И золото, и сокровища в пренебрежении, одни только гробы ценятся высоко.
Выносящие мертвых, как неиссякающий поток, покрывают путь в жилище мертвых; но множеству умирающих недостает могил; каждый заботится о своей только могиле.
Заботится прежде приготовить для своего праха могилу, а потом уже и для других. Мало земли для могил, вся она изрыта, вся ископана.
Без погребения лежат мертвецы, и тлеющие тела некому отнести в могилу.
Исчезла надежда человеческая, настал день смерти», и прочая.
Все это я видел своими очами, и благодарю Господа Бога, что меня встревожило на чуждой стране, что не видел смерти родных своих. И то иногда от ужаса падал в обморок – только и помогал Бог да масло деревянное, ибо как сердце станет хватать, то немного масла выпьешь и тот же час почувствуешь легкость.
36. Родители писали, чтобы все бросал имение и поспешал бы домой, но уже это было поздно; вот и прошел я такой огнь, где много тысяч было пожато серпом смертным, но я все-таки оставался в живых; ибо Господь меня сохранял. Наконец, и меня поразил стрелою ангел смерти, но не так очень сильно; другие умирали в несколько минут, и я также был на волоске жизни, но помощию Божию возвращен к ней[20].
Ибо во един вечер ехали мы с двоюродным братом очень на хорошем экипаже, что мне случилось первый раз. Я говорю брату, что первый раз я еду на таком экипаже, да и последний, ибо чувствую себя нездоровым очень; а он это почел за шутку. Однако приехали на квартиру и легли спать, хотя я чувствовал боль, но слабую. Потом, проснувшись, мне сделалось очень худо, я испугался, засветил огня, начал молиться Богу и начал было читать Псалтирь, разогнув его; у меня сделалось кружение головы, и я не мог читать молитвы[21]; сложив книгу, надев тулуп, перекрестясь, упал на землю и заплакал; начал просить Господа, да избавит меня от напрасной смерти, да даст мне кончину с покаянием и со причастием Святых Таин и да даст мне исполнить свое обещание и послужить Ему, Господу Богу, во иноческом образе в пользу ближнего, и ежели останусь в живых, то уже в мире больше жить не буду, – и тако молясь, заснул (видно, меня отпустило; а прочие спят без просыпу). По утру, встав, увидели, что лежу посреди полу, испугались и подумали, что уже мертвый.
Я же, проснувшись, простонал; они спросили, здоров ли[22]. Я сказал, что здоров[23] и внутри тяжелого не чувствую. Они подняли меня на руки, и я мало-помалу начал прохаживаться, но хотя было и полегче стало, однако после стало хуже и хуже; наконец, достиг к смерти и пожелал причаститься Святых Таин Тела и Крови Христовой и исповедаться; и просил, чтоб свезли меня на часовенный двор к нашему священнику, беглому попу; вот, приехав, двое повели меня к крыльцу под руки. Выходит поп, и я кланяюсь и показываю ему в руке деньги, рублей 25. Он же закричал, как зверь: «Ступай отсюда, уже много вашего брата здесь подохло. Я было начал кланяться, а он еще громче закричал. Я сказал: «Везите меня домой – это не пастырь, а волк». Приехав на квартиру, положился умереть без причащения; а к православному священнику идти уже забоялся и просил Господа Бога, да устроит и спасет меня сам. Потом мало-помалу выздоровел.
37. Мор и болезнь прекратились, и мы очень хорошо торговали, но меня уже ничто не веселило, и я, по окончании дел, хотел было уехать в монастырь; но любовь к родителям еще повлекла домой. Приехав домой, уже был дома как странник: любовь к родителям и ко всем родным охладела, и дом стал неприятен; разговоры, прения и даже собрания у меня все прекратились. Хотя я был от природы самого веселого характера; но во всю зиму не видали меня, чтобы я когда улыбнулся; но только у меня было и помыслов, как бы мне вырваться из сетей мира; и даже положил в своем уме, чтобы до смерти ни с кем не иметь прения о вере, потому что эти прения очень огорчают душу, потому что никто сам себя от Писания оправдать не может, потому что по Писанию и по правилам святых отец все мы не правы и сбились с дороги. Но удалиться вознамерился в самую внутреннюю пустыню и единому Богу[24] плакаться грехов своих, авось, Господь, может быть, умилосердится надо мной и помилует меня. Хотя и видел я, что уже недостаточна наша Ветковская церковь, но, однако, отстать от нее никогда и не подумал и положился при ней окончить жизнь свою, хотя и Православную Церковь я очень и не порочил, но обратиться к ней не думал потому, что видел в ней некоторые небрежения по службе церковной и другие мелочи, которые по тогдашнему моему мнению казались догматическими и позволенными, но Церковь любил, и наипаче в последний год живя в мире. Но в разбирательство никогда не входил о Великороссийской Церкви, что за какие вины мы от нее отлучились и какие наши старообрядцы находят в ней догматические погрешности, и каким образом она переменила книги? Но все это оставалось вне моего любопытства и изыскания; хотя сами между собою, со старообрядцами, и любил иметь прения и изыскивать истину, но это, как мне кажется, была неизреченная Господня благость ко мне, которая хранила меня от этого, чтобы в юном пылком возрасте, по неразумной ревности, не сказать бы чего жестокого на Христову Церковь и тем не похулить бы Духа Святого, в ней действующего, и тем не отлучить бы вечно себя от Бога; ибо пох ул ившим Ду ха Святого тяжкое от Бога есть изречен ие, что не отпустится им грех сей ни в сем веке, ни в будущем. Вот поэтому и хранил Господь меня с нею иметь прение.
