Как же ему поступить?
Идти за ней или не идти?
Рука полезла в карман шорт и извлекла старую историческую монету. Этой же рукой подкидывая её, Михаил делает ставку на «решку». Если выпадет «орёл», то придётся отказать в желании паранормальной особе, а если выиграет его ставка, то тогда он без колебаний последует за ней, чтобы выяснить всё до конца...
Ценная монета, падая, переворачивается в воздухе, его рука резко ловит её и кладёт на тыльную сторону ладони, убирает руку и... выпадает: идти.
Тропинка уводит его в глубь лесополосы, тут сумрачнее, рядом в траве метнулся какой-то зверёк, впереди на суку сидела сорока, которая, увидя приближающегося Михаила, слетела и поднялась выше и, если бы не её белые бока, то он бы её уже не заметил.
«Сорока-белобока, кашку варила... И какая же меня новость ждёт, а? Хорошая или плохая? Жаль, что ты не предвещаешь только приятные».
Старухи пока нигде не было видно. Да и сомневался Михаил, что её так легко заметить, тем более она во всём чёрном.
У выхода из лесопосадки она появилась, вновь как всегда в своём одеянии и длинным указательным пальцем с закрученным ногтём предостерегающе покачала, а потом этой же кистью дала понять: идём.
Он ускорил шаг. Открылся вид на дорогу, по которой проехала машина и, за которой растелилось поле, какого Михаил ещё не видел.
Старуха его вела к трассе.
Она уже была на пригорочке, переходившем в асфальтированную ленту дороги, – ждала его.
Михаилу оставалось преодолеть несколько метров, и он подошёл бы к ней вплотную, как странное видение, посмотрев на него пронзительным взглядом, исчезло.
Он застыл в оцепенении: Михаил ошалел, увидев её глаза, в них на этот раз не было бездонной тёмной пустоты, они изменились: стали янтарно-жёлтого цвета с мрачной вертикальной прорезью посередине.
До его слуха донёсся шум приближающегося со стороны автомобиля.
Он пока не обращает на это внимания; сейчас ему это не интересно.
Машина подъезжала к тому участку трассы, рядом с которым находился Михаил.
Куда она исчезла? Почему пропала? Чего она добивалась? Или это её очередной финт? Где же ответ?
Шины завизжали, оставляя за собой чёрные полосы «боли» на асфальте.
Михаил задумчиво посмотрел на притормозивший возле него автомобиль в тот момент, когда из машины торопливо выходил человек, и изумился.
К нему бежал бритоголовый фашист.
Первая реакция Михаила была – пуститься наутёк.
«Охренеть. Ну, старушка, спасибо тебе за услугу. Удивила ты меня, ещё как удивила. Чего-чего, а этого я вовсе не ожидал», – пронеслись мысли в его голове, именно тогда, когда лысый богатырь с разбега прыгнул на него, наверное, рассчитывая сбить Михаила, не дав ему возможности убежать. Но Михаил вовремя отскочил и уже удалялся, а фашист, удачно приземлившись и выругавшись по адресу убегающего, погнался за ним.
«Вот стерва, старая п...», – и у него вырывается из горла, вслух: – А-а-а-а-а-а. – Он увеличивает скорость, словно протяжный издаваемый им звук помогает ему рваться вперёд. Но несмотря на этот крошечный успех, он чувствует, что настигающий дышит ему в спину.
– Козёл, догоню ж, хуже будет. Стой, мудила.
«Где справедливость? Я – не курю, но не могу оторваться от этого дебила, а он..., гад такой, бежит не хуже меня. Хоть бы он сдался или упал», – и словно дьявол, услышав его последнюю фразу, назло Михаилу приготовил преграду; он, не смотря себе под ноги, споткнулся об торчащий из-под земли штырь (Какой подлец его сюда воткнул?), да и заметил ли бы он его, когда повсюду высокая трава, а ещё сумерки сыграли свою роль.
– О чёрт! – вырвалось у Михаила, когда он падал (рюкзачок отлетел вперёд).
Невзирая на то что, он вот-вот упадёт, Михаил всё-таки старался удержать равновесие, неуклюже перебирая ногами (со стороны это выглядело очень смешно), в этот момент сзади на него обрушилось тяжёлое тело преследователя.
Наверное, фашист, видя создавшуюся ситуацию, прибавил скорости в прыжке, настиг пытавшегося не упасть Михаила.
Туша бритоголового, наваливаясь своей тяжестью, придавила Михаила разом, как умелый плотник забивает гвоздь одним ударом молотка. Если бы фашист и Михаил в этот момент вдруг оказались на ринге, где проводят реслинг-шоу, то это выглядело бы эффектно сыгранным.
Михаил всем телом больно ударился о землю, несмотря на то, что падение смягчила густая трава.
– Не-е-е-т, – вырвалось у него, когда он слегка пропахал лицом по земле, отчего трава ему попала в рот.
Он, отплёвываясь, хотел всё-таки быстро вырваться вперёд, рассчитывая потом подняться на ноги и дальше бежать, но...
...крепкая хватка мощных рук не дала ему такой возможности.
– Лохматый пидор, решил от меня убежать. От меня ещё никто легко не отделывался, – сказал фашист и ударил ребром ладони сжатой в кулак по спине Михаила. Потом ещё раз.
Несмотря на боль, Михаил сумел-таки наполовину развернуться под тушей лысого здоровяка и, не целясь, нанёс резкий удар рукой, надеясь нокаутировать или хотя бы оттолкнуть противника от себя.
Попав в лоб бритоголовому костяшками, Михаил сделал только хуже себе; фашист на его слабенький удар лишь ощерился и смачно послал кулак в переносицу, после чего Михаил «засоплился» кровью и потерял сознание.
* * *
Фашист приподнялся и поволок блондина, ухватившись за испачканную оранжевую футболку, но через метр футболка с треском порвалась в том месте, где он уцепился.
– Дешёвка.
И не долго думая, бритоголовый ухватил за волосы беспамятного Михаила и поволок к оставленной им на дороге «Волге».
В данный момент фанат фашистской идеологии размышлял над тем, как ему поступить на этот раз с Михаилом: придерживаться банальных надругательств, использованных совсем недавно (не повезло цыганам и буряту) или внести новое. Если бы было можно сейчас проникнуть в мозг бритоголового и посмотреть на ход его рассуждений, то это напоминало бы художника, в раздумье стоящего перед мольбертом. Вот живописец наносит первые штрихи, радуется и вдохновенно продолжает заполнять холст необходимыми деталями. Фашист с гениальностью художника придумал наказание.
Прекратив возиться с бесчувственным телом блондина, он, сев в машину, припарковал её на обочине, вышел, держа в руке охотничий нож в кобуре, и извлёк из багажника бечёвку, которую всегда возил с собой.
– Вот ты мне и пригодилась. Сейчас я ему задам перцу, – сказал он, захлопнув багажник.
Лысый богатырь, одержимый расправой, дотащил тело до ближайшего дерева, которое он приметил раньше, потому что оно выделялось из остальных («располневшая» сосна) и росло чуть впереди, будто бы полководец, ждущий подходящего момента, чтобы повести в атаку верных ему солдат. Фашист поднял блондина, приставил его к широкому стволу сосны и наспех крепко привязал Михаила.
– Эй, говнюк, очнись, – произнёс он, отвешивая пощёчины привязанному блондину.
Михаил застонал, приходя в себя.
* * *
Михаил приоткрыл глаза. Перед ним стоял оскалившийся фашист.
– Ну что слабак, очухался?
Михаил обвёл затуманенным взором окрестность. Ещё чуть-чуть, и тёмное покрывало позднего вечера накроет всё вокруг. Он осознал, что привязан. И ответил:
– Что ты со мной собираешься сделать?
Фашист ухмыльнулся.
– Беспокоишься?! Потерпи. Скоро узнаешь.
Повысив тон до приказа, Михаил спросил:
– Я спрашиваю, что ты задумал?
– Какой ты нетерпеливый. Всему своё время. И ты того, голос-то не повышай, я этого не люблю. Тем более в твоём-то положении, этого делать я не советую.
– Пошёл ты...
– Что? – бритоголовый сделал вид, что не расслышал.
– То, что слышал.
– А грубить нельзя, – лысый здоровяк дал слегка под дых.
Михаил застонал и плюнул прямо в лицо бритоголовому.
Бритоголовый злобно сверкнув глазами, взялся за ворот футболки привязанного и с силой дёрнул на себя. Ткань с лёгкостью поддалась. Он куском хлопковой материи молча вытер со своего лица слюну, затем обрывок отбросил в сторону.
Михаил, собрав все силы, ждал наказания за совершённое, но к его удивлению, ничего не последовало. И он стал расслабляться.
Поступок блондина возмутил фашиста. И если бы не одна причина, то несомненно в адрес Михаила посыпался бы, град беспощадных ударов в придачу с целым рядом оскорблений. Нет, он его не пожалел (откуда у этого зверя в обличии человека гуманность), дело в другом – в уважении. Он всегда, ещё со школы имел к себе уважение среди младших, сверстников, друзей и добивался его у старших ребят, а в армии выбивал силой. Он, чувствуя исходящее уважение к нему от других, от этого наслаждался, считая себя королём. В его понятии уважение делилось на две группы. Первая – страх. Раз уважают, значит, боятся. И вторая – восхищение, которое обычно он не замечал. И сам его не проявлял, а если проявлял, то это случалось очень редко. Не каждый человек мог его заслужить. Конечно, это чувство категорически не распространялось на тех людей, которых он не переваривал. Им восхищения ну никак в нём не пробудить. И даже, если он к кому-нибудь и питал это чувство, то в этом никогда не признался бы. Его восторг мог выражаться в простых поступках. Например, крепко пожать руку, пригласить попить пиво, предложить свою защиту, если вдруг что такое случись, и всё.
