– Я... – Сюзанна запнулась. Слуги уведомили ее об уходе, дружески распрощались с ней и начали новую жизнь на новых местах. Тогда как Сюзанна...
Впрочем, Сюзанна сама хорошо умела вести домашнее хозяйство. Вернее, умела инструктировать слуг, как это делать. Для гувернантки у нее не было достаточного образования, разве что кто-то захочет обучить дочек самым модным в этом году танцам. Короче говоря, Сюзанна не имела ни малейшего представления, что ей теперь делать.
Разумеется, оставалось еще предложение мистера Динуидди. На Сюзанну снова накатила волна ярости.
Всего несколько дней назад ее жизнь была одним бесконечным солнечным полднем, песней в мажоре. А теперь у нее даже нет крыши над головой. Ладони вспотели, она вытерла их о юбку. Может быть, причиной ее падения и послужила гордыня, но, кроме нее, у Сюзанны сейчас больше ничего не оставалось. Черта с два она станет отвечать на вопрос Эмилии!
«Черта с два»! Кажется, она приобретает вкус к подобным выражениям.
– А как Дуглас?.. – осторожно спросила Эмилия, однако не дождалась ответа на свой вопрос. Что-то в ее голосе заставило Сюзанну пристальнее взглянуть на подругу. Лицо Эмилии Хенфри было непроницаемым.
Так вот почему она пришла! Она знает. Но на всякий случай решила убедиться. Должно быть, маменька Дугласа черкнула письмецо маменьке Эмилии: «Освобождается место…»
В этот момент в холл вошла миссис Далтон в темном дорожном платье. Она была последней из домочадцев, покидавшей дом, и уже нашла себе новую подопечную, которую станет мучить своим взыскующим присутствием.
– Это вам на прощание, мисс Сюзанна, – кротко сказала она, вручая Сюзанне свою последнюю вышивку.
Сюзанна прочла: «ДОБРЫЕ ДЕЛА НАЧИНАЮТСЯ С МАЛОГО».
– Огромное вам спасибо, миссис Далтон, – поблагодарила Сюзанна с иронией. Миссис Далтон скромно кивнула.
– А это пришло сегодня по почте! От миссис Франсис Перриман, из Барнстабла. – Она протянула Сюзанне письмо.
Сюзанна понятия не имела, кто такая эта миссис Перриман из Барнстабла, но письмо в самом деле было адресовано мисс Сюзанне Мейкпис. И Сюзанна, чувствуя себя бесконечно одинокой на этом свете, немедленно решила, что леди, кто бы она ни была, является ее лучшим другом. Она напомнила себе, что последним сокровищем в ящичке Пандоры всегда остается надежда. Загадочно взглянув на Эмилию, она сломала печать на конверте.
Дорогая мисс Мейкпис!
Надеюсь, вы простите меня за самонадеянность, поскольку мы с вами встречались только однажды, и то, когда вы были еще маленькой девочкой. Я кузина вашего покойного батюшки и прослышала о постигших вас обстоятельствах. Если у вас нет других планов, я хотела бы, чтобы вы приехали жить ко мне. Посылаю вместе с письмом денег на оплату дилижанса...
Выходит, родственники у Сюзанны все-таки есть.
– Я буду жить у тетушки в Барнстабле! – с торжеством заявила она Эмилии.
Таддиус Морли отодвинул тяжелую бархатную штору и посмотрел в окно на Сент-Джеймс-сквер проверить – не подъехал ли экипаж с гостем, которого он ждал с минуты на минуту. Но увидел только несколько одетых по последней моде супружеских пар, прогуливавшихся под слегка закопченным лондонским небом, да конную статую Вильгельма III, покрытую птичьим пометом.
Он задернул штору, опустил руку, и его кот тут же стал тереться об нее. Не иначе, как почуял кровь. Губы Таддиуса Морли слабо скривились. «Не замечал за тобой склонности к дешевой мелодраме», – сказал он себе. Еще немного, и он начнет, чего доброго, бормотать: «Прочь, прочь, проклятое пятно». Точь-в-точь как безумная леди Макбет.
Кроме того, жертв было всего две.
Но письма с угрозами по-прежнему поступали так же регулярно, как приглашения на балы.
Морли снова улыбнулся. Пожалуй, самое время перекусить. Вкусная еда успокоит мысли, а то сегодня он что-то склонен к преувеличениям. Ведь писем с угрозами было всего только два.
Впрочем, и одного вполне достаточно.
– Кис-кис-кис, – проворковал он и провел широкой ладонью с квадратными пальцами – ладонью, выдававшей его крестьянское происхождение, – по шелковой спинке Пушка. Кот выгнулся и замурлыкал. Морли внезапно вспомнилась Каролина – автор первого из писем, и нахлынувшее чувство сожаления и горечи заставило руку замереть.
Однажды ночью, много лет назад, на приеме у герцога Уэстфолла он приобрел Каролину, как приобретают разные полезные вещицы, собираясь в дорогу. Он всегда отчетливо чувствовал в людях их слабости, пороки, страх одиночества и проникал в глубь чужой души, как проникают корни дерева в глубь земли в поисках влаги. Все это он увидел в Каролине – неотъемлемую часть ее потрясающей красоты. И однажды, находясь рядом с ней, ощутил нечто вроде болезненного приступа и удивленно подумал: не любовь ли это? Впрочем, скорее всего это были колики.
Два года назад случилось то, что должно было случиться, – Каролина бросила его. Он ведь не держал ее на цепи, любой дикий зверь может выйти, если дверь открыта. Каролина предпочла ему красавца коммерсанта.
Возможно, потом она бросила и коммерсанта. А сам он в чем-то оступился, иначе она не стала бы прибегать к шантажу.
Морли казалось, что уж ей-то лучше, чем другим, известно, что шантажировать его – значит совершить роковую ошибку. Ей известно, как яростно, беспощадно, настойчиво он боролся за все то, чем сейчас обладает. И как яростно станет бороться, чтобы это все сохранить.
Но Каролина была не слишком умна и редко задумывалась о чем-либо, кроме сиюминутных желаний. У бедняжки, должно быть, совсем нет денег.
Звякнул колокольчик, и Морли подождал, пока тяжелые ботинки Боба протопают вверх по лестнице до дверей гостиной. Всех своих людей он называл именем «Боб» – так проще. Анонимность заставляла их помнить свое место. Этот Боб доказал за годы службы свою компетентность и умение молчать.
Морли оперся на трость, отошел от окна и вопросительно посмотрел на слугу.
– Ничего, сэр! Заглянули в каждую щель, вспороли всю обивку, выдвинули каждый ящик, перетрясли каждый предмет. Обыскали дом сверху донизу, и конюшни, и пристройки – все! А вам известно, что я свое дело знаю. – Он слегка выпятил грудь.
Было бы преувеличением сказать, что Морли испытал облегчение, – он и так был уверен, что Мейкпис блефовал. Шантаж обычно является актом отчаяния, а Мейкпис погряз в долгах. И прежде чем он успел превратиться в реальную угрозу, с ним разобрались – чисто, беспощадно, окончательно.
Плинк. С таким звуком закрывается оконная рама. С таким же звуком за Мейкписом закрылась дверь в вечность.
– Хорошо. – Он снова отвернулся к окну. – Спасибо, Боб.
