и логичное объяснение, – добавляет он, насмехаясь над самим собой.
– О, я верю в судьбу, – улыбаюсь я.
Глава одиннадцатая
Я искоса осматриваю Виту Эмброуз, пока иду рядом. В Хебден-Бридж мы привыкли к людям с причудами, но даже здесь, где каждый третий творец, она выделяется своей эксцентричностью. Ее макушка достает мне до плеча. Темные волосы ниспадают до середины спины, создавая контраст с ярким желтым платьем в крошечный белый цветочек. В своих зеленых конверсах и неоновых солнцезащитных очках она все равно что взрыв цветов, а я еще никогда не чувствовал себя таким монохромным.
Люди приветствуют Виту теплыми улыбками, когда мы проходим в прохладный мраморный вестибюль Коллекции Бьянки. Меня окружают позолоченные колонны, на потолке – картина с птицами и ангелами, на стене – огромный портрет женщины, похожей на Марию-Антуанетту, в напудренном парике и платье. Наверное, это и есть ранее упомянутая мадам Бьянки.
– Я займу нам столик, – говорит она, когда я встаю у прилавка в кафетерии. – Реми, мне, пожалуйста, как обычно!
Как я уже понял, проблема скорой и неминуемой смерти заключается в следующем: тебе кажется, что каждая секунда твоего дня должна быть наполнена чем-то важным, включая знакомство с Витой Эмброуз. Я жду какого-то открытия или прозрения, хотя в действительности всего лишь собираюсь выпить кофе. Я бросаю взгляд на девушку, которая уже погрузилась в какую-то книгу и ручкой делает пометки. По мнению моей сестры, так поступают только психопаты. Похоже, ее мысли витают совсем в другом месте.
Я подхожу к столику, Вита убирает волосы от лица и закрывает книгу, используя ручку в качестве закладки.
– Итак, ты собирался ко мне на выставку, – говорит она. – Поклонник творчества да Винчи?
– А кто его не любит? – говорю я. – Я любил его творчество, когда был ребенком. Сейчас я работаю инженером, – я замолкаю, вспоминая о своих чертежах на кухонном столе. – Его записи, изобретения и идеи удивительны. Но на самом деле я пришел не за этим. Я и не собирался сюда, пока не увидел ее, – киваю на портрет на лицевой стороне брошюры. – Тогда я понял, что нужно прийти поздороваться.
– Серьезно? Именно с этим портретом? – спрашивает Вита, слегка наклонив голову. – Почему?
– Она выглядит… – я колеблюсь и качаю головой. – Это очень глупо.
– Уверяю, ничего глупого в этом нет, – говорит она. – Любое отношение к искусству является правильным. И я говорю не только о великих картинах старых мастеров, а об искусстве в целом.
– Когда я посмотрел на нее, то увидел не да Винчи и не саму девушку, – говорю я. – Я увидел себя.
Вита откидывается на спинку стула, ее губы приоткрываются.
– Сказал же, глупость, – добавляю я.
– Нет, это совсем не глупо, – она делает глоток чая. – Во мне Прекрасная Ферроньера вызывает точно такие же чувства.
Я хмурюсь, и она продолжает:
– Девушку на картине часто так называют из-за фероньерки на голове. Ее настоящее имя никто не помнит.
– Печально, – произношу я. – Интересно, сколько лет должно пройти после смерти человека, чтобы все забыли, что он вообще существовал?
– Ну, взять, к примеру, да Винчи, – говорит Вита, – он будет жить вечно. Может, эту девушку никто и не помнит, но многие ею очарованы. Я почти всю жизнь пытаюсь раскрыть ее секреты.
– Какие? – заинтересованно спрашиваю я.
– Моя очередь говорить глупости, – она понижает голос и подается ближе, оглядываясь, будто боится, что нас подслушают. – В то время, когда Леонардо писал этот портрет, он строил планы по дискредитации алхимиков, так как считал их мошенниками и лжецами. Но если верить легенде, которую почти никто не помнит, все получилось с точностью до наоборот: он случайно совершил открытие, о котором алхимики грезили веками. Некоторые люди верят, что да Винчи смог раскрыть секрет вечной жизни, нашел лекарство от любых болезней, то есть обрел все, о чем ты читал в книгах или видел в фильмах. И секрет этой силы заключен в Прекрасной Ферроньере.
Вита выдерживает паузу.
– Не знаю, почему я тебе это рассказываю. Я никому об этом не говорю, но я одна из тех, кто пытается разгадать этот секрет. Другими словами, я сумасшедшая.
– Ты действительно веришь в вечную жизнь? – спрашиваю я, внезапно ощутив, как гулко в груди колотится сердце.
– Скажем так: я верю, что да Винчи совершил какое-то безумное открытие, которое современному человеку покажется невозможным, – отвечает она. – В его работах полно загадок, знаков и символов, так почему бы не включить в этот список портрет? Мне хотелось бы стать той, кто раскроет его секрет. Сейчас, пока картина под моей крышей, я провожу все возможные исследования, но пока не нашла ничего нового. Каждая сохранившаяся работа да Винчи уже проанализирована, просвечена рентгеновскими лучами и сфотографирована столько раз, что теперь я вряд ли найду секрет эликсира вечной жизни в складках платья Ферроньеры, – она вздыхает, и это похоже на искреннее сожаление. – Но я не могу сейчас опустить руки. Никому не говори, но я достала эту картину в надежде, что в реальности взгляну на нее по-новому, увижу то, что не смогли заметить другие. Это настоящая одержимость. Теперь понимаешь, я не шутила, когда сказала, что сумасшедшая.
Наступает тишина, я усердно пытаюсь подобрать слова. Надо быть осторожным. Нельзя, чтобы мое отчаяние обернулось безумством. Будь у меня все время в мире, я бы подавил волнение внутри, приглушил бы его прозаичностью бытия. Но времени у меня нет, поэтому я этого не делаю.
– Я не особо верю в судьбу, – говорю я. – Но, возможно, ты не зря врезалась в меня после того, как чуть не столкнулась со смертью. Я работаю в сфере, где вижу то, что не видят другие.
– Правда? – со скептичным видом спрашивает Вита, и мне это нравится.
– Я инженер-оптик, – отвечаю я. – Разрабатываю линзы для лабораторий. Говоришь, при исследовании картины уже использовали все последние высокочастотные технологии?
– Да, – медленно кивает Вита. – Ничего не нашли, даже никаких значимых перекрасок. Похоже, да Винчи точно знал, что и как хотел написать. По крайней мере, на этой картине.
– Хм-м, – мычу я.
– Хм-м что? – спрашивает она.
– Последние несколько лет я работал над линзой нового поколения, возможно, именно она тебе и нужна. Это высокочастотная линза с совершенно новым программным обеспечением, разработанным мной. Она разделяет отдельные элементы на молекулярном уровне и отображает слои представленного предмета, показывая, как его собрали и когда. Я думал приспособить ее к астрофизике и исследованиям в области химии, но она могла бы явить картину в таком свете, в каком ее еще никто не видел. Могу, не знаю,
