Окончательно Малышка проснулась в один прекрасный день одного прекрасного времени года, так, без всякого повода, видимо, потому, что пришел ее срок.
Малышка окончательно проснулась и ощутила себя в маленькой комнатке литчасти, до потолка забитой пьесами, авторы которых уже умерли или еще продолжали жить, предварительно наполнив их пыльные страницы своей пылкой жизнью, своими чувствами и страстями, и теперь эти жизни, чувства и страсти бились в бумажном плену, не находя выхода, создавая вокруг Малышки плотную, напряженную атмосферу.
Малышка ощутила себя взрослой, зрелой женщиной, разведенной, матерью дочери-подростка. Ощутив себя матерью, она потянулась к телефону и набрала номер.
- Привет! - сказала она дочери.
- Привет! - ответила дочь.
- Как дела? - спросила Малышка.
- Нормально, - сказала дочь.
Они немного помолчали, как молчат близкие люди.
- Когда ты придешь? - спросила дочь.
- Не знаю, - сказала Малышка.
- Тогда приходи попозже.
Малышка еще немного посидела, но делать ей было совершенно нечего, а вид всех этих пьес в бумажных саркофагах просто угнетал. Тогда она вышла из литчасти и пошла по Театру... Она выбиралась из его недр по бесконечным переходам, по скрипящим половицам, и ей казалось, что со времени, когда забрали в лечебницу Ивана Семеновича Козловского, со времени, когда она заснула, эти переходы еще больше сузились, а половицы рассохлись. В одном месте она чуть не сломала ногу, в другом - ей пришлось перепрыгнуть через огромный пролом в полу, в третьем - через щель в стене была видна улица...
Проходя мимо кабинета Главного режиссера, она услышала знакомые голоса. Она чуть приотворила дверь и заглянула - в кресле Главного режиссера сидел ее бывший муж режиссер Фадеев - бородатый, потолстевший и даже немного обрюзгший (свою роковую роль, должно быть, сыграли блинчики с вареньем) - и кричал на Шнипа-маленького, тоже довольно-таки размордевшего.
- О! - с удивлением подумала Малышка. - Неужели Фадеев - Главный?
Она дальше пошла по Театру, встречая повсюду все новые и новые перемены. Там, где раньше вдоль длинного коридора располагались уборные артистов, появился ряд небольших магазинчиков, в которых бойко торговали какими-то свитерами, джинсами, вином и шпротами... Один свитерок нежного, изысканного оттенка Малышке понравился, и она даже приложила его к себе. Она открыла сумочку и внимательно осмотрела ее содержимое, но денег там не оказалось, и свитерок пришлось вернуть. В самом конце коридора, у выхода на лестницу, была табличка со стрелкой-указателем, а над ней горел красный фонарик. По лестнице мимо Малышки метнулось что-то порхающее, обнаженное и в перьях. Увидев Малышку, "оно" мелодично взвизгнуло и исчезло, зато показалась тяжелая, ногастая женщина и грубо сказала Малышке:
- Что вам здесь надо?
Малышка вгляделась в лицо женщины, на котором в тяжелых житейских волнах почти безвозвратно утонули еще недавно прелестные черты, и воскликнула:
- Лизочка!
Женщина попыталась взвизгнуть, но вместо этого только как-то неловко взревела. Подруги бросились друг другу в объятья. По старой памяти Лизочка заплакала. Они только-только начали торопливо сообщать друг другу каждая про свою жизнь, как тут Лизочка сказала Малышке, что ей надо бежать, потому что Анжела Босячная, которая всем заправляет на этой лестнице, не любит ее долгого отсутствия. И, простившись с Малышкой, она поспешила вниз по лестнице, тяжело ступая большими, распухшими ногами, но все продолжала оглядываться и помахивать ей рукой.
Малышка спустилась вниз, миновала кафе, сауну, казино, ресторан, дверь которого охранял человек с лицом верблюда, еще одно кафе - поменьше, пиццерию, маленькую, но уютную церковь и наконец выбралась на улицу.
На улице была осень. Листопад. Сырой, свежий ветер. Малышка вспомнила, что сказала ей дочка: "Приходи попозже". Ей некуда было спешить. Она села на скамейку недалеко от Театра и стала смотреть на падающие листья. Через какое-то время на другой край скамейки сел худенький, щуплый молодой человек с отрешенным лицом и стал курить одну сигарету за другой, глядя не на падающие листья, а куда-то между ними. Когда молодой человек дошел до шестой сигареты, Малышка не выдержала и сказала:
- Вы с ума сошли!
На что молодой человек ответил:
- А! Плевать! - и посмотрел на Малышку совершено отчаявшимися глазами.
- Кто вы? - спросила Малышка.
- Ассистент режиссера Петров...