38. В одно время вот со мной случилось какое происшествие: в одну ночь спал я в дому между родными и товарищами, что же, я просыпаюсь и вижу себя нагим совершенно, – хотя бы ниточка на мне была, – кроме одного кр еста. Я, вид я сие, испугался и поднял все семейст во. Все смо трел и на мен я, удивлялись и ужасались, что это и как могло случиться, лежа между людьми плотно, и надобно было распоясываться и скидать верхнее и нижнее платье, и едва нашли одежду, ибо она была засунута в углу позади постели. Много родные трактовали и не знали, что это за предвещение! А я признал сие за извещение от Бога, что так видно надобно мне обнажиться всего мирского и житейского попечения и обнаженному от всего мирского пристрастия работать истинно и усердно единому Господу Богу.
39. В одно время, ночью, шли мы с двоюродным братом, также юным; он, держась за мои руки, лобызал меня и горько плакал, и говорил сие: «Возлюбленный мой брат! Ты знаешь, что я люблю тебя с малых лет и уважаю тебя, и даже имею тебя за отца духовного и за наставника, то прошу тебя со слезами: поведай мне свою тайну сердца, ибо все мы знаем, что ты с малых лет имеешь великую любовь к Богу и стремление ко иноческой уединенной жизни, то откройся мне, когда ты полагаешь свое намерение привести в исполнение и оставить все житейское попечение, ибо и я такое же имею стремление и от тебя не отстану, и пойду вместе с тобою во след Христа, и ты будешь мне до самой кончины моей жизни предводителем и наставником». Я ему сказал: «Послушай, любезный брат Василий[25], хотя огонь любви к Богу и запылал в тебе, но на него я надежды не полагаю, ибо он скоро потухнет; твой огонь подобно сену или льну и сильно запылает, да скоро погаснет; потому говорю я это, что ты прежде сего никогда этого не говорил и я даже и не слыхал, чтобы ты имел желание идти в монастырь. Ты смотришь на меня, что я это имею стремление с малых лет, но вот и по сие время остаюсь в мире, да и боюсь, как бы не остаться и навсегда. Вот день за день, неделя за неделю время пролетает, а смерть этого не дожидается, как раз подоспеет. Но, впрочем, скажу тебе, что нынешним годом едва ли не исполню своего намерения и не совершу великого своего предприятия, но ты, ежели хочешь быть моим спутником по жестокому пути Евангельскому – во след Спасителя Иисуса Христа, то как я соберусь, и ты будь готов и поспешай ко мне, уже я медлить не буду – хотя бы нагому, только бы вырваться из мира.
Он же обещался все исполнить; и вот когда пришло время, я стал ему говорить, что я готов совсем, а он начал отлагать еще до времени и до другого года. Что же, я ушел, а он остался дома. После меня, чрез несколько времени, пришел он к нам в дом (это уже мне моя мать сказывала после) и много плакал обо мне, потом сказал: «Он и меня приглашал идти с собой, но я не согласи лс я на это»; мать же моя, а его родна я тет ка, нача ла ем у говорить: «Возлюбленный мой В., послушай ты меня, ибо я теперь осталась тебе вместо матери: ежели ты с ним совещался идти или давал обещание быть иноком и работать Господу Богу, то иди за ним и ищи его, а то тебе и счастья не будет в мире, ибо Господь уже тебя записал в книгу животную тогда, когда ты только мысленно дал обещание быть в числе работающих Ему». Он же сказал, что я не обещался этого. Что же, поживши после меня, женился и пожил немного – помер, оставив молодую жену и сына.
