Клим в задумчивости уставился в свою чайную чашку. С одной стороны, было о чём подумать. С другой, чутьё подсказывало, что это ещё не всё. Слишком бесовской взгляд был у профессора.
— Это ведь ещё не всё, так? Есть какая-то ещё часть, что вы мне не рассказали.
— А вы наблюдательны, голубчик! Вот вам ещё одна история. Тут даже я вам не смогу помочь в плане объяснений… Так или иначе, у нас с вами в теле тоже есть электричество. Ну, может, слышали что-то о Павлове и его опытах с бедными собачками?
— Да, нам рассказывали в общих чертах о теории высшей нервной деятельности.
Кебучев с улыбкой кивнул.
— Иван Петрович, в числе прочих, интересовался ранее нашими работами с Михал Михалычем… Это сейчас он старый и уже скорее памятник, чем человек, а лет пять-семь назад были некоторые изыскания… В общем, удалось установить занятную вещь. Любая скотина, будь то человек или пёс, проводит, как мы знаем, электрический ток. В Америке даже казнь такая есть: сажают человека на стул и используют вместо лампочки, пропуская большой мощности разряд тока через него и поджаривая бедолагу.
— Да, я читал.
— Вот, замечательно… А Павлов это исследовал, несчастных собак порой превращая в мясную запеканку… И если силу тока существенно понизить, то порой удавалось собаку заставить делать то, что мы захотим. То есть, вот мы на кнопку нажали, собаку током пробрало по голове — и она воет или лапу поднимает. И тут важно, в каком месте током ударить, какой силой, чтоб мозги не обуглились… Иван Петрович всё выспрашивал меня, искал работы Филиппова, чтобы понять, можно ли так на расстоянии мозги поджарить, чтоб управлять живым существом.
Глебов вопросительно поднял брови.
— Неужели можно, профессор?
— Ну, у нас тогда ничего не получилось: большая часть собак сдохла в конвульсиях, некоторые с воем убегали, потому как неприятно, когда током да по мозгам… Но вообще, Иван Петрович уверял, что сама идея менять сознание человека, ударяя током по его головному мозгу и «электризуя» нейроны — это более чем реально. Просто собак выделять под это дело перестали — говорят, то ли сам Виссарионович псин пожалел, то ли кто на уши надул, что всё это ерунда… Но ещё в прошлом столетии такие опыты ставили над буйнопомешанными. Конечно, известная их часть опыты не пережили. Но те, кто пережил, действительно стал другим человеком…
— Насколько я знаю, добрая половина этих «других человеков» потом под себя ходила и есть могла только с ложечки.
Гавриил Платонович снова улыбнулся.
— А я и не говорю, что это позволит создать нам сверхчеловека или, скажем, шахматного гения. Но вот… хммм… перевоспитать врага народа так, наверное, вполне можно. Или содомита отвадить от его греховной тяги… Так или иначе, голубчик, «лучи смерти» — это не только оружие поражения техники и укрепрайонов, как думает тот же Агнаров. Дырку в танкетке и снарядом можно сделать, подбивали же «Марков» в ходе обеих войн. Да и огнемёты на то и существуют, чтобы сжигать солдат противника и их баррикады… А вот поднять человека в психологическую атаку, не по приказу, а сугубо силой оружия, на расстоянии, или с ума свести, или в панику целый батальон обратить — вот это уже куда интереснее, вот это уже то, за что нам ленинская премия светит да дача в ближнем Подмосковье. А интересно-то как!
— А вы не боитесь, что это будет использовано… да хоть бы и против вас самих? Ведь, по вашим словам, мощь у данного оружия колоссальная, что угодно можно, только настрой грамотно.
— Ну, оркестр без дирижёра не работает… В конце концов, мне коллега один рассказывал, что сейчас вовсю готовят полёт человека в космос, ни много ни мало. Свиньями из пушек уже стреляют, обезьян в скафандрах изучают — готовятся быть первыми на Луне… Вот это меня пугает, да, мало ли, что будет, если вдруг окажется, что мы не одни под сенью звёзд… А наши эксперименты — это лишь принципиально новый вид техники. Так сказать, автобус против конки.
