Да… и еще возможность выйти на пенсию после двадцати лет службы.
Спускаюсь вниз, беру фонарь и направляюсь к катку. Включаю брандспойт. За пару часов можно залить достаточно воды. За ночь она замерзнет.
Не люблю нарушать обещания — этим славится моя бывшая жена.
Я совсем не злой, нет. Просто в моей профессии намного проще разделять все на белое и черное, правильное и неправильное, без лишних оттенков. Мне действительно ни к чему знать, когда Ханна поняла, что ее «родная душа» не тот мужчина, за которого она вышла замуж, а совсем другой — обслуживающий кофейные автоматы в учительских. «Он начал приносить мне ореховый напиток», — призналась она, и я каким-то образом должен был понять, что это означает «Я тебя больше не люблю».
Вернувшись в дом, я открываю холодильник и хватаю бутылочку пивка. Сажусь на диван, включаю кабельное: хоккей, играет «Бостон Брюинс». Я беру газету. Хотя большинство мужиков сразу же перелистывают на спортивную страничку или страницу с котировками ценных бумаг, я люблю «сопли и слезы» — термин для рубрики «Советы читателям». Редактор называет себя Тетушка Эм, и она — мое тайное наслаждение.
Я влюбилась в своего лучшего друга, но знаю, что мы никогда не будем вместе… Как мне его разлюбить?
Мой сожитель просто ушел, бросив меня одну с четырехмесячным ребенком. Помогите!
Бывает ли депрессия у четырнадцатилетних подростков?
Больше всего мне в этой рубрике нравятся две вещи: письма постоянно напоминают мне, что у других жизнь еще хуже и что на этой планете есть, по крайней мере, один человек, который знает ответы на все вопросы. Тетушка Эм всегда дает самый практичный совет, ведь разгадка великих тайн бытия заключается в том, чтобы решительно отбросить эмоции и оперировать только фактами.
Ей, наверное, лет восемьдесят, она живет со стаей котов, но я считаю, что из тетушки Эм вышел бы отличный полицейский.
Последнее письмо застигает меня врасплох.
Я замужем за отличным парнем, но не могу забыть своего бывшего мужа. Неужели я совершила ошибку? Рассказать ему о своих чувствах?
Мои глаза раскрываются от удивления, я не могу отвести взгляда от подписи. Автор письма живет не в Страффорде, в отличие от Ханны, а в Стоу. «Возьми себя в руки, Рич», — говорю я себе.
Тянусь за бутылочкой пивка и уже собираюсь сделать первый неописуемый глоток, когда звонит мой сотовый.
— Метсон, — беру я трубку.
— Капитан? Прошу прощения за беспокойство в выходной…
Звонит Джоуи Ургант, молодой патрульный. Знаю, что это мне лишь кажется, но новички с каждым годом все молодеют; а этот наверняка еще не вырос из пеленок. Вне всякого сомнения, он звонит, чтобы спросить, где в участке лежат салфетки, либо еще какую-нибудь глупость. Новички знают: лучше не беспокоить начальство, а я — заместитель начальника.
— …нам только что сообщили об обнаружении трупа. Я решил, что вы захотите быть в курсе.
Сон как рукой сняло. Я понимаю: лучше не задавать ему вопросы, есть ли следы насилия или речь идет о самоубийстве. Лучше самому выяснить.
— Где?
Он называет мне адрес — на автостраде, неподалеку от участка заповедника. Популярное место среди любителей лыжных гонок в это время года.
— Еду, — отрывисто говорю я и вешаю трубку.
Бросаю последний жадный взгляд на непочатую бутылку пива и выливаю его в раковину. Потом хватаю из прихожей Сашино пальто и пытаюсь найти дочкины сапоги. Их нигде не видно, нет сапог и в спальне. Я присаживаюсь на краешек кровати и нежно бужу дочь.
— Малышка, проснись, — шепчу я. — Папе нужно на работу.
Она удивленно смотрит на меня.
— Среди ночи?
Честно говоря, сейчас только половина десятого, но время относительно, когда тебе всего семь лет.
— Знаю. Я отвезу тебя к миссис Уитбери.
