– Я рассказал вам все, как было. Вы хотите, чтобы я соврал?
– Чего ты боишься, Дэнни? Кого ты боишься?
– Я не боюсь ничего и никого на этой земле. Не забывайте об этом. И вот что я вам скажу. Вы считаете, что я отправлюсь на электрический стул, но вы ошибаетесь. Потому что ничего подобного со мной не произойдет. А на вашем месте я бы вел себя поосторожнее, мистер. Я бы не советовал вам ходить ночью по темным улицам.
– Ты угрожаешь мне, Дэнни?
– Я только советую.
– Думаешь, я испугаюсь горстки каких-то малолетних хулиганов?
– Понятия не имею, чего вы испугаетесь, а чего – нет. Знаю только одно: пятьдесят разозленных парней – это страшно, и лично я не стал бы с ними связываться.
– Ты говоришь о Громовержцах?
– Я не называю никаких имен. Просто будьте осторожнее, мистер.
– Спасибо за предупреждение, – сухо ответил Хэнк.
– Только между нами, – усмехнулся Дэнни. – Похоже, вам не справиться и с худосочной дамочкой, а уж про пятьдесят парней и говорить нечего.
– Знаешь, у тебя настоящий талант, Дэнни, – сказал Хэнк.
– Да? Какой же?
– Я пришел сюда, потому что твоя мать сказала мне…
– Моя мать? А она здесь при чем? Зачем вы ее вызывали?
– Я ее не вызывал. Она сама пришла ко мне. Она сказала, что ты не являешься членом банды Громовержцев и что ты не принимал участия в резне. Когда я объяснил это твоим адвокатам, они разрешили мне встретиться с тобой. Поэтому я и пришел. Но теперь я больше чем когда-либо убежден, что ты состоишь в банде и что ты убил этого мальчика хладнокровно и преднамеренно. Вот в чем твой талант, Дэнни». Не сомневайся он произведет впечатление на присяжных.
– Я не убивал его хладнокровно и… как там еще. Я ударил его ножом, защищаясь, и не хотел его убивать. Я только пытался помешать ему сделать мне больно.
– Он был слепой! – разозлился Хэнк.
– Я ничего про это не знаю, и мне наплевать. Знаю только, что он встал со ступенек, как безумный, и у него в руках был нож, а когда он бросился на нас…
– Ты лжешь!
– Нет, не лгу. У него был в руках нож. Я видел. Господи, я видел его! Думаете, мне хотелось, чтобы меня зарезали? Поэтому когда Амбал и Бэтмен кинулись на него, я сделал то же самое. Я не трус, мистер. У меня достаточно смелости, чтобы вступить в бой.
– Да, конечно, требуется немалое мужество, чтобы зарезать мальчика, который ничего не видит.
– Чтобы пырнуть кого-нибудь ножом, не обязательно видеть. Одного парня зарезали на совершенно темной улице. Нужно только почувствовать, куда бить, и можешь втыкать нож. Да какого черта вы понимаете? Вы слабак, выросли небось в большом доме…
– Замолчи, Дэнни!
– Не затыкайте мне рот. Вам повезло, что мои адвокаты разрешили вам поговорить со мной. Никто вас не звал, вы пришли по собственной воле. Хорошо, вы здесь, и вот что я вам скажу.
Мы гуляли по улице, этот испашка вскочил, как безумный, и бросился на нас с ножом в кулаке. Мы ударили его в ответ ножом, потому что вопрос стоял так: или мы, или он. Если он умер, значит, ему не повезло. Нечего было лезть к нам. Хэнк встал.
– Хорошо, Дэнни. Я выслушал тебя. Желаю удачи.
– И держитесь подальше от моей матери, мистер! – пригрозил Дэнни. – Держитесь от нее подальше. Слышите?
– Я слышу тебя.
– Значит, так и делайте.
– Я собираюсь сделать только одно, Дэнни. Я собираюсь отправить тебя и твоих друзей на электрический стул за убийство невинного мальчика.
* * *
В кабинете его ждало письмо. Адресованное мистеру окружному прокурору Генри Беллу. Буквы были нацарапаны на конверте от руки. Он надорвал конверт и достал один Лист бумаги. Та же рука нацарапала всего несколько слов:
«Если Громовержцы умрут, ты будешь следующим».
Глава 4
На другое утро он отправился на ту улицу и сразу же понял, что того Гарлема, который он когда-то знал, больше нет. Он стоял на углу Сто двадцатой улицы и Первой авеню, глядя на запад, и пытался представить себя мальчишкой. Но все изменилось до неузнаваемости, и в его воображении не возникало никаких образов.
На северной стороне улицы стояли бульдозеры; они перекопали почти весь квартал, начиная от Второй авеню, где когда-то стояла бакалейная лавка, где жаркими летними днями он рассматривал цветные картинки. Дом, в котором он родился и вырос – при родах помогала его тетя Серри, – по-прежнему стоял