– Сам только пришел, – сказал он.
– А что так долго? Интервью раздавал направо-налево?
– Какие еще интервью?
– По телевизору в новостях показывали. Этот ваш, не помню как называется… Квартальный отчет. Или совещание. Сказали, что в городе самая низкая преступность за последнее время…
Она посмотрела на Лиса, рассмеялась, махнула рукой.
– Ну, или не за последнее время, а вообще… Не помню. Ой, слушай, у вашего куратора из администрации обалденный «Бодджи Милано»!
Лис уточнил:
– Что у него обалденное?
– «Бодджи». Костюм. Итальянский. Ой, Фил, я все мечтаю купить тебе когда-нибудь…
– Это ты про Каргаполова, что ли? Ну, хоть что-то у него обалденное…
– А еще начальника твоего показывали, Волина, – тоже холеный, ухоженный, уверенный. Мы с девчонками просто приторчали. Оператор специально, что ли, камеру на часы его навел – синий циферблат с золотом, «Улисс Нарден», серия «Марин Колексьон», я буквально недавно такие видела в «Космополитене». Я просто удивилась! Оказывается, менты бывают такие… Стильные! Элегантные!
– Наверное, еще сексуальные, – предположил Лис.
– А почему бы и нет? Согласись, мужчина, который носит часы за тридцать тысяч евро, как минимум интересен…
– Ну да. Ведь на нем могут оказаться трусы за пять тысяч евро.
– Я не про это, дорогой. Трусы меня вовсе не интересуют…
– Детка моя, Волину отстегивает процент каждый урюк-нелегал, работающий в городе. И каждая строительная организация, где вкалывают эти урюки. Каждый месяц. Ты знаешь, сколько у нас нелегалов? Хотя это тебя, конечно, тоже не интересует…
– Ну, что ты так взъелся?
– Помнишь, как он пощупал тебя за попку? А я дал ему в морду. И теперь он мой начальник.
Подошел официант, поздоровался. Ребенок тут же переключилась:
– О! Хочу рыбу на гриле… Сделаешь, Марат? И салатик. И бокал кьянти. Сегодня никаких диет… – Она взглянула на Лиса. – А ты что будешь?
– Мне все равно, – сказал он. – Я не голоден.
– Какой-то ты грустный?
Интересно, что бы она сказала, если бы узнала, что его кинули почти на три миллиона долларов? Скорее всего, ничего. Она не вникает в бытовые мелочи…
– Да так, устал. И на деньги попал…
– Премии лишили?
– Вроде того…
– Отличные медальоны из телятины, – пробасил официант.
– Телка-медалистка! – скаламбурила Катя и засмеялась.
Лицо Марата оставалось вежливо-спокойным.
– Телятина новозеландская. Рекомендую, Филипп Михайлович…
Лис посмотрел на него:
– Сто пятьдесят водки. Чистой. Селедочки, картошки отвари, лучок… Все.
Марат все понял, кивнул и ушел.
– Капризничаете, Филипп Михайлович, – улыбнулась Ребенок.
– Да нет, – хмуро ответил Лис. – Что хотел, то и заказал.
– Кстати, о деньгах, – Катя мило закусила нижнюю губку. – Ты мне обещал машинку купить. Не забыл?
– Ты же знаешь, я ничего не забываю. Только…
– Что?!
– В свете того, что я только что сказал, дорогие покупки придется отложить.
Улыбка погасла.
– Извини, я на минуту.
Ребенок встала и прошла в туалет. Вскоре вернулась с волосами, уложенными в аккуратную гульку на затылке. Разложила салфетку на коленях, посмотрела в окно – прямая спина, губы в строгую линию.
– А зачем ты волосы убрала? – спросил он.
– Чтобы не мешали.
– А чем они тебе мешают?
– Вот отрасти себе такие, до плеч, и попробуй наклониться над тарелкой.
Лис провел ладонью по своей бритой голове.
– Долго ждать придется, – сказал он. – Но с длинной прической тебе определенно лучше.
– Спасибо.
Сидели молча. Сидели, пока Марат не принес заказ. Так же беззвучно Ребенок принялась за свой салат и тюрбо на гриле. Лис выпил водки, закусил селедкой с картошкой.
– И чего ты надулась? – сказал он наконец.
– Я не надулась. Устала просто.
