болтать. Время от времени муж все-таки заговаривал с ней, но сейчас ей не до разговоров. У нее пульсировал глаз и болела голова, не говоря уже о том, что сердце учащенно билось, потому что она не могла выбросить из головы образ женщины из зеркала.
Джо хотела закричать на него, чтобы он заткнулся. Она хотела взять одну из сковородок и ударить его ею по голове, чтобы посмотреть, как ему это понравится, дать ему попробовать его собственное лекарство. Вместо этого она слушала, как он рассказывает о том, какой он замечательный фотограф и какая у него есть идея для великого проекта, чего еще не делал ни один современный фотограф. Она кивала и соглашалась с ним всякий раз, когда считала это необходимым, — все, что угодно, лишь бы сохранить мир и заглушить боль.
Когда она подняла взгляд от своей тарелки, чтобы посмотреть ему в лицо, то почувствовала, как в жилах застыла кровь. Висевшие на полке позади него сковородки, двигалась. Кастрюли раскачивались из стороны в сторону. Тяжелые медные кастрюли, которые она с трудом поднимала большую часть времени, поэтому как они могли так двигаться, оставалось непонятным. Она взглянула на окно, не открыто ли оно и не пропускает ли ветерок, но оно плотно закрыто, как и все двери. Даже если она и оставляла окна и двери открытыми, то никогда не видела, чтобы посуда так двигалась одновременно, никогда. Муж посмотрел на нее.
— Что, черт возьми, с тобой твориться сегодня? На что ты смотришь?
Джо покачала головой.
— Ничего. Я неважно себя чувствую. Наверное, я ударилась головой, когда упала в гараже.
Она подчеркнула «я», стараясь не обвинять и не сваливать вину на него — хотя это целиком и полностью вина мужа. Сковородки продолжали двигаться позади него. Почему они не шумят? Они должны бы звенеть, но не звенели. Она начала кашлять, подавившись кусочком сэндвича, а дыхание, вырывавшееся изо рта, сопровождалось клубами белого дыма, как будто сейчас морозный декабрьский день, а не конец августа. Он посмотрел на нее как на сумасшедшую, запихнул в рот последний кусок бутерброда и встал, чтобы вернуться в свою студию.
— Сегодня днем у меня клиенты, Джо. Я не хочу, чтобы ты приходила и мешала мне — ты поняла?
Она кивнула. Она собиралась подняться наверх и лечь.
— Хорошо, я рад, что мы это прояснили — потому что если ты еще раз побеспокоишь меня, несмотря на то, что тебе велено этого не делать, я точно прибью тебя.
И с этим он вышел за дверь, повернув ключ в замке со своей стороны. Джоан посмотрела на кастрюли, которые теперь не двигались, затем на дверь, которую он только что закрыл. Отложив тарелку в сторону, она встала и потянулась рукой к одной из кастрюль. Пальцами коснулась холодного металла, и отпрянула — ощущение такое, будто кастрюля пролежала в морозилке целый час. Джо повернулась и, спотыкаясь, пошла наверх, в спальню… ей нужно прилечь. Ей действительно плохо.
Глава 4
Уилл погрузил чемоданы на заднее сиденье своей машины, а затем отвез тележку обратно. В Манчестере моросил дождь, и аэропорт позади них выглядел серым и мрачным. Энни сидела на переднем пассажирском сиденье, не совсем веря, что они вернулись в Англию после такого идеального отпуска.
Она достала из сумочки телефон и стала искать в бардачке зарядное устройство. Когда телефон завибрировал и ожил, Энни увидела, что у нее двенадцать пропущенных звонков от невестки. В папке сообщений также накопилось множество смс с текстом «позвони мне», но о чем шла речь, осталось неясным. Если дело срочное, она бы написала, что что-то не так.
Энни нравилась Лиза, но она слишком напрягала ее — жена брата суетилась по любому поводу. Она настаивала на том, чтобы делиться всеми испытаниями и бедами через свои аккаунты в социальных сетях, что выводило Энни из себя до такой степени, что она удалила ее из друзей. Энни не хотела знать о каждой ссоре Лизы с ее братом и племянницей, да и никто другой тоже.
Энни нажала на зеленую кнопку, чтобы перезвонить, надеясь, что это не будет тридцатиминутный телефонный разговор о том, что Бен опоздал на ужин три раза в этом году. Уилл сел в машину, и она пробормотала ему имя «Лиза», а он улыбнулся и повернул ключ. К тому времени, как они вернутся в Хоксхед, разговор может уже закончится.
— Ну, прости, Лиза, но на этот раз я соглашусь и с Беном, и с Тилли. Неизвестно, получит ли она вообще эту работу.
Энни держала телефон на расстоянии от уха, и Уилл засмеялся слишком громко, заставив Энни снова прижать телефон.
— Что? Нет, это радио. Ты знаешь, что она может поселиться у нас с Уиллом, если получит работу. Я не против подвозить ее в гостиницу и забирать. Это не проблема. Слушай, на твоем месте я бы просто отпустила ее и посмотрела, что из этого выйдет, а уже потом начала беспокоиться. Ладно, пока.
Она посмотрела на Уилла.
— Черт возьми. Тилли хочет устроиться на работу и жить в какой-то гостинице в Боунессе.
— И я так понимаю, Лиза против.
— Это еще мягко сказано. Кроме того, у меня сложилось впечатление, что она не хочет, чтобы Тилли жила с нами, если все-таки получит работу. Ты ведь не против, правда? Это может предотвратить мою смерть от скуки.
Уилл подтолкнул ее в бок.
— Семьи, да? Конечно, я не против, хотя отчасти понимаю, почему Лиза не хочет, чтобы ее дочь жила с нами.
Энни посмотрела на него.
— Почему? — Она сделала
