Ночью мне приснился Мельников. Я видела его так ясно, что, проснувшись, не сразу поняла, что это был только сон, и зашарила рукой по второй подушке, пытаясь обнаружить там голову Кирилла. Окончательно проснувшись, я села в постели и щелкнула кнопкой бра. Часы показывали половину пятого. Завтракать определенно рановато… но и спать больше тоже не хотелось. Я вынула из ящика тумбочки сунутую туда в день прилета книгу, которую читала в самолете. Это был купленный случайно в какой-то маленькой букинистической лавчонке Парижа сборник испанских поэтов шестнадцатого века. Не знаю, по какому наитию моя рука потянулась к этой небольшой книжке в довольно потрепанном переплете, но весь полет я не отрывалась от ее страниц, хотя читать по-французски было не особенно легко. Любовь к поэзии мне привил папа – он знал множество стихов, часто их декламировал и заставлял меня повторять. Так странно – я всю жизнь считала отцом совершенно чужого мне по крови человека, но у нас с ним была такая связь, разорвать которую не смогла даже его смерть, даже известие о том, что он мне не родной. Зато родного, так сказать, биологического, я ненавидела и после смерти – столько подлости по отношению ко мне совершил этот человек. Так что родным для меня навсегда остался тот, кто вырастил, выучил и вложил в меня всю душу. Вот как любовь к стихам, например.
Нацепив на кончик носа очки, я погрузилась в прекрасный мир витиеватых фраз. Порой мне было даже жаль, что сейчас прошла мода на такие высокопарные высказывания и речевые обороты. Но дело даже не в них – стихи проникали в душу, вызывая самые разные эмоции.
Порой, что было сердцу мило,Утратит прежние черты –Не вспоминай, кого любила,Не выходи из темноты.Найдется золотая жила,И сердце радостно споет –Не забывай, кого любила,Возьми их всех с собой в полет.Когда тебя покинут силы,Ты в круге света золотомНе предавай, кого любила,Чтоб вспомнить их еще потом.И только в тишине могилыПоследний явится мираж –Ты вспомнишь всех, кого любилаПотом забудешь и предашь[1].
Вот как так? Почему именно это и именно сейчас? Ведь тут каждая строчка обо мне… На глаза навернулись слезы. Чем старше я становилась, тем более сентиментальной делалась, оставаясь наедине с собой и своими мыслями. Хорошо еще, что напоказ не рыдаю.
Но что же все-таки происходит? Если я ошиблась вчера, то все равно – почему именно Невельсон пригрезился мне в том незнакомце? Почему не Руслан, не Мельников, в конце концов? Я не вспоминала этого жуткого человека довольно давно – это было равносильно повторному прочтению триллера, где всех убили с особой жестокостью. Я вообще старалась выбросить из памяти этот эпизод своей жизни, который уложил меня в клинику неврозов и заставил общаться с психотерапевтами и психологами. Не каждый день находишь в сумке отрезанную руку, а потом проводишь несколько часов наедине с человеком, расчленившим собственную супругу…
Бр-р-р… даже сейчас, когда прошло время, у меня по спине поползли мурашки, а руки сделались ледяными. Я включила второе бра и закуталась в одеяло. Пятна света сделали темноту номера более мягкой, и мне уже не казалось, что в каждом углу роятся ужасные монстры. Нет, надо срочно позвонить Игорю, тому самому приятелю в управлении службы исполнения наказаний. Иначе я точно с ума сойду.
Игорь оказался рад меня услышать, но, к сожалению, находился с семьей во Франкфурте. Да, я как-то забыла, что праздники все еще продолжаются…
– Да ты не переживай, Варюха, как вернусь – сразу тебе всю информацию выдам, – пообещал он. – Кстати, здорово, что ты вернулась. Мне кто-то из ваших рассказал, что ты вроде как за границу перебралась.
– Да, попыталась. Но ты знаешь, оказывается, за границу лучше ездить на отдых, во всяком случае, мне. А вот жить там – нет, это не то.
– А говорят, что с баблом везде рай, – рассмеялся Игорь.
– Врут, Игорек, бессовестно врут, – притворно вздохнула я. – Вот у меня вроде как и проблем материальных нет, а на работу тянет со страшной силой. Не умею сидеть без дела. Так что имей в виду – если кому-то нужен адвокат в сфере недвижки – милости просим.
– Даже не сомневайся. Кого-кого, а тебя с чистой совестью порекомендую.
– Спасибо. Когда тебе позвонить?
– Я тебе сам наберу десятого ближе к обеду.
Я поблагодарила еще раз и, положив трубку, немного расслабилась. Ладно, сегодня четвертое, осталось всего шесть дней…
Глава 5. Новая старая жизнь
Терпение – одно из жизненных сокровищ.
Японская пословица
Все оставшиеся дни я провела в отеле, выбираясь только в ресторан. Не знаю, почему, но выходить на улицу мне казалось опасным. Видимо, паранойя… Пару раз приезжала Вяземская, и мы проводили вечера в том же ресторане при отеле, потягивая вино и разговаривая. Аннушка опять находилась в поиске спутника жизни, но этот процесс у нее носил характер постоянный, так что я слушала вполуха – ничего нового явно не услышу. Личная жизнь Вяземской была на удивление цикличной и предсказуемой, и я никак не могла взять в толк, почему она сама-то этого не понимает и не пытается изменить хоть что-то в подходе к поиску избранника и его дальнейшему удержанию рядом.
Я никого не жду, приучила себя не делать этого. Аннушка никогда этого не понимала. Для нее «не ждать» – равносильно «не любить». Не испытывать привязанности и эмоциональной вовлеченности в отношениях. Она всегда трактовала это довольно прямолинейно – если ты не сидишь у окна, подперев щеку кулаком, а за спиной у тебя не благоухает яствами накрытый скатертью стол (пусть даже готовить ты не умеешь и используешь для этого домработницу) – то все, нет никакой любви в твоем жестоком сердце. Я же всегда считала, что подобное ожидание только раздражает мужчину. Он словно бы постоянно ощущает прицел на лбу или спине от этого ждущего женского взгляда. И потом, процесс бездейственного ожидания мешает тебе же самой, не оставляет времени на собственную жизнь и какие-то рядовые вещи типа чтения, театров, общения с подругами. Какое может быть общение, когда постоянно поглядываешь на дисплей мобильного и ждешь сообщения или звонка, после которого срываешься с места и мчишь к вожделенному финишу не хуже олимпийца?
Мы с Аннушкой очень ярко демонстрировали две абсолютно разные модели поведения и их результаты. Мягкая, пушистая, идеально кукольная и даже приятно для мужчин глуповатая Аннушка всегда была обделена мужским вниманием, ко мне же – холодной, расчетливой и себялюбивой, по словам подруги, – всегда как магнитом тянуло совершенно разных представителей противоположного пола. Не знаю, чем объяснялся подобный феномен, никогда не интересовалась причинами, но факт оставался фактом – к сорока годам Вяземская не то что ни разу не была замужем, но даже ухитрилась не прожить совместно с мужчиной ни дня. Я не могла понять, чего именно не хватает в Аннушке мужчинам, а моя бабушка совершенно конкретно однажды назвала причину. При всем хорошем отношении к моей подруге бабушка считала ее даже не предметом мебели, а просто кошкой, а не все готовы терпеть шерсть в качестве приправы и аксессуаров. Под «шерстью» бабушка понимала те мелкие женские штучки, которые так любила оставлять Аннушка в квартирах своих любовников, чтобы «пометить» территорию. Все эти заколки, помады, расчески и даже нижнее белье. Не знаю, почему, но бабушка была права. Аннушка мгновенно начинала строить матримониальные планы на любого мужчину, посмотревшего в ее сторону, спросившего у нее время или пропустившего вперед на входе. Тут я отлично понимала ее несостоявшихся кавалеров – на их месте я бы тоже неслась в противоположном направлении со скоростью «Сапсана». Казалось бы – только время спросил, а уже женат, отец троих детей и постоянно всем должен. Страшно же. В конечном итоге несостоявшийся кавалер сгребал все оставленные Аннушкой улики в пакет и возвращал вместе с сообщением о прекращении отношений.
Вот и сейчас в очередной раз я выслушивала историю о том, как Аннушка встретила «того самого единственного», с кем готова провести остаток жизни и ковылять под ручку по бульварам в старости. Разумеется, избранник был женат, но, как всегда водилось у Аннушки, «жил с женой из жалости» и «ждал, пока дети встанут на ноги». Сотни раз я говорила ей, что подобные оправдания выдумывают себе в утешение оказавшиеся в такой ситуации студентки первых-вторых курсов вуза, а не взрослые состоявшиеся тетеньки ближе к пятому десятку, но Вяземская только отмахивалась и обижалась, называя меня циничной сволочью без души и сердца.
– Ты пойми – он, как честный и порядочный человек, не может уйти и оставить ее одну с двумя подростками – это же им психику сломает! А потом начнутся проблемы – наркотики, дурные компании, самоубийства… Зачем мне такой груз на душе, я ведь буду себя виноватой чувствовать! – покручивая бокал с белым вином, говорила Аннушка.