Малышка немного помолчала, а потом сказала:
- Хотите поставить "Ромео и Джульетту"?..
- Откуда вы знаете? - удивился ассистент Петров.
- Знаю, - сказала Малышка.
Петров вздохнул и глубоко затянулся противным дешевым дымом.
- Прекратите! - сказала Малышка. - Ступайте домой, выпейте чая и ложитесь спать.
- И что потом? - спросил Петров.
- Суп с котом! - сказала Малышка. - Делайте что вам говорят!
Малышка мучительно напрягала лоб, пытаясь сосредоточиться. Столько лет проведя во сне, она разучилась прилагать усилия... Она пыталась вспомнить подъезд, квартиру, арку, ведущую во двор, и дом, в котором на первом этаже в большой коммунальной квартире жила семья Ивана Семеновича Козловского... Наконец она решила просто идти по улице от Театра, как они обычно ходили с Иваном Семеновичем, когда по какой-либо причине ей надо было зайти к нему домой. Через несколько кварталов ноги ее как будто сами повернули в сторону, а глаза стали узнавать.
Во дворе дома, в котором жил Иван Семенович Козловский, стояло множество сверкающих легковых машин. И у Малышки даже появилось чувство, что она попала в какое-то совсем другое место. Но тут в одном из окон первого этажа она увидела жену Ивана Семеновича Козловского, она неподвижно сидела у окна и смотрела прямо перед собой. Лицо ее было покрыто слоем грима, а на голове возвышалась сложная прическа, напоминающая прически китайских принцесс. Малышка стала напротив и помахала рукой, пытаясь привлечь ее внимание, но лицо жены Ивана Семеновича Козловского оставалось невозмутимым. Малышка вошла в подъезд и подошла к дверям - двери квартиры Ивана Семеновича Козловского были обиты блестящей, дорогой кожей, а сверху перетянуты золотистой сеткой, и опять Малышка подумала, что она не туда попала, и нерешительно нажала кнопку звонка. Дверь ей открыл шустрый маленький мальчик на велосипеде.
- К бабушке! Кто-то пришел к бабушке! - закричал мальчик и выстрелил в Малышку из пистолета.
Пуля просвистела мимо Малышки, ударилась в дверь и отскочила куда-то в конец коридора. Она была резиновой, но все равно Малышка испугалась. Она прошла в большую комнату, где у окна сидела жена Ивана Семеновича Козловского.
- Здравствуйте... - сказала Малышка.
Жена Ивана Семеновича Козловского медленно повернулась. Лицо ее тоже было загримировано под китайскую принцессу - на покрытом белилами лице нарисованы раскосые китайские глаза. Вначале она не узнала Малышку, но потом радостно затрясла своей китайской головой и сказала:
- Господи, Малышка!
Она давно уже жила одна в громадной бывшей коммунальной квартире. Ее многочисленные дети разбежались в поисках своего счастья. Так как их отец, Иван Семенович Козловский, всегда был очень занят и в детстве они часами простаивали перед глухой стеной Театра, чтобы с ним повидаться, а потом он и вовсе исчез, короче, именно потому, что рассчитывать им было не на кого, дети Ивана Семеновича Козловского выросли практичными, бойкими и ловкими ребятами. А так как они были между собой еще и дружны - то когда везло одному, везло всем. То есть их везение еще и умноживалось. В результате они выкупили квартиру родителей, постепенно отселив из нее соседей, а потом выкупили почти весь дом, поселившись в нем с семьями. И все эти дорогие машины, которыми был забит двор, принадлежали им, детям Ивана Семеновича Козловского. Мать они любили, но времени им всегда не хватало, поэтому они присылали к ней внуков (один из них и выстрелил в Малышку из пистолета) и заменяли свою любовь подарками - вся квартира была забита коробками с засохшими тортами, конфетами и упаковками дорогой техники, стоявшей годами нераспечатанной. Жена же Ивана Семеновича Козловского каждый день вставала рано, часов в шесть, а может, и в пять, и создавала какой-нибудь сценический образ (по ее словам, чтобы не потерять профессиональные навыки - ведь когда-то она была гримершей). И вот в таком образе - китайской принцессы, царя Федора Иоанновича или даже египетской мумии - она проводила перед окном оставшуюся часть дня, потому что, несмотря на всю скромность, ей хотелось, чтобы ее увидели.
Жена Ивана Семеновича Козловского долго разбиралась с коробками, чтобы выбрать торт посвежее, и напоила Малышку чаем. Малышка же поговорила с ней про ее больные ноги, расспросила, когда они болят сильнее - утром или вечером, а когда болят руки. Когда колет сердце и когда бывает отдышка... То есть вела себя, как и должно вести в гостях. И только потом, исполнив весь этот необходимый ритуал, позволила себе сказать:
