А я, положив телефон на стол, решила наконец-то сходить в душ, чтобы смыть с себя весь сегодняшний день.
К выходным моё терпение достигло предела. Анька так и не объявилась.
Зато Анжелика звонила чуть ли ни каждый вечер – и интересовалась, не объявилась ли моя пропащая сестра. В очередной раз, услышав от меня неутешительные новости, она хмыкнула и вдруг вкрадчиво поинтересовалась:
— А ты меня сейчас не обманываешь, а?
— О чем ты? – не поняла я. – Я сама никак не могу найти Аню.
— Не можешь или не хочешь? – хмыкнула супервайзерша. – Вы же близняшки, легко сойдёте одна за другую.
— Думаешь, она живёт у меня в ванной? – не поняла я.
Анжелика хмыкнула.
— Твоя сестрица пойдёт на любую уловку, если это ей выгодно.
— А какая ей выгода от того, что она будет жить у меня?
— Она мне денег должна, — рявкнула Анжелика. И через минуту, будто опомнившись, она протянула:
— Прости, Ян… просто злит.
— Я не знаю, где она, — честно ответила я. – Тебя её исчезновение злит, а меня очень беспокоит. Я не знаю, где сейчас Аня находится, нужна ли ей какая-то помощь, всё ли с ней хорошо.
Анжелика хотела что-то ответить, но у меня уже не осталось сил её слушать. Пожелав ей хорошего вечера, я положила трубку и заставила себя пойти спать.
В выходные я, как правило, всегда навещала маму с бабушкой. Как только съехала от них к Соболеву, так и повелось: по крайней мере, часть одного выходного дня я всегда проводила с ними.
Правда, сегодня мне пришлось приложить неимоверные усилия, чтобы выпихнуть свою тушку за дверь: я знала, что мама и бабушка будут спрашивать по Аню, а я понятия не имела, что им отвечать.
Да и вообще, меня просто колотила нервная дрожь: я ежеминутно представляла себе сестру, которой требуется медицинская помощь, которая находится где-то в опасности… а я вот живу – и ничего не знаю. Это ужасно, но я совсем не чувствовала свою сестру.
Мы ведь были близнецами – не просто двойняшками. Говорят, даже у двойняшек есть какая-то невидимая связь друг с другом, а у нас с Анькой вообще НИ-ЧЕ-ГО.
Вышла из дома я специально очень рано, и, весело помахав своим ещё сонным охранникам, привычно свернула к остановке пятого автобуса — пятый маршрут шёл до самого рынка, куда я сейчас и собиралась.
Правда, стоило мне выйти на нужной остановке, вместо машины с охраной меня уже встречал шеф охраны Соболева.
— Яна Владимировна, а мы вас уже ждём, — радостно улыбнулся он мне. — Позвольте?
А, блин, не успела.
Повернулась – и увидела возле обочины скалящегося Пашу. Супер, эти гады стали предугадывать мои поступки. Совсем никуда не годится.
Меня осторожно сопроводили в одну из машин и захлопнули за мной дверь.
Рафаэль сел возле водителя. Обернувшись ко мне, он всё же снизошёл до короткого монолога.
— К сожалению, Дмитрий Александрович этим утром очень занят, поэтому он не мог сопровождать вас к вашим родственникам. Он откомандировал меня помочь вам довести продукты до квартиры ваших родных.
Он продиктовал мне длинный список того, что доблестные охранники успели приобрести заранее.
— Если вы хотите что-то добавить, я буду рад послать своих ребят на рынок.
«Мама меня убьёт», с тоской подумала я, в красках представляя себе, с каким размахом они закупились.
И тут же поспешно заверила Рафаэля, что всё хорошо.
Однако «хорошо» и в помине не было.
Сжав зубы от напряжения, я осознала, что сегодня мне даже не дали самой выбрать фрукты! Обычно Рафаэль вынужденно сопровождал меня по рядам, изображая покорного супруга.
Но сегодня все покупки уже сделаны за меня.
Я вспомнила, как Соболев несколько раз пытался заставить меня вообще отказаться от походов на рынок. Мол, там много людей и тяжело обеспечивать мою охрану.
— И вообще, любые продукты можно заказать прямо на дом.
— Ты не понимаешь, — покачала я тогда в ответ головой. – В супермаркетах редко можно найти по-настоящему спелые и сочные фрукты.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Соболев иронично посмотрел на меня. Он на самом деле не понимал, в чем разница: в его дом все продукты доставлялись из проверенных фермерских хозяйств или очень дорогих магазинов: хорошие, вкусная еда по запредельным для обычных людей ценам.
Когда я жила у него в доме, у меня не было выбора, но как только я съехала, я всегда делала покупки сама. Разрешала Рафаэлю или другим охранникам таскать сумки, но не платить за меня – нет, я оплачивала всё сама.
А сегодня меня мягким способом лишили даже этого.
Это всё было не к добру.
Когда мы появились на пороге, мама даже растерялась: Рафаэль притащил сумок десять, доверху набитых продуктами.
—Куда столько, — растеряно пробормотала мама. Она гостеприимно предложила Рафаэлю выпить с нами чаю, заставив этим начальника соболевской охраны быстренько ретироваться из квартиры. Я же, заглянув на пару минуту в комнату, чтобы поздороваться с бабушкой, вернулась к маме на кухню.
Усевшись на табуретку, мама растерянно обозревала сумки.
— Яна, зачем столько всего? Мы же это не съедим.
— А это не я, это Соболев.
— И что мне теперь с этим со всем делать? – спросила мама. Я пожала плечами.
— Варенье варить.
Мама заглянула в одну из сумок, где оказалось много кульков с сырами.
— И из сыра тоже?
— Мам, ну ты же знаешь Соболева, - всплеснула я руками. – Он к полумерам не привык.
Мама покачала головой.
— Это точно… жалко, пропадёт же.
— Заморозь. Подружкам раздай. Или посиделки устрой.
— Без повода?
— А что там на календаре у нас? – спросила я, и мама захихикала, поняв мою мысль.
— Что, будем искать «День Бастилии»? – улыбнулась она. Я рассмеялась в ответ.
— Что-то в этом роде.
Разбирая сумки, мама осторожно выспрашивала меня про мою семейную жизнь, про Соболева, про то, почему я от него ушла.
— Он ведь тебя любит, Ян, — заметила мама.
— Мам,— застонала я, складывая сумки в один пакет. – Ты понимаешь, что для него это пустяк. Для нас – месячная зарплата, а него – мелочи, на которые он не обращает внимания.
— Не в покупках дело, — покачала головой мама. – Точнее, не в их стоимости.
Покосившись на стол, где стояли ровные контейнеры с ягодами, мама весело заметила:
—И я думаю, тут будет побольше твоей месячной зарплаты.
— Что? – не поняла я, а мама, рассмеявшись, снова покачала головой. На этот раз не осуждающе, а… как будто немного смеясь надо мной.
— Дочка, мужчина, которому женщина не интересна, не станет утруждать себя подобными делами.
— Мам, да он просто приказ отдал, — не согласилась я с ней.
— Ваш отец, когда вы с Аней родились, не соизволил даже позвонить мне — а ведь до этого в любви клялся и руки целовал. А твой – может и не словами, но делами показывает… не в жратве этой дело, а во внимании.
— Мама, — застонала я. – Ты не понимаешь. Если он сегодня мягко стелет, значит, завтра будет жёстко спать.
— Я не знаю, что между вами приключилось, — вздохнула мама. – Но я, Яна, тебе так скажу: у твоего Дмитрия власти в городе столько, что если бы он захотел — в один день сделал бы твою жизнь невыносимой: и работы бы не стало, и о жилье бы отдельном речи не шло. А он всё это терпит. Почему?
— Почему?
Мама пристально посмотрела на меня.
— Вот и думай сама, дочка.
«Ах, мамочка! Если бы только знала…»
Я сжала зубы, пытаясь не разреветься прямо перед ней. Чтобы отвлечься от опасной темы, я понесла пакет с пустыми сумками в коридор. Когда клала пакет в один из ящиков, заметила на крючке для одежды, за ручкой зонта какие-то ключи с розовым меховым брелком.
Вряд ли бы кто-то из маминых подружек повесил себе такое на ключи. Тогда кто: соседи? Или…
— Мам! – позвала я, беря ключи в руку. – А чья это связка?
