Буря засунула в рот отвоеванный у Паккатуга яблочный коржик:
— Мммм, язык можно проглотить. Откуда я, спрашиваешь? Хотела б я это знать. Но я не представляю, кто я, где родилась, где жила. Даже как зовут меня не помню.
Меня выбросило на берег бурей, вот я и выбрала себе имя Буря. Наверное, мы пришли со дна морского, я и мой верный Чайкобой.
Паккатуг, жевавший овсяную лепешку, насмешливо уставился на мышку:
— У тебя что, память отшибло? Значит, ты теперь никто и звать тебя никак?
Клэри вежливо кашлянул, словно его вдруг осенила удачная мысль:
— Ей-ей, грустная история. Потому-то мы и привели ее к тебе, старина. Думаем, уж верно, наш Паккатуг согласится проводить бедолагу в Рэдволл. Уж они там сумеют прознать, кто она и откуда. Аббатские мыши собаку съели на всяких там тайнах и загадках, так вот!
Паккатуг поднялся и отряхнул лапы:
— Ха-ха-ха, нашли дурака! Ишь что выдумал — чтобы я тащился в такую даль из-за какой-то мышки!
Буря тоже вскочила, задыхаясь от возмущения:
— Не больно-то и хотелось с тобой идти! И с чего это вам взбрело в голову, что я отправлюсь незнамо куда! Очень мне нужен такой провожатый-придурок. Видно же, что у него ум за разум зашел, сам не знает, белка он или куст.
Хон Рози дернула мышку за лапу:
— Слышь, старушка, не лезь в бутылку. Ей-ей, мы уже поняли, что ты не робкого десятка. Только намотай себе на ус — сейчас ты в чужой стране, так вот! Звери здесь водятся всякие. И мы не хотим, чтобы ты опять попала в переделку. Мы тебе добра желаем. А для мыши самое лучшее — оказаться среди своих собратьев, так ведь?
Паккатуг принялся собирать чашки.
— Ух! Если хочешь со мной идти, приведи себя в порядок. Охота мне позориться с такой неряхой.
Не помня себя от обиды, Буря выскочила из укрытия Паккатуга.
— Мы с Чайкобоем без вас обойдемся! — прокричала она, размахивая веревкой. — Не пропадем, не волнуйтесь!
Бригадир Тим смерил белку холодным взглядом:
— Вишь, невежа, чего натворил!
Паккатуг перебросил хвост через голову и в задумчивости пожевал его облезлый кончик.
— Ладно уж, будь по-вашему! Вечно вы, земляные выдры, суетесь не в свое дело, житья от вас нет! — Он приложил лапы ко рту и громко окликнул: — Эй, ты, мышь, как бишь тебя, дуй сюда. На твое счастье, у старины Паккатуга доброе сердце. Отведу тебя в Рэдволл, радуйся. Только у меня есть свои условия.
Буря немного приблизилась:
— Какие еще условия?
Паккатуг повернулся к зайцам:
— Условие первое — еда! Дорога предстоит длинная, а я и так совсем отощал. Словом, хотите, чтобы я проводил вашу ненаглядную мышь, — отдавайте мне все, что у вас в мешках, до последней крошки.
Клэри подкрутил усы:
— Ей-ей, старина, ты загнул! А мы что будем есть, по-твоему?
— Ой, Клэри, пусть его обожрется, — перебила Хон Рози. — Уж мы по дороге в Саламандастрон отыщем чем заморить червячка. А то потуже затянем пояса. Не впервой.
Бригадир Тим вывалил на землю содержимое своего мешка:
— Будь по-твоему, белка! Что еще?
— Я не желаю, чтобы кто-то знал, как меня найти.
Так что, когда поведу эту мышь в Рэдволл, я завяжу ей глаза, а то потом еще отыщет дорогу обратно.
Хон Рози обеспокоенно взглянула на Бурю:
— Ничего страшного, старушка. Завяжешь глаза, и все!
Буря согласно кивнула. В глубине души ей страшно хотелось попасть в аббатство Рэдволл, неведомое и загадочное.
Паккатуг изрек свое последнее условие:
— И наконец, до утра я лапой не шевельну. Не молоденький по ночам таскаться.
Клэри бросил взгляд на Бурю; мышка опять кивнула.
— Ну, старый бродяга, ясное дело, мы согласны. Только, слышь, не подкачай, сделай все в лучшем виде. Хоть Буря и не велика ростом, из нее вышел бы славный воин, так вот!
Разговор был окончен. Паккатуг улегся на мягкий мох и оглушительно захрапел. Клэри тоже стал устраиваться на ночь.
— Старый разбойник нашел себе неплохое местечко.
Только, ей-ей, старина Паккатуг соврет — недорого возьмет. Если он сказал, что здесь его укрытие, бьюсь об заклад, он нам глаза отводит. Уж верно, у него есть другое логово. Ладно, хорошо всхрапнуть нам всем не мешает. Завтра мы отправимся назад, в Саламандастрон. Слышь, Буря, ты теперь будешь жить в аббатстве Рэдволл, среди мышей. Ты рада?
Но ответа не последовало. Свернувшись на мху калачиком, Буря крепко спала, обеими лапами прижимая к себе Чайкобой.
8
Дандин был занят важным делом — он подбирал песни для предстоящего праздника. Усевшись в тени развесистого дуба, он припоминал старинные напевы и наигрывал их на флейте. Неподалеку устроился Сакстус в компании с несколькими кротами и другими жителями аббатства. Стоило Дандину заиграть что-нибудь знакомое, все хором подхватывали и требовали, чтобы флейтист играл еще и еще. Кроты, подскакивая от нетерпения, упрашивали Дандина сыграть их любимую песню.
— Урр, будь добр, спой нам про Гонфа и пирожки, — твердили они.
Дандин и сам любил эту балладу: в ней говорилось о том, как его прадед Гонф, Король воров, украл пирожок, испеченный самой аббатисой Жерменой, первой настоятельницей обители Рэдволл. Дандин сыграл несколько тактов, чтобы все насладились звонким и чистым голосом флейты знаменитого Гонфа, и запел:
Случилось это по весне,Когда сияли дали, —Спекла Жермена пирожки,Чтоб к чаю их подали.Ах, сколько ягоды леснойПоложено в них было!Их остужаться на окноЖермена положила.А мимо Гонф, Король воров,С утра не ев ни крошки,Шагал — и видит пирожкиЖермены на окошке!И Гонф немедленно туда подкрался тихой сапой —Румяный самый пирожок украл он ловкой лапой.Пришла Жермена, скоро чай, — и видит: сам не свой,С оружьем, под окном наш Гонф стоит как часовой.«Зачем стоишь ты здесь с мечом?» — спросила тут Жермена.«О аббатиса, — молвил Гонф, — тут кража и измена!Стащила птица пирожок, что испекла ты к чаю.Ее прогнал я и теперь стою и охраняю».Сказала аббатиса: «Ох! Нет с птицами мне сладу!И впредь, коль буду пирожки я печь, — тебе, дружок,Всегда положен от меня отдельный пирожок».
Кроты покатились со смеху, попадав на траву:
— Урр! Ну и Гонф, ну и прыткий парень!
— Ишь какой хитрый — получил аж два пирожка!
— Иди-ка сюда, дружище, — подозвал Сакстус крота по имени Вильям. — Может, теперь ты нам споешь? Говорят, среди кротов ты первый певец.
Вильяма не пришлось просить дважды: он поднялся с травы и, неуклюже переваливаясь, подошел к флейтисту, потом пригладил свою бархатистую шерстку, потер нос, сжал крепкие лапы в кулаки и затянул песню; как и у большинства кротов, у него был хриплый бас.
Компания что есть мочи забила в ладоши; певец поклонился и послал всем воздушный поцелуй, при этом так сморщил нос, что его глазки-бусинки почти скрылись И круглыми щеками.
Вильям решил ответить любезностью на любезность:
— Теперь твой черед, Сакстус.
Сакстус насупился и смущенно замахал лапами:
— Нет, что ты, у меня ни голоса, ни слуха. Когда я пою, всем кажется, будто взбесившийся дятел стучит клювом по дереву.
Дандин похлопал друга по спине:
— Ну что ты ломаешься. Смотри, станешь таким же книжным червем, как брат Губерт. О, я кое-что придумал!
Не хочешь петь, расскажи какой-нибудь стишок. В старых книгах и пергаментах, в которых ты вечно роешься, наверняка полно всяких занятных стихов. Давай, не стесняйся.
Сакстус молчал, уставившись в землю. Наконец он судорожно перевел дух и откашлялся:
— Ну хорошо… Только предупреждаю, не жалуйтесь, если не понравится. Это стихотворение… Я наткнулся на пего в старинной рукописи. Странное оно какое-то, не поймешь толком про что… Но мне почему-то нравится.
И Сакстус стал читать стихи:Ветер ледяной над дикой странойПоет о том, что грядет:«Среди крошева льдов, где могила судов,Остров встает из вод.Бушуют валы у огромной скалы,Кровью окрашена ночь —Туда поневоле, вкусив черной доли,Попали отец и дочь.Дух захватило, сердце застыло,Когда Неистовый тать,Прислужник ада, несчастное чадоПосмел волнам предать.О ты, чья рука верна и крепка,Чья легенда еще впереди,Ты встанешь в слезах на красных камняхИ споешь с печалью в груди».
Когда он смолк, в воздухе повисла неловкая тишина, никто не проронил ни слова. Все недоуменно смотрели на Сакстуса, а тот, окончательно смутившись, переминался с лапы на лапу. Хорошенькая Роза первой нарушила молчание:
