришли».
– А с чего это вы надумали прийти ко мне? – спросила Несмеяна, когда Попсуев засобирался уходить.
– Замерз.
– А, – кивнула она и неожиданно добавила с улыбкой, от которой хотелось заплакать, – знакомо. Даже плед не согревает.
При этих словах Попсуев поглядел ей в глаза. Они были бесстрастны.
– Вы так и живете? – спросил он, думая о том, есть ли у нее мужчина или нет. «Если нет, это преступление. Если есть, это катастрофа».
– Да, а что? Плохо?
– Напротив, уютно.
– Какие ваши годы? – Несмеяна заметила его взгляд, скользнувший по обстановке. – И у вас будет свой угол. Квартиру пока не дали?
Попсуев дернулся от вопроса, но, похоже, Несмеяна спросила просто так, лишь бы что-то спросить. А это еще хуже, чем подкалывать!
– Читаете? – Сергей взял в руки книжечку. – О, Хименес? – Он процитировал: – Острая, жгучая, злая тоска по всему, что есть.
– Бескрайняя… Бескрайняя, жгучая, злая, – поправила его Несмеяна. – Острая, на перец похоже. К кулинарии ближе проза.
– А вы что же, любите Хименеса?
– А что, нельзя?
«Девушки становятся женщинами не когда лишаются невинности, а когда перестают читать стихи. Или наоборот, когда начинают? В любом случае, поэзия и женщина – единая плоть, бескрайняя, жгучая, злая».
Вспомнился дождливый воскресный день, когда Закиров затащил его на пару часов к Несмеяне на дачу. Облепиха под сыплющим дождем с черным, корявым, причудливо по-восточному изогнутым стволом и мелко-кудрявой светло-зеленой кроной вызвала в душе такой же поэтический образ, как сосна или пальма Лермонтова. Раздвоенный ствол и струящиеся черные ветки, как артерии, вены и капилляры земного сердца жизни…
– Вот читаю, и дождь уже не кажется таким скучным, – произнесла Несмеяна.
– Утром я думал, что вечность это дождь. Нет, это стихи Хименеса.
И снова молчание.
– Я пошел? – сказал Попсуев.
– Идите, – как начальник, произнесла Несмеяна.
– А я только что вспомнил облепиху, что под вашим окном на даче.
– Она красивая, правда? – на мгновение оживилась Несмеяна. – До свидания.
Попсуев с шумом в висках, с шумом в груди, вышел. Казалось, шум шел по всему свету. «Что делать? – думал Сергей. – Почему я такой пень?»
МКК
В начале смены Попсуева вызвал к себе Берендей. В кабинете сидели Свияжский, Несмеяна и приборист цеха. Начальник был непривычно мрачен.
– Я пригласил вас, господа, с тем чтобы сообщить вам пренеприятное известие: к нам прилетела рекламация. Без крылышек. Но размером с ведерную клизму. Поздравляю присутствующих (и себя лично) с личным вкладом в это общее дело. Тринадцатую зарплату придется добровольно отдать в пользу бедных. Завтра с утреца мы с Попсуевым… (да, ты теперь, Сергей Васильевич, не и.о., а полнокровный старший мастер, приказ подписан, с чем и поздравляю, обмыв за тобой)… едем на комбинат, а на той неделе сами встречаем дорогих гостей. Кстати, два дефекта из трех на комбинате поймали на входном контроле, что очень хорошо, а то бы вонь до Америки дошла. Твои проворонили, Несмеяна Павловна. Глаза не кругли, они, они. И знаешь что? Межкристаллитную коррозию! МКК! Вот номера изделий. Кто делал шлифы и смотрел в окуляр – фамилии мне на стол. Пятьдесят микрон пропустили!
– А почему сразу мои? Кто нам протолкнул их? У них, что, своих микроскопов нет?
Попсуев было вскинулся, но Берендей осадил его:
– Гроссмейстер, не лезь поперек дамы.
– Вот от пятого марта распоряжение Рапсодова. – Светланова открыла свой журнал. – «Оборудовать лабораторию ОТК микроскопами с трехсоткратным увеличением, ответственный… Берендей и начальник снабжения»!
– Начальник снабжения и Берендей, – поправил Несмеяну Никита Тарасович. – Он первый.
– Неважно. А теперь крайние мы? Мне писать докладную Рапсодову?
– Не егози, оборудуем. Надавлю на снабжение. Они вечно телятся.
– Другого не могут!
– Так, этим же составом снялись и к главному.
* * *
У главного инженера лишнего не говорили. Обсудили командировку Берендея с Попсуевым, подготовку цеха и отделов завода к приезду комиссии. Набросали основные пункты для протокола согласительного совещания на комбинате.
– Всё? – спросил Рапсодов. Обычно этим безответным вопросом он завершал разговор.
– Нет, не всё! – сказала Светланова. – Без трехсоткратных микроскопов МКК не поймаем!
– Несмеяна Павловна, – поморщился главный, – знаю я об этом, знаю! Поставщика прикрыли, а с другим договорились только на следующий квартал.
Глинтвейн генерала Берендея
После парилки Берендей встал на весы и потянул 129 кг, но когда выдохнул, стало 128. Математики не дадут соврать: количество выдохнутого воздуха сравнялось с погрешностью взвешивания. В противном случае надо признать, что с выдохом Никита Тарасович снял с души килограммовую тяжесть, которая уже два дня лежала на ней. Облегченный Берендей подошел к зеркалу и полюбовался собой, похлопывая по тугому животу налитыми, как боксерские перчатки, ладонями. Только в бане можно было увидеть, насколько он могуч. Сергей, сам чрезвычайно сильный и жилистый и немалого роста, около 185 см, рядом с ним выглядел мальчишкой.
– Штангу тягал, Никита Тарасыч?
– Тягал, – усмехнулся Берендей. – Твоих успехов не достиг, но мастера в тяже дали. Однако с харчами тут у них, прямо скажем, швах.
Берендей втянул живот и встал к зеркалу боком, вытянув руки по швам, с шумом вдохнул и выдохнул.
– Не жалуют тут нас с тобой, Сергей Васильевич, не жалуют. Три кило за день потерял, а ведь они мои кровные! – он посмотрел на коллегу, точно тот мог вернуть ему эти потери: – Это что ж станется с меня, если я тут на месяц застряну? Они думают, мы так, мелкая сошка. Напрасно они так думают… – Он взял вафельный полотенчико с черным квадратиком цехового клейма в уголке, попытался окружить им бедра, но концы не сходились: – Подгузники, что ли? Всё одно к одному. Пошли отсюда! В последний раз приехал. Пусть теперь главный сам ездит или своих конструкторов-стратегов, бездельников посылает. Это их забота. А мой цех всё как надо сделал. Да чего я тебе говорю! А за МКК металлургов надо спросить.
Командировка красна междусобойчиком. Но в цеховой бане, вопреки всем неписаным законам гостеприимства, командированные парились одни. Другого и не могло быть после скандала, учиненного Берендеем сразу же по приезду в кабинете главного инженера комбината Клюева. Без предисловий Никита Тарасович спустил на Клюева собак за то, что тот растрезвонил на весь Союз о «якобы бракованной продукции», поставляемой «Нежмашем».
