Моя первая реакция чем-то напоминала потрясающее открытие Пола Бегала по поводу указов президента, которое он сделал, работая в администрации Клинтона: «Один росчерк пера — закон для страны. Круто». Бегала, разумеется, был поражен тем, как быстро принимаются законы, когда Конгрессу не дают вмешиваться в законодательный процесс. Наверное, те, кому инфляция выгодна, так же относятся к Федеральной резервной системе — «Круто!».
Очевидно, банки с удовольствием пользуются преимуществами современной денежной системы и системы частичного банковского резервирования. Как и Бегала, те, кому выгодна эта мошенническая система, с восторгом относятся к тому, как быстро можно получить деньги. Даже после того, как планы по самообогащению рушатся, что неизбежно происходит, их ожидания не меняются. По их твердому убеждению, они оказывают неоценимую услугу обществу и достойны получать постоянную поддержку из государственной казны. Сейчас это происходит более непосредственно, через прямые меры по спасению за счет налогоплательщиков. После того как этот принцип упрочился, очередь выросла, и теперь помощи требуют практически все.
Семена моего недоверия были посеяны десятилетия назад, в далеких 1950-х, когда я сделал свое открытие на лекциях в колледже. Порочная система существует уже давно, но теперь нам приходится за нее расплачиваться.
В 1960-х я познакомился с трудами таких экономистов, как Людвиг фон Мизес, Фридрих Август фон Хайек, Ротбард Мюррей и Ганс Сеннхольц. Постепенно я нашел ответы, которые искал. Даже экспертам потребовались целые столетия, чтобы полностью понять природу денег и цикла деловой активности. К сожалению, те, кто принимает решения в правительстве и банковской системе, все еще не желают признавать правду о деньгах, открытую много десятилетий назад.
Когда я служил в ВВС США на авиабазе Келли в Техасе в качестве авиационного врача, мой сосед и коллега часто делился со мной своими весьма практичными размышлениями. Он уважал звонкую монету, был бережливым человеком и полагался только на себя, следуя учению мормонской церкви. Как выяснилось, он регулярно покупал серебряные доллары, не бывшие в обращении. В те времена унция серебра стоила не более 1,21 доллара, поэтому смысла покупать монеты и переплавлять их в серебро не было. К тому же он за них даже переплачивал. Хотя переплата была небольшой, меня удивляло, что кто-то платит 1,05 доллара за серебряный доллар, который легко можно купить в банке по номиналу. Пять центов он давал за приобретение монеты, не бывшей в обращении.
Интуиция не обманула моего приятеля. Спустя не так уж много лет, в 1965 году чеканка серебряных монет прекратилась. Даже заявление Линдона Бейнса Джонсона о том, что он отчеканит столько монет по полдоллара с изображением Кеннеди, что рынок ими наполнится и они останутся в обращении, оказалось ошибочным. Он не понимал закона Грешема — деньги, искусственно переоцененные государством, вытесняют из обращения деньги, искусственно недооцененные им, — и чем больше монет чеканилось, достигая рекордных количеств, тем быстрее они выходили из обихода. Поскольку стоимость серебра уже не опускалась ниже 1,21 доллара за унцию, серебряные полдоллара быстро перестали использоваться.
Другой мой знакомый врач в те времена периодически ездил в Лас-Вегас и возвращался домой с мешком серебряных монет. Он покупал их по номиналу. Серебряные доллары тогда еще принимались в игровых автоматах. Представьте, как здорово держать в руках серебряные доллары и слышать звон монет! Кредитные карты, бумажные доллары — как это скучно… А ведь я даже не играю в азартные игры.
Событие, которое побудило меня пойти в политику, произошло 15 августа 1971 года. В тот воскресный вечер Ричард-«мы все теперь кейнсианцы»-Никсон отказался от обещания иностранным правительствам обменивать доллары на золото по официальному курсу 35 долларов за унцию. Кроме того, вновь был введен контроль над доходами и ценами, а также десятипроцентный таможенный тариф на импорт товаров. Падения рынков, которого я ожидал, не произошло. Торговая палата приветствовала этот шаг, и рынок ценных бумаг стал стремительно расти. Трудности проявились несколько позже и сохранялись на протяжении десятилетия. Резкий рост цен на бирже быстро прекратился.
Так наше правительство в третий раз нарушило свое обещание о золотом обеспечении доллара. Линкольн сделал это во время Гражданской войны, Рузвельт в 1933 году, конфисковав золото у американского народа и запретив гражданам владеть им. Рузвельт принимал золото по 20 долларов за унцию, а затем быстро повысил его официальный курс до 35 долларов. Граждане оказались в убытке, правительство получило прибыль.
Доходы, полученные в результате этого процесса, использовались в качестве первоначального капитала Валютного стабилизационного фонда, который действует и поныне. Этот фонд, используемый для проведения различных политических кампаний, сокрыт от всевидящего ока Конгресса, и из него уже порядка 50 миллиардов долларов направлено на борьбу с последствиями текущего кризиса. Это самофинансируемая организация, которая получает достаточно большие проценты от Министерства финансов, чтобы позволять себе все, что пожелает. В соответствии с законом этому фонду все еще позволено вмешиваться в рынок золота, чем, подозреваю, он и занимается.
Как ни печально, судьи поддержали это беззаконное хищение Рузвельтом богатств американского народа и постановили, что все частные и государственные обещания расплатиться с держателями облигаций золотом недействительны. Вот вам и десятый раздел первой статьи Конституции, согласно которому федеральное правительство должно служить гарантом выполнений обязательств по договорам, а не лишать их законной силы по своему усмотрению.
В августе 1971 года произошло важное событие в истории американского доллара. Во многих отношениях было объявлено, что правительство Соединенных Штатов неплатежеспособно — оно не в состоянии выполнять свои валютные обязательства. Доллар оставался международной резервной валютой, но Соединенные Штаты отказались за него платить. Бумажный долларовый стандарт пришел на смену Бреттон-Вудской системе с ее псевдозолотым стандартом. В этом не было ничего неожиданного. Крах Бреттон-Вудской системы задолго предвидели экономисты австрийской школы, в частности Генри Хэзлитт, статьи которого публиковались ежедневно в редакторской колонке New York Times[29]. Экономисты австрийской школы уже в 1971 году знали, что новый бумажный стандарт не обеспечит стабильности финансовой системе.
Переход к новой финансовой системе, этот массовый прыжок в мир бумажных денег, был беспрецедентным опытом в мировой истории. С долларом без подкрепления американцы попали в полную зависимость от Федеральной резервной системы, которая стала управлять их деньгами, притом без всякого внешнего контроля.
Воцарился хаос. Доллар резко обесценился, и взвинчивание цен стало главной проблемой 1970-х, как и неизменный рост процентной ставки. Но меня больше всего поражает то, что экономисты австрийской школы, прогнозы которых были сделаны задолго до рассматриваемых событий, оказались правы.
Именно последствия событий 1971 года подтолкнули меня принять в конце 1973-го решение выставить свою кандидатуру на выборах в Конгресс в 1974 году. Техас по-прежнему оставался демократическим штатом, и в делегации из двадцати четырех конгрессменов было только три республиканца. Округ, в котором я выдвигался, за всю историю ни разу не выбрал республиканца. В 1974 году он тоже не изменил своей приверженности демократам.
Моя первая победа состоялась на дополнительных выборах весной 1976-го. В то время я стремился собрать форум для обсуждения денежной политики и ее связи с неумолимым ростом нашего федерального правительства. Я, как и все, был удивлен, что эта попытка поговорить о денежной политике и свободе стала моим пропуском в большую политику.
Я был убежден в том, что человек, который не играет для своего округа роли Санта-Клауса или рассыльного мальчишки, никогда не получит места в американском Конгрессе. Моя жена Кэрол предостерегала меня тогда, что выдвижение кандидатом на выборах в Конгресс — дело рисковое: «Ведь ты, в конце концов, можешь победить». Я махал рукой на ее опасения и даже не рассчитывал на то, что у меня есть хоть какой-то шанс. В итоге мне пришлось приятно удивиться.
Какими бы значительными ни были события 1970-х, финансовый хаос, очевидцами которого являемся мы с вами, намного знаменательнее. Тот факт, что эта система продержалась дольше, чем ожидали экономисты австрийской школы, значит лишь то, что финансовый пузырь, долг, порочные инвестиции и международный дисбаланс стали еще больше.
Рынок сделал все возможное, чтобы исправить ошибки финансовой системы последних тридцати семи лет. Федеральная резервная система сумела свести к минимуму эти коррекции лишь для того, чтобы гарантировать будущее нынешнему доллару. Разумеется, это приведет весь мир к депрессии похуже, чем была в 1930-х, если мы нее очнемся как можно быстрее.