Наверняка у миссис Уитбери есть имя, но я его не знаю. Она живет на противоположной стороне улицы. Это вдова полицейского, который прослужил тридцать пять лет, поэтому понимает, когда случается непредвиденное. Она сидела с Сашей, еще когда мы жили с Ханной, сидит с дочерью и сейчас, когда Саша у меня, а мне вдруг нужно отлучиться на работу.
— От миссис Уитбери воняет, как от грязных носков.
Так на самом деле и есть.
— Брось, Саша. Поторапливайся. — Дочь садится, зевает, а я натягиваю на нее пальто, завязываю на голове шерстяную шапочку. — Где твои сапоги?
— Не знаю.
— Внизу их нет. Поищи ты, а то у меня не выходит.
Она хмыкает.
— Класс! Кто из нас детектив?
— Спасибо за доверие. — Я беру дочь на руки. — Поедешь в тапочках. Я донесу тебя до машины.
Я пристегиваю ее в детском автомобильном кресле, хотя нам нужно проехать всего двадцать метров, и тут вижу сапоги — они лежат на коврике у заднего сиденья. Должно быть, она сбросила их, когда мы возвращались из Хэновера, а я не заметил, потому что заносил ее в дом на руках.
Если бы все тайны так легко раскрывались…
Миссис Уитбери открывает дверь, как будто только нас и ждет.
— Мне так неловко вас беспокоить… — начинаю я, но она отмахивается.
— Никакого беспокойства, — уверяет она. — Я совсем не против компании. Саша, я забыла, ты любишь шоколадное мороженое или песочное печенье?
Я ставлю Сашу на порог.
— Спасибо, — говорю одними губами и поворачиваюсь, чтобы уйти, в уме уже прикидывая, как бы побыстрее добраться до места преступления.
— Папочка!
Поворачиваюсь и вижу Сашу с распростертыми объятиями.
Еще долго после развода дочь не любила, когда ее оставляли. Мы придумали ритуал, который, кстати сказать, превратился в некий заговор на удачу.
— Целуемся, обнимаемся, давай «пять», — говорю я, опускаясь на колени и сопровождая слова действиями. Потом мы прижимаем наши большие пальцы друг к другу. — «Пакетик орешков».
Саша прижимается лбом к моему лбу.
— Не волнуйся, — говорим в унисон.
Она машет мне рукой, и миссис Уитбери закрывает дверь.
Я прикрепляю на крышу автомобиля полицейскую мигалку и мчусь по дороге, километров на сорок превышая допустимую скорость, потом соображаю, что с мертвецом ничего не сделается, если я на пять минут опоздаю, а вся дорога покрыта во тьме льдом.
И тут меня осенило.
Я не выключил брандспойт, и к моему возвращению в Сашин каток превратится вся лужайка за домом.
«Дорогая тетушка Эм…» — думаю я.
Мне придется повторно заложить дом, чтобы оплатить счета за воду. Что мне делать?
Попавший в Беду из Таунсенда
Дорогой Попавший в Беду!
Нужно меньше пить.
Я продолжаю улыбаться, когда останавливаюсь перед натянутой полицейской лентой — это ограждено место преступления. Ургант подходит ко мне, когда я осматриваю брошенный «понтиак». Я смахиваю снег со стекла и, подсвечивая фонариком, заглядываю внутрь. На заднем сиденье полно пустых бутылок из-под джина.
— Капитан, прошу прощения, что побеспокоил, — извиняется Ургант.
— Что у нас тут?
— Мужчина совершал пробежку и обнаружил в лесу труп. Парень полуодет, весь в крови.
Я иду по заметному следу за Ургантом.
— Кто, черт возьми, бегает ночью среди зимы?
Труп почти раздет и уже закоченел. Штаны приспущены до лодыжек. Я перебрасываюсь парой слов с остальными полицейскими, чтобы узнать, какие еще улики обнаружены. Улик с гулькин нос. Нет никаких следов ссоры, если не считать окровавленных конечностей погибшего. Видны следы ног, идентичные следам жертвы (судя по оставшейся кроссовке), вторые явно принадлежат бегуну (алиби которого исключает его из списка подозреваемых) — значит, преступник либо замел свои следы, либо передвигался по воздуху. Я наклоняюсь и внимательно осматриваю расчесы и ссадины на левой ладони жертвы, когда приезжает начальник полиции.
— Господи Иисусе! — восклицает он. — Убийство или самоубийство?
