— Вот зашла узнать, как устроились, — заговорила хозяйка низким и слегка прокуренным голосом, с подозрением косясь в тот угол, откуда доносилось радостное кваканье. — Не нужно ли чего... — И вдруг она покачнулась и упала прямо на табуретку, едва ее не сломав. Дубов и скоморохи бросились к ней. — Это вы... вы...
— Ефросинья!!! — хором завопили Антип и Мисаил.
— Милые мои... Милые... — повторяла задушевным низким голосом хозяйка. И, поднявшись с табуретки, она заключила обоих скоморохов в свои могучие объятия.
— Вы знакомы? — удивился Василий.
— И вы еще спрашиваете, знакомы ли мы! — с придыханиями произнесла Ефросинья. — Да я с этими засранцами тридцать три пуда соли съела!
— Мы раньше вместе скоморошествовали, — пояснил Антип, с трудом выбравшись из дамских объятий. И с грустью добавил: — Хорошее было времечко!..
— После той злополучной поездки в Белую Пущу всех разметало кого куда, — вздохнул Мисаил. — А между прочим, Ефросинья тогда воплощала самого князя Григория.
— Как сейчас помню, — радостно подтвердила хозяйка. Встав в патетическую позу, она принялась с выражением читать: — "Ну вот, к высшей пришел я власти, Удовлетворю теперь свои я страсти. Буду править не как Шушки, А по праву строгой руки. Чтобы не было угрозы престолу, Изведу любую крамолу", ну и так дальше. Столько лет прошло, а еще не все забыла... Савватей Пахомыч, — обернулась Ефросинья к Дубову, — можно, я уведу от вас этих обормотов? Нам так о многом нужно поговорить, так многое вспомнить...
— Да, ну конечно же, — улыбнулся Василий. — Только последний вопрос — вы узнали, где конкретно на базаре обитает Данила Ильич?
— Так у него мы и купили лягушек! — радостно сообщил Мисаил. — А его лавку легко найти — идешь по главному проходу до конца, а потом налево, а над входом нарисована огромная жаба.
— Идемте, идемте скорее, — торопила Ефросинья. — Я вас блинами угощу, чаем напою, а то и чем покрепче...
* * *
Царь-Городский Гостиный Двор представлял собой огромное деревянное строение, даже попросту очень большую избу. С трактиром на первом этаже и множеством комнат на остальных двух этажах. И все это строение было пронизано множеством запутанных коридоров и узких лестниц. В одном из темных грязных закоулков, пропахшем кислыми щами и кошачьей мочой, стояли двое половых в одинаковых красных рубахах и с одинаково прилизанными волосами с пробором посередке. Один из них, деловито попыхивая самокруткой, говорил:
— Дерьмо нонеча постояльцы.
— Эт точно — дерьмо-с, — меланхолично отвечал второй, очищая ножичком кожуру с яблока.
— Голытьба сплошная, — продолжал первый.
— Голытьба-с, — спокойно соглашался второй. И тут рядом с ним на стене возник здоровенный таракан, видимо, вылезший из щели и не менее прочих удивленный присутствию посторонних. Второй молниеносным движением руки проткнул таракана ножом. Осмотрел его внимательно и грустно покачал головой:
— Голытьба-с.
Первый брезгливо посмотрел вослед таракану, щелчком отправленному в сторону лестницы, и продолжил свой глубокомысленный разговор:
— Вот токмо в двадцать первой горнице мамзелька.
— Да, мамзелька-с что надо, — меланхолично кивнул второй.
— Такая фря расфуфыренная. Платье из черной, как душа лиходея, ткани заморской. А перчатки такие тонкие, что жилки на руках сквозь черный шелк видать. Но злая, как сука.
— Как сука-с, — откликнулся второй, разглядывая яблоко, будто прикидывая, с какой стороны куснуть будет сподручней.
— И на водку ни хрена не дает.
— Эт точно — ни хрена-с не дает.
— Но сразу видать, не из бедных.
— Это видать точно-с.
— Так пошто на водку не дает? — уже с досадой вопрошал первый, размахивая самокруткой под носом у своего невозмутимого коллеги.
— Воровка-с, — все так же спокойно отвечал второй, грустно разглядывая очищенное яблоко.
— А я думаю, — торжественно заявил первый, — она ведьма! Во как. — А может, и ведьма-с, — откликнулся второй.
— А то чевой-то она лицо свое под черной тряпицей прячет? А?
— А действительно-с — чего-с? — без какого-либо интереса в голосе спросил второй.
— А вот от того! — многозначительно отвечал первый.
Но тут, к сожалению, их содержательный разговор был прерван самым грубым образом — откуда-то из недр дома раздался громогласный рык:
— Федот! Данила!
Половые в мгновение ока преобразились, на их лицах появились сладкие улыбочки, а спины угодливо согнулись.
— Уже бежим! — пискнул первый, отбрасывая окурок в урну.
— Спешим-с! — откликнулся второй, отправляя туда же так и не попробованное яблоко.
И труженики приторно навязчивого сервиса понеслись по коридору на хозяйский зов. Бог-то далеко на небесах, а хозяин — вот он, здесь, и кулаки у него ох какие тяжелые.
* * *
Василий медленно брел по главному проходу мангазейского базара, на котором к вечеру уже затихала бурная жизнь, присущая подобного рода местам всех времен и народов.
"Лягушачью" лавочку Данилы Ильича детектив искал не для того, чтобы пополнить свой "золотой запас", а чтобы встретиться и побеседовать с ее владельцем. Дело в том, что Данила Ильич долгие годы был ближайшим помощником покойного воеводы Афанасия и одновременно — осведомителем Рыжего. После смерти Афанасия Данила Ильич собирался отправиться в Царь-Город и продолжить военную службу под началом столичного воеводы, но
Рыжий попросил его выйти в отставку и даже снабдил средствами на покупку лавки, с тем чтобы он уже в качестве частного лица продолжал наблюдательную миссию в Новой Мангазее.
Данила Ильич, невысокий и плотно сбитый человек с мужественным лицом и длинными усами, уже собирался закрывать свою лавку с неумело намалеванной над входом лягушкой, когда к нему подошел Дубов.
— Вообще-то я ухожу, — сказал хозяин лавки низким хрипловатым голосом, — но ежели вам чего нужно, то могу продать.
— Нет-нет, мне просто нужно поговорить с вами, — откликнулся детектив.
— А, ну что ж, можно и поговорить, — как будто совсем не удивился Данила Ильич и, пропустив гостя в лавку, прошел следом. — Прошу, — указал он на стул возле прилавка. Детектив непринужденно уселся и стал с живым интересом разглядывать обстановку — огромные жбаны с лягушками и несколько аквариумообразных сооружений, в которых резвились лечебные пиявки и неподвижно сидели виноградные улитки.
— Вот это вот и есть мое хозяйство, — Данила Ильич не без гордости окинул взором лавку. — Лишь нильского крокодила не хватает, да токмо места для него маловато... Да, так о чем бишь вы хотели со мною поговорить?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});