– Я пельменей налепила. Сейчас халат принесу. Выпьешь?
– Н-нет… – неуверенно сказал, действительно не зная, что в данный момент ему нужно. Но что-то нужно.
– И правильно, – говорила Сима, поднимаясь по широкой лестнице, – без выпивки поужинаешь. Раненько ты сегодня. Хоть отдохнешь, а то работа да работа…
Второго выстрела не прозвучало, он жив. Ставров догадался почему: у того, кто стрелял, не было намерения его убить. Пока не было. Но ведь зачем-то стреляли! Какую цель преследовали?
Сима принесла халат.
– Чего бегала? – проворчал, забрав халат. – Я сам с ногами.
– Да как же, устал ведь… Ты куда на ночь глядя?
– Так… проедусь… – отмахнулся Ставров, шагая к выходу.
– Дождь же… а у меня пельмени… ты ведь любишь…
– Потом, Сима, потом. Запрись и… не жди меня.
Ставров вышел на террасу. Он не мог оставаться в этом доме наедине с гнетущими мыслями, но и не ответил бы, зачем шел туда, где прогремел выстрел. Действовал безотчетно, повинуясь единственному желанию – убраться отсюда.
Площадка под навесом… Задержался, поднимая воротник пиджака…
Затем пять мраморных ступенек, на которых подпрыгивала вода, пузырилась…
Несколько секунд у машины… А он испытывал судьбу – плохой признак для тридцатипятилетнего человека.
Взревел мотор. Сима бежала с зонтом, но он не стал останавливаться из-за такого пустяка, как зонт. Все, оказывается, пустяк. Не пустяк выстрел. Выехал со двора и помчался вперед, где свет фар тонул в ровных струях дождя, плохо освещая дорогу.
Второго выстрела так и не было.
Марк не терпел ненастье, мокрый город отвратителен. Ставров бесцельно колесил по городу, сворачивал на пустынные улочки, где от стиснутого с боков пространства появлялось ощущение опасности. Тогда он возвращался на широкие проспекты, но и там было не по себе. Вдруг поймал себя на том, что мчался на бешеной скорости. Он бежал? Но разве от пули убежишь? Поставил машину у кафе в переулке, вошел, успев намокнуть, по лицу стекала вода.
– Сто коньяка, – бросил угрюмо бармену, облокачиваясь о стойку и окидывая взглядом полупустое кафе.
Музыка звучала сродни тягучему скрипу. Переменный красно-синий свет был неуютный, из-за него посетители походили на мертвецов. Тем не менее внимание привлекла пара за дальним столиком. Красивая девушка невнимательно слушала юношу, а он все говорил, говорил… Она действительно была красива даже при мерзком освещении. Впрочем, женщины с заурядной внешностью для Ставрова словно не существовали. Он их просто не видел. Да и сам он не обделен природой. Многие уверяли, что она даже слишком была щедра к нему, наградив еще и везением. Но в него стреляли. Это дало право рассматривать жизнь и каждый час ее под иным углом зрения.
Ставров слишком пристально смотрел на девушку, видимо, она почувствовала это, беспокойно обвела глазами зал и задержалась взглядом на нем. Скорее любопытство промелькнуло в ее лице, нежели удивление, которое тут же сменилось… да, пожалуй, мольбой. Тем временем юноша прошествовал к стойке бара, а Ставров, прихватив бокал с коньяком, двинул к ней, лавируя между столов и стульев. Поставив бокал на стол, сел напротив, не спросив разрешения, и откровенно изучал девушку, как редкостный экспонат. Она не запротестовала, напротив, как будто чего-то ждала.
– Эй, тут занято, – услышал он мужской голос.
Нехотя повернул голову. Юноша, спутник девушки, стоял у стола, держа в руках две чашки кофе. Нечто петушиное в его облике едва не рассмешило Ставрова, но он лишь выразительно вздохнул, мол, мне тебя жаль, и обратился к ней:
– Это твой жених? (Она чуть заметно качнула отрицательно головой.) Муж? (То же движение головой.)
Ставров медленно, небольшими глотками, выпил коньяк и неожиданно даже для себя предложил ей:
– Поехали ко мне?
Она… согласно кивнула и встала.
– Алиса, ты куда? – взволнованно и вместе с тем изумленно спросил юноша.
– Ухожу, – просто ответила она.
– С этим? – вытаращился юноша. – С первым встречным? Ты же его не знаешь!
– Ну и что? – сказала без выражения и последовала за Ставровым.
