Я сорвал с себя куртку, залез на самый высокий камень и начал метаться по нему, крутя куртку над головой и крича во все горло. Не знаю, для чего я орал — они все равно не могли бы меня услышать, — но мне казалось, что так лучше.
Катер приближался. Он шел к острову наискось, и я мог одновременно видеть его нос и левый борт.
Но ни на крыльях мостика, ни у бортового ограждения я не заметил ни одного человека! Странно… Где же они? Может быть, в рубке и наблюдают за мной оттуда?
Я еще сильнее запрыгал на камне и завопил как сирена, пока вдруг не оступился и не загремел вниз, на булыжники, так сильно ударившись боком, что перехватило дыхание. Придя в себя, я снова вскарабкался на камень.
Ну неужели они меня не увидели? Ведь до берега каких-нибудь сто метров!
Катер круто взял влево и начал удаляться от острова.
Почему? Что же они…
Я опустился на камни.
Может быть, это вовсе и не наш катер. Ведь я видел такие же, похожие как родные братья на наш, и во Владивостоке, и в Находке.
Конечно, это не наш.
Но все же почему они не подошли к берегу?
Катер скрылся за левым мысом, а я все еще сидел на камнях, и во мне закипала обида. Мне казалось, что меня жестоко предали близкие друзья.
Постепенно я успокоился.
А, ну и пусть!
Приключение продолжается.
И я пошел искать камень со впадиной.
Гальки на берегу было сколько угодно. Попадались очень красивые камни, полупрозрачные, как бы светящиеся изнутри, или полосатые, разных цветов и оттенков, ровно окатанные водой. Плоские камешки, похожие на медальоны, кругленькие, как яички, продолговатые, как сигарки. Попался даже «куриный бог» — с дырочкой на краю.
В конце концов я нашел камень наподобие шляпки гриба — с небольшим углублением с плоской стороны — и часа два потратил, чтобы углубить эту впадину. Я долбил ее заостренными концами других камней, пробовал сверлить концом кирки, но дело подвигалось очень медленно.
Как же управлялись с камнями первобытные? На один наконечник стрелы или копья у них уходило, наверное, несколько дней!
Мне все-таки удалось углубить ямку так, чтобы конец палочки из нее не выскакивал. Я отшлифовал углубление тонким длинным камешком.
Теперь можно было приступать к главному.
Выбрав на сучке самое сухое место, я проковырял в нем концом ножа лунку, обложил вокруг сухим мхом и мелкими щепочками, наструганными от того же сучка. Обернул тетиву лука вокруг палочки два раза, наложил сверху на палочку камень со впадиной, а конец палочки вставил в лунку сучка. Придерживая сучок ногой, совсем как первобытный человек на картинке (кстати, это было удобнее всего), я осторожно повел лук сначала вправо, потом влево. Палочка завертелась как сверло.
Убедившись, что конструкция работает, я начал водить лук все быстрее и быстрее. Конец палочки углубился в лунку, а вокруг нее появились тонкие коричневые опилки. Чем глубже я сверлил сучок, тем темнее становились опилки. Скоро они стали совсем черными, сильно запахло паленым и из лунки выбился синий дымок.
Я выдернул палочку из сучка.
Она обуглилась и слегка дымилась. Опилки вокруг лунки тоже дымились, но никакого уголька ни в лунке, ни на палочке не было. Ни единой искорки! Наверное, я рано выдернул палочку.
Я снова вставил веретено в лунку.
Теперь я более смело водил лучком. Веретено и сучок дымились все сильнее, и вдруг дымок стал не синим, а белым и плотным и опилки вокруг лунки вспыхнули маленьким красным пламенем, которое тотчас погасло.
Я выдернул палочку, придвинул к тлеющим опилкам мох и слегка подул в черную с красными искорками кучку.
И увидел огонь!
Бледный, почти незаметный на солнце, он разом охватил мох, а я, замерев, не дыша, смотрел на это и не верил глазам — так быстро и так просто все произошло!
Честное слово, я думал, что мне придется мучаться несколько дней, прежде чем наловчусь работать этим огнедобывающим инструментом, а тут так неожиданно и легко!
Огонь съел мох и опал, но я успел подсунуть в него стружки, и они загорелись — сначала слабо, нехотя, а потом все веселее и больше.
Я бросил на съедение красным язычкам все, что приготовил.
Кучка огня свалилась с сучка на камни и разгорелась ярко и хорошо, а я лихорадочно щепал дощечки и подбрасывал все новые и новые лучинки.
Когда огонь набрал силу, я сунул в него несколько больших дощечек. Концы их обуглились, почернели и наконец загорелись.
Вскочив на ноги, я закрутился вокруг костра в индейском танце. Вот тебе и первобытные! Никаких зажигательных стекол, никаких спичек, только сухие палочки, мох и лук!
Костер разгорелся и затрещал.
Я вспомнил, как мучались Наб и Пенкроф в «Таинственном острове» Жюля Верна, добывая огонь. Они часа два терли сухие куски дерева один о другой, и у них ничего не добылось. Неужели они не знали способа с лучком? Неужели не знал этого такой умный, такой находчивый инженер Сайрус Смит? Ведь он ухитрился даже изготовить нитроглицерин! А вот огонь добыл только линзой, склеенной из двух часовых стеклышек и заполненной внутри водой. А если бы у них не было часов?
Я шел по берегу, собирая доски, обломки ящиков, палки. Сейчас уже не страшно, что они сырые, — подсохнут в огне.
Скоро костер полыхал вовсю. Палки и доски пропитались мазутом и горели жарко и дымно.
Я никак не мог догадаться, откуда на прибрежных камнях, на бревнах и досках, вынесенных на берег, столько мазута. Выбрасывают ли его в море корабли, проходящие мимо острова, или это следы кораблекрушений, или мазут сам выделяется где-то из морского дна, всплывает и островками носится по волнам? Во всяком случае, в какой бы уголок берега я потом ни забредал, я везде видел эти жирные липкие пятна.
А солнце опять пекло так, что казалось, весь остров оплывает, как свечка.
Купаться!
Надо же хоть раз искупаться в своей бухте!
Сбросив кеды и одежду, я осторожно пошел по камням к воде.
Камни здесь ноздреватые, изъеденные волнами, похожие на стеклистые губки или на огромные куски пемзы. Они здорово царапают пальцы. Если волной ударит о такой камешек, весь обдерешься до крови. А между этими камнями — россыпи гальки. Она гладкая и удивительно красивая. По гальке бегают крабики. Их очень много у кромки воды. Подходишь, и они прыскают от тебя, подняв над головой крошечные клешни. Несутся к морю и боком сваливаются в воду. Сколько этой мелкотни у скал! А вот крупных что-то не видно.
Сегодня у рифов почти нет прибоя.
Скользя ногами по гальке, я вошел в воду. Шесть-семь шагов вперед — и уже глубина.
Я оттолкнулся от дна и поплыл.
Горячее тело приятно омывало прохладной водой.