Лис вспомнил: «Сегодня отдыхаем, правда?» Прошлой ночью и позапрошлой. Она произносит это сонной скороговоркой, кутаясь в одеяло. Сегодня она устала, ей надо отдохнуть. И вчера, и завтра. И тут же засыпает. Его удивляла эта ее способность – уставать и даже выматываться от каких-то несущественных, непонятных ему вещей. Ну, работа. Четыре часа за компьютером в уютном кабинете, в неспешном ритме, с кофе и приятной музыкой (по правде говоря, он даже толком не знал, чем она там занимается в этой своей архитектурной мастерской). Потом обед с подругами, парикмахерская какая-нибудь. Иногда бассейн, и еще этот, все время забывает название… Пилатес, что ли. И – все. Вечером она уже способна только на легкие развлечения.
– Я вот недавно по службе говорил с одним пацаном-детдомовцем, – сказал он. – Знаешь, какое любимое блюдо у детдомовцев?
– Не знаю, – Ребенок пожала плечами. – Водка и огурец.
– Жареная картошка. Обычная жареная картошка.
Опять смотрит куда-то в сторону.
– Почему?
– Потому что это чисто домашний харч. Ни в одной столовке, ни в одном мишленовском ресторане ее не приготовят так, как дома. На обычной плите, на обычной сковородке…
– Они просто вечно голодные…
– Не в этом дело. Заметь, только картошка. Без котлет, без колбасы, без всякого…
– Слушай, зачем ты мне все это говоришь?
– Так просто, вспомнил.
Она отложила вилку и нож, промокнула губы салфеткой. Теперь смотрит в стол.
– Ладно, – сказал он. – Я это сказал тебе, потому что хотел бы ужинать дома. Чтобы для меня готовил не какой-нибудь усатый хрен, пусть даже трижды итальянец, а родная жена. Чтобы рядом не сидели чужие люди. Чтобы этот Марат не крутился здесь. Ну и вообще, чтобы вечер после трудового дня был каким-то более домашним и уютным. Примерно так.
Она пригубила бокал, потом выпила до дна.
– А ведь раньше ты так не считал.
– Разве? – Лис пожал плечами. – А как я раньше считал?
Ее щеки порозовели.
– Ты говорил, что красивой женщине не место на кухне. Что-то там еще про женские руки, которые должны быть нежными и мягкими. Что это несовместимо с рубкой котлет и теркой картошки. Не помнишь?
– Не помню, – честно сказал Лис. – Но тебе не обязательно сдирать пальцы, ломать ногти и все такое. Можно ведь нанять какую-нибудь помощницу по хозяйству, чтобы она тебе картошку терла, что ли… Что-нибудь всегда можно придумать!
– А зачем? – быстро проговорила она, наклонившись к нему через стол. – Дорогой, я ничего не имею против домашних обедов и всей этой твоей домашней атмосферы, но для этого нужно, чтобы ты тоже по вечерам являлся с работы, как все нормальные мужики – часов в семь, в восемь, да хоть в десять! Но чтобы я это знала, чтобы ждала, а не так, как у тебя это бывает: «Я выехал на происшествие, буду поздно, не скучай!» А я сижу одна, как дура, перед телевизором…
– А когда такое было последний раз? – буркнул Лис.
Она махнула рукой, откинулась на спинку стула.
– Да какая разница? На этой неделе, на прошлой… У тебя все время так. Сейчас, вон, телефон запиликает, и ты исчезнешь до самого утра.
– Я всегда возвращаюсь, – сказал Лис, сдерживаясь. – Рано или поздно. И приношу деньги в семью. Я их зарабатываю своим горбом, своим здоровьем. Своей репутацией. Если бы я, как тебе хочется, просиживал там штаны с девяти до пяти, а сам думал только о каких-нибудь процентах с таджиков, о золотых часах, домашнем борще и прочей мудотени, какой бы из меня был начальник угрозыска к хреням собачьим?! Был бы обычным оборотнем!
Он замолчал. Уже давно он не живет на ментовское денежное содержание, хотя и повышенное. А часы он мог купить себе любые, и костюм любой, просто его не заводили эти новомодные аксессуары престижа. А теперь деньги от банды Колдуна пропали, вот его досада и рвется наружу…
– А-а, так вот из-за чего ты взъелся, – холодно сказала Ребенок. – Из-за часов…
– Мне по барабану эти часы! И Волин твой сексапильный по барабану! – Лис встал из-за стола. – Пошли отсюда.
Сжав зубы, он смотрел на нее:
– Пошли, сказал! Или я сам уйду!