А в это же время колеса рассекали лужи, образовывая с двух сторон мотоцикла по два веера воды. Он летел с бешеной скоростью, почти ничего не видя впереди, так как ливень заливал стекло на шлеме. Иногда, проезжая по ровной дороге, дергал руль на себя и ехал на одном заднем колесе, презирая опасность. Когда-то, после плена, товарищи дали ему кличку Лазарь – воскресший из мертвых, кличка приросла, настоящее имя забыл. С тем, давнишним, именем он жил в другой жизни, где существовали понятия и ценности тоже другие, может, и важные, но ему не пригодившиеся. Затем ту жизнь разом отсекли, осталась она где-то далеко-далеко и почти изгладилась из памяти. А из нового периода он видел вспыхивающие точки, слышал – вью, вью, вью… Прямо в него летели пули, но облетали. Он знал: они не попадут. Лазарь воскрес, чтобы жить вечно.
У пятиэтажной «хрущобы» почти на окраине города остановился, вкатил мотоцикл в гараж для автомобиля. Сняв шлем, постоял с минуту под ливнем, подставив лицо потоку, потом, перемахивая через несколько ступенек, взбежал на второй этаж. Открыв дверь квартиры, задержался на пороге. Понял, что там пусто, но все-таки крикнул:
– Лина!
Ему ответила тишина, встретила его темнота. Лазарь почувствовал пустоту и внутри себя. Не зажигая свет, на ощупь прошел в комнату, опустился на ковер. Оперевшись о край дивана спиной, откинул назад голову. Темнота… она всегда наполнялась звуками, оживала, воскрешая в памяти знакомые эпизоды. Стены словно раздвигались, размывались, заполняя окружающее пространство видениями. Он услышал короткие автоматные очереди, увидел землю под ногами, которую вскапывали частые пули одна за другой по ровной линии, и всего шаг отделял от черты, где поджидала смерть. Столб земли взметнулся в небо… еще…
Эти видения с ним всегда, когда оставался один. Он боялся их и ждал. Это было частью настоящего.
ЧАС СПУСТЯ
Честно говоря, Ставров был удивлен не меньше юноши-петушка. И когда она последовала за ним, рассеянно соображал, что делать дальше, а потому продолжил бесцельное катание по городу, пересекая по многу раз одни и те же улицы. Она ни о чем не спрашивала. Он тоже. Молчала. Он тоже. Но ведь зачем-то он ее увел? Смешно и глупо. Не нашел ничего лучшего, как привезти ее в обыкновенную квартиру из двух комнат. Квартиру Марку когда-то купил отец, тем самым удалив сына из особняка, дабы тот не смущал молодостью юную жену. Отца нет, Ставров бывал здесь редко, посему на мебели скопился толстый слой пыли.
Пока она осматривалась, он присматривался. Очень красивая, высокая. Движения естественные, в них угадывалась гибкость. Лицо удлиненное, с выразительными чертами, такие лица называют иконописными. Ставрову не нравятся короткие стрижки у женщин, однако у нее стрижка удачная. Волосы цвета скорлупы грецкого ореха, а цвет глаз неопределенный, но темный.
Он снял пиджак и галстук, небрежно бросил на спинку кресла, ни на секунду не упуская из виду девушку. Налив в бокалы вина, протянул один Алисе.
– Тебе здесь нравится? – спросил, лишь бы не молчать.
– Неуютно, – был дан ответ всего одним словом.
– А я тебе нравлюсь?
– Тоже неуютный. – Взяла бокал и пригубила.
Ставров замер, как давеча юноша в кафе. Точнее сказать о нем никто не смог бы. Неуютный. Бесспорно, ему неуютно в оболочке самодостаточного циника, неуютно в лживом мире, неуютно в окружении приятелей, а не друзей, неуютно даже наедине с собой. А вот она уютная, удивительно спокойная и до того знакомая, что неожиданно засомневался: а впервые ли он с ней сегодня? Минуту назад Ставров, находясь во власти «привета из ада», забыл, зачем привозят женщину в пустую квартиру, а тут вдруг вспомнил, ощутив влечение. – Иди ко мне, – мягко, но все же приказал Ставров.
Без жеманства Алиса, поставив бокал на подлокотник кресла, шагнула навстречу, обняла. Черт возьми, да он знал ее раньше, знал давно – уверился в этом с первым поцелуем. Просто они долго не виделись по непонятным причинам, а теперь снова вместе. И не надо притворяться, изображать агрессивного самца, а всего лишь отбросить условности и жить для себя, как Алиса – обнимала и целовала его для себя, потому что ей так хотелось. Стало свободно и просто. Он забыл о выстреле, времени, а помнил одно: есть он и она. Из глубины подсознания вынырнул настоящий Марк – чуткий и нежный, искренний и ранимый, который мог позволить себе роскошь довериться. А главное – не надо заполнять паузы пустой болтовней, все и так понятно. Снаружи сверкнула молния…
