«Ибо неволе предпочитают все они смерть,» — вспомнил я сказанные о наших предках-славянах слова византийского историка Захари Ритора. И опять подумал — а что, если?… Ребята позаботятся о Танюшке… Сейчас разбегусь, и…
Я был уверен, что у меня хватит воли раскроить себе череп о стену. У того меня не хватило бы, а сейчас — хватит.
Нет, решил я. Я буду жить и выберусь, даже если отсюда ещё никто и никогда не выбирался. Я буду первым.
Я вернулся под навес. У самого угла обнаружилась прикрытая деревянной крышкой яма — глубокая. Туалет… Очень мило, по крайней мере, не придётся гадить, где попало. Ещё бы рулон туалетной бумаги, но она и в Союзе дефицит, в конце концов.
Миски были глиняные, неглазурованные, но явно серийные. В одной оказалась вода — не холодная, но чистая. В другой — с верхом обрезков жареного мяса. Пахло от них одуряющее вкусно — со специями, с перцем, как я любил и как уже давным-давно не ел. Объедки с хозяйского стола — со стола этого носатого губастого пузана.
Ну и чёрт с ним.
Я съел мясо (и правда — очень вкусное), выпил половину воды и улёгся на подстилку. Наверное, задремал — даже точно задремал, потому что вдруг оказалось, что передо мной на корточках сидит мальчишка на год-два младше меня.
Он сидел, сложив руки на поднятых к подбородку коленях — загорелый и тоже голый, как и я. Таких ребят я видел там на картинках в книжках про Древнюю Грецию, да и здесь на Балканах — тоже: тугая копна золотисто-рыжих кудрей, брови вразлёт над большими серыми глазами, высокий прямой нос, чёткие губы… Он смотрел неожиданно весело, только вот что-то странное было в… в нём во всём. Я не мог понять — что, поэтому просто сел, меряя мальчишку взглядом.
— Ты грек? — спросил я, подбирая слова. Мальчишка кивнул своими кудрями:
— Я знаю русский, — сказал он почти без акцента. — Я был вместе с вашими. В самом начале, до того, как попал сюда. Я принёс тебе пить.
Он кивнул на миску — снова полную воды.
— Спасибо, — ответил я, продолжая пытаться понять, что с ним не так. — Меня зовут Олег.
— Кристо, — преставился мальчишка. — Я буду тебе приносить есть и пить. И немного говорить с тобой, когда хозяина нет дома.
— Хозяин… — я помедлил. — Чем он занимается-то?
— Торгует, — пожал плечами Кристо. — Они все тут торгуют. И ещё что-то делают, я не понял, что. рано уходит, поздно приходит. Того, кто сидел тут до тебя, он бил каждый день — тот не успевал открывать ворота по звонку.
— Ты давно в плену? — поинтересовался я.
— Четвёртый год, — Кристо облизнул верхнюю губу и пошевелил большими пальцами ног.
— И ты не пробовал… — я не договорил, но грек догадался:
— Бежать? Отсюда не убегают… Город окружает стена.
— Через любую стену можно перелезть, — заметил я. Кристо вздохнул:
— Ты не понял… Такая стена… энергетическая, как в фантастических боевиках. Через неё может пройти только араб. На впуске любой, а на выпуске — только араб.
— Чёрт, — вырвалось у меня, и я, чувствуя, как вновь подкатывает отчаянье, поспешно продолжал: — А с кем из наших ты был, где?
— Сперва я был с нашими, мы все из Афин, — он опять вздохнул. — Нас вытеснили на Балканы, там остатки соединились с вашими, они пришли с северо-востока. Я попал в плен на реке Ергень…
— Ергень?! — я вскинулся. — А… случайно, Кристо… не во время боя на лодках?!
— Да, — кивнул он, удивлённо посмотрев на меня. — Откуда ты знаешь?!
— Я этот бой видел, — признался я. — Я тогда только-только тут появился…
— Совпаденьице… — Кристо смешно сморщил нос.
— Слушай, — я помедлил. — А ты вообще тут… кто? Домашняя прислуга? Или, — я улыбнулся, — псарь, что ли?
Кристо странно посмотрел на меня. Потом улыбнулся в ответ, и улыбка мне сильно не понравилась — её словно нарисовали одним взмахом злой кисти на детском лице, излучающем страдание.
— Я девочка хозяина, — сказал Кристо и встал в рост. Каким-то образом я знал его ответ ещё до того, как он начал говорить, и у меня бешено забилось сердце, а кровь толкнулась в виски. Кристо подбоченился, продолжая усмехаться, и теперь я увидел, что он подпоясан тонкой золотой цепочкой, а его половые органы и соски выкрашены золотой краской. — Если хочешь, — он чуть откинул голову, — я и с тобой буду это делать — нечасто, но… У тебя, наверное, была девчонка?
Первое, что я хотел сделать — заорать и уложить Кристо вмах одним ударом. Вместо этого я шумно перевёл дух и… просто сказал:
— Мне тебя жалко, Кристо.
Он вновь сел на корточки — сложился, как игрушечная «змейка» и уткнул лицо в руки. Нет, он не плакал. Потом — поднял лицо.
— Тебя убьют, я по глазам вижу, — грустно сказал он. — Я бы хотел быть, как ты, но мне очень хочется жить. Очень-очень. Пусть даже… так. Я сначала хотел покончить с собой. Правда… А потом… — он тяжело вздохнул. — Потом… привык как-то…
«И я привыкну, — подумал я с ужасом. — Привыкну сидеть на цепи. Ко всему привыкну…»
— Уходи, — попросил я и отвернулся к стене.
Кажется, он всё-таки не ушёл сразу, а ещё сидел рядом. Но мне не хотелось оборачиваться, слушать, видеть… жить вообще не хотелось, если честно.
— Таня, Таня, Танюша, — вслух сказал я и вцепился зубами в кисть руки.
* * *
Это может показаться диким, но у сидения на цепи есть свои плюсы. Можете смеяться (я бы точно расхохотался, скажи мне кто-нибудь об этом до плена!), но это так.
По-моему, Абди аль Карнай купил меня из тщеславия. Кристо был нужен ему, чтобы трахать. Молодая негритянка — готовить жрать. Других слуг в доме я не видел (хотя это не значит, что их нет).
А привратник — чтобы открывать ворота. Причём именно такой, как я — сильный и храбрый мальчишка. Чтобы можно было глядеть на меня и думать о своём могуществе, заставившем меня служить ему. В остальном я аль Карнайу не был нужен, и у меня оставалась куча свободного времени на самого себя.
Может быть, и в этом было тонкое издевательство. Мысли, занимавшие свободное время, могли свести с ума.
Толстый араб жил крайне неритмично. Я не мог понять, чем он вообще занимается, но большую часть времени Абди проводил вне дома, заявляясь то под утро, то поздно ночью. Не всегда, кстати, трезвый.
Когда он первый раз пришёл пьяный, я открыл ему дверь — и вроде бы всё шло, как обычно. Но, дойдя до входа в дом, он вдруг вернулся и подошёл ко мне почти вплотную, постукивая по ноге длинной гибкой палкой. От него воняло потом и спиртным.
— Ты непочтителен ко мне, — он покачивался, но смотрел достаточно трезво… и в то же время с пьяной злостью. — Ты не зовёшь меня хозяином. Я ведь я твой хозяин?! — его палка уперлась мне под челюсть и приподняла голову (до этого я рассматривал пыль у своих ног). — Ну? Повтори, кто я?
