Зальчик был уютен, музыка ненавязчиво тиха, заранее задобренный официант фамильярно-услужлив, заказ продуманно дорог – атмосфера светской жизни, скромного времяпрепровождения для избранных.
– Не жалеешь, что зашли сюда?
– По-моему, здесь неплохо. – Она улыбнулась, коснулась его руки.
Потом свет мягко угас, направленные лучи сложились в шатер, возникли почти нагие танцовщицы, извиваясь в согласном ритме. Из темноты блестели белки глаз и рдели сигаретные огоньки. И то, что за стеной чернел морозный вечер, а здесь, в комфортном тепле, припахивающем кухней, баром и духами, под вкрадчивую музыку переступали на высоких каблуках стройные раздетые женщины, создавало особенное настроение причастности к тайному, естественности того, что обычно не дозволяется, как бы разрешение на интимность. Зрители изображали, что смотрят не более чем простое эстрадное представление.
Игорь счел уместным заметить, что танцуют они неважно: здесь те, кто не попал ни в балет, ни в мюзик-холл (полушепотом слегка разрядил возникшее напряжение). «Хорошие фигуры», – ответила Валя, отметив и его такт, и нарочитый тон завсегдатая, и налитую ей рюмку. Интересно, что чувствуют танцовщицы? Просто работа? Преодолевают стыдливость – или наоборот, испытывают от этого удовольствие? А в остальном они нормальные женщины – или профессия накладывает отпечаток на поведение? Или она просто ханжа?
Номер сменился, певец во фраке запел по-английски с хорошим петербургским акцентом. В зале расслабились, заговорили, звякнули вилками.
После перерыва сбоку площадки устроилась группа, грянула во все децибелы мощных колонок, вмерзшее в лед дерево корабельного корпуса запело в резонанс. Пошли танцевать.
Сделалось жарко и весело. Каблуки били в палубный настил. Конец мелодий покрывался аплодисментами. Хлопало шампанское, и пробки летели сквозь обручи табачного дыма. Праздник качал списанный в плавучие кабаки корабль.
Игорь извинился и вышел. Она отпила остывший кофе. К столику приблизился парень в вареной джинсовке:
– О, кого я вижу! Привет! – И прежде чем она успела ответить, хозяйски приобнял и мазнул поцелуем.
– Вы с ума с-сошли!..– (Врезать ему? Где Игорь? Драка будет?)
– Валечка, ты на меня еще сердишься? За что?
– Вы с ума сошли?!
– С каких пор мы на вы, Валька?
Вернувшийся Игорь с изумлением вникал в их беседу. Незнакомец обернулся, и на лице его отразилось понимание ситуации.
– Занята – так и сказала бы, чего комедию ломать, – бросил он тихо, но не настолько, чтоб Игорь не расслышал. И вдруг – узнал, расплылся:
– Игорек! Вот кого не ожидал увидеть, – дружелюбно протянул руку.
Тот машинально пожал ее. Навис традиционный вопрос: «В чем дело?». Оказавшийся знакомым незнакомец повел себя непринужденно и расторопно:
– Это твоя дама?
– Именно, – как можно более весомо и значительно ответил Игорь. – Что за дела, Толя?
– Надо ж так обознаться, – Толя засмеялся, развел комически руки и, словно не веря глазам, внимательно взглянул на Валю еще раз. – Вы удивительно похожи на одну мою знакомую. (Постарался принять джентльменскую позу.) И вот в этом полумраке, под легким градусом, я принял вас за нее.
– Смотреть лучше надо, – выпалила Валя, злясь уже на Игоря, не вовремя отошедшего и имеющего таких знакомых, а сейчас туповато стоящего истуканом вместо того, чтоб осадить хама как подобает.
– Простите великодушно, – куковал Толя. – Я еще удивился – и зачем она прическу сменила? Старик, у тебя прекрасный вкус, поздравляю. Девушка, ваш кавалер – бывшая звезда курса, блистал в… короче, блистал. Дорогой, если даже незнакомые клюют на твою избранницу – значит, она стоящая, эта… человек. Простите, простите, я пьян, исчезаю, – он поклонился Вале преувеличенно вежливо, с каким-то заговорщицким видом, Игоря хлопнул по плечу покровительственно – и быстро удалился.
Игорь покачал головой и сел, посмеиваясь. Однако изгадить настроение куда проще, чем поднять. Что-то мешало ему отнестись к происшедшему как к мелкому и исчерпанному недоразумению…
– …Милые у тебя однокашники, – дергала плечиком Валя.
Но через десять минут им уже опять было весело, все сгладилось, все было хорошо, когда он замолчал. Спросил:
– Откуда он знает, как тебя зовут?
– Понятия не имею. Он же сказал, что ошибся!
– Значит, его знакомая не только похожа на тебя, но еще и тезка?
Он завертел головой, встал, прошел по залу, выискивая Толика. Того уже не было.
14. Если друг оказался вдруг…?