Профессор как бы чокнулся с гостем и допил чай. Клим Глебов сидел в нерешительности: вроде и всё узнал, что хотел, но и понятнее от этого дело не стало, даже наоборот. Наконец встал, поблагодарил Кебучева и отправился к себе, по дороге закуривая. Это ж подумать только: на расстоянии влиять на мозги электричеством, а, при необходимости, ещё и целые танки да грузовики взрывать можно. И всё с помощью одной технологии. Вот уж действительно «лучи смерти».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
***
Ночью Климу не спалось. Сначала всё думал про разговор с профессором, потом пить захотелось, после ворочался. Наконец, следователь захотел в туалет. Делать нечего — натянул сапоги на босу ногу, накинул поверх гимнастёрки с галифе кожаный плащ, взял керосинку и пошёл.
Справив малую нужду, Глебов решил покурить. Раскурил «Герцеговину» от керосинки, прошёлся немного вдоль ограждения. Обученный взгляд выцепил, что часовые не спят — по песку медленно ползал луч прожектора с вышки. Клим уже собирался идти спать, как боковым зрением заметил какое-то движение около бараков для инженеров.
Пригнувшись, в полной темноте, вдоль здания тихо перемещались две фигуры. Характерное покачивание выдавало в одной из них Агнарова. Вторая, скорее всего, принадлежала Латыгину, но в темноте было не разглядеть. Глебов быстренько утопил в песке папиросу, потушил керосинку и вытащил из кармана пистолет. Вряд ли НКВДшники ползли посреди ночи вдоль бараков из любви к спорту…
Агнаров, которого окончательно выдал начисто выбритый череп, блеснувший лысиной в неверном свете луны, короткой перебежкой преодолел расстояние между бараками и прижался к стене. Левое колено предательски ныло и вот-вот готово было сорвать всю операцию — но делать было нечего… Запыхавшись, рядом нырнул в тень Латыгин.
— Рома, много куришь — одышка.
— Яков, так я это…
— Цыц. За мной.
Пошли дальше, пригнувшись. Обошли барак, выглянули — и ползком к медсанчасти. Клим повторил их маршрут до бараков инженеров, аккуратно выглянул: в будке охраны все спали, двое часовых всматривались в степь и стояли спиной к самому объекту. На вышках то же самое — прощупывали ночной песок прожектором и не оглядывались. Единственный, кто контролировал тылы, был пёс — но Алтын сонно пошевелил ушами в сторону ползущих, потянул носом воздух, зевнул и лёг спать дальше, положив морду на лапы. Свои, чего шум поднимать…
Оказавшись у медсанчасти, Латыгин поднялся и помог встать начальнику. Пошли, пригнувшись, вдоль тёмных окон. У одного остановились, прислушались. Роман Константинович, будучи повыше, заглянул в окно — один из офицеров ВОХРы жадно имел санитарку, поставив её раком прямо перед окном. Вид, конечно, был хороший, спереди сочные формы колыхались что надо, да и было бы неплохо знать, кто и куда бегает по ночам — но Яков Иосифович напомнил о себе требовательным шёпотом.
— Ну что там?
— Санитарку пёхают. По ромбам — офицер ВОХРы.
— Чёрт с ними, давай дальше. С утра проверишь, запомни, что за дура.
Вздохнув и кивнув, Латыгин стал пробираться дальше, мимо бараков ВОХРы к гаражу. У гаража наконец остановились, стали всматриваться в темноту. Агнаров нервничал, всё время оглядывался по сторонам.
— Рома, проверь-ка тылы, неспокойно мне как-то.
— Три часа ночи, все спят…
— Проверяй давай. А я тут постою, послушаю…
Клим Глебов лишь в последний момент успел юркнуть за угол, пропустив мимо себя Латыгина. Оглянулся, метнулся к гаражу. Стал пробираться, прижавшись спиной к стене. В бок упёрлось дуло.
— Не спится, Клим?
— Тебе тоже, как я погляжу.
Для убедительности следователь слегка постучал дулом своего пистолета в живот Агнарову. Тот выдохнул, медленно опустил «Маузер». Кивнул. Глебов неспеша отвёл в сторону пистолет Коровина, но убирать не стал. Тут как раз вернулся Латыгин.
— Всё чисто…
— Ага, Рома, я вижу… Так, оба пригнулись и за мной, по-прежнему тихо. Клим, потом всё объясню.
— Так точно.
Троица обошла постройку — по знаку Якова Иосифовича вжались в уголок между стеной гаража и выступом склада ГСМ. В кромешной тьме от козырька стали ждать, расположившись лицами по направлению к пустыне. Следователь хотел было завести разговор, но рука Агнарова предусмотрительно легла ему на лицо, закрыв рот…