Подозрение легко заронить и трудно рассеять. Проходящие дни не изгладили инцидент в памяти Игоря: «Та ли она, какой хочет казаться?» Как известно, ничто так не похоже, как полная невинность и большая опытность. Теперь при каждой встрече он приглядывался к Вале внимательнее, и сомнения язвили его самолюбие: неужели с другим, серым и заурядным его однокурсником, она?.. Валя почувствовала перемену в нем, была то кротка, то обидчива, он махнул рукой – перестал думать о неприятном: так хорошо, когда все хорошо…
И тогда позвонил Толик – спросил с подтекстом:
– Старик, может, посидим, поговорим?
В животе у Игоря тихо и тягуче заныло. Они не виделись два года, никогда не были друзьями, – какой же есть повод для встречи, кроме того случая?
Толик ждал его в «Невском». Коньяк пили французский, сигареты курили американские, а девиц именовали Дженни (жгучая брюнетка!) и Дарья (русая коса). Ох не так прост этот Толик, ох жучок.
Толик возгласил тост, расточая Игорю комплименты. Девицы снизошли до беседы: моды, чеки и курорты. Вечер завился веревочкой, когда Толик трезво и улыбчиво проговорил:
– Старик, я невольно поставил тебя три дня назад в «Кронверке» в неловкое положение.
– Чем это? – небрежно возразил Игорь.
– Своей бестактностью, как бы скомпрометировав при тебе твою даму. Кстати, знаете, в чем разница между тактом и вежливостью? Когда джентльмен, войдя в незакрытую ванную и увидев там моющуюся женщину, говорит: «Простите, миледи», – это вежливость. Когда он говорит: «Простите, сэр! – это такт».
– Ты ведь извинился за ошибку.
Толик снисходительно потрепал Дженни:
– Заяц, я похож на человека, совершающего ошибки?
– Не слишком…
– А на человека, встающего другу поперек дороги? Какая-то девочка не стоит того, чтоб… э, их так много, а друзей так мало. – Он достал из роскошного бумажника фотографию и протянул изображением вниз: – Возьми. Больше я с ней незнаком. Будь здоров, хлопнем!
На фотографии Валя стояла у Эрмитажа, глядя вдаль, а Толик обнимал ее за плечи. Снимок был некачественный, любительский, но ошибка исключалась: знакомый норвежский свитер в крупную шашку, джинсы с наколенным карманом.
– А знаешь, что в ней лучше всего? – с мужской доверительностью наклонился Толик. – Родинка на левом плече. Пикантна – чудо!
Игорь усмехнулся деревянно. Значит, правда. Мммм… Дрянь! И с кем – с этим ничтожеством…
– Откуда, собственно, столько благородства? – спросил понебрежней, стараясь ставить себя выше собеседника и ситуации.
– Может, и ты мне ответишь когда-нибудь добром за добро, – с дружеским цинизмом сказал Толик. (Намекает на семейные связи?) – Не всю жизнь мне бабки делать, надо думать и о карьере, так?.. А куда ткнуться? Глядишь, друг-однокашник и замолвит словечко, на кого ж еще в жизни опереться, верно?
Рюмка услужливо наполнилась. Время убыстрилось в карусельный галоп. Ресторан уже закрывался. Красавица Дарья смотрела на Игоря с открытым призывом.
Ревущий, как авиалайнер, ансамбль объявил последний танец. Женщина льнула к нему, как лоза, длинная стройная нога обвивала его ногу.
– Я провожу… тебя… вместе… – составил он фразу.
Алкоголь, обида, вожделение баюкали его. Вдруг оказались погасшими огни в зале. Толик уходил с обеими девушками под руки. В гардеробе не находился номерок в вывернутых карманах. Промерзлый до звона Невский понес страдальца наискось.
Телефонная будка заиндевела. Он разбудил Валю звонком:
– Я все знаю!..
– Что – все?
– Все. Сейчас к тебе приеду.
– Что случилось? Уже ночь, родители спят. Что случилось?
– А-а, спят…
Ненависть, одиночество, жжение одураченности мешали находить слова, и так ускользающие.
– Пошла ты…
Пи-пи-пи, пожаловалась телефонная трубка.
15. Еще пара таких друзей – и врагов не понадобится.
Звягин вторично посетил Толика в конструкторском бюро. Головы повернулись от кульманов и компьютеров (милое соседство! СССР на пороге XXI века). Толик махнул приветственно и вышел в коридор. Батарея под замерзшим окном еле теплилась.
– Под-донок он.
– Почему? – мягко улыбнулся Звягин.
– Потому, что его вышибли бы из института, если б не папины связи. Потому, что занимает не свое место в аспирантуре…
– Твое, что ли?
– Мое! – с вызовом ответил тот. – Я получил красный диплом, шел вторым в потоке. И – не прошел… в аспирантуру по конкурсу. А он – еще бы: завкафедрой – папин друг, дальняя родня, свой клан.
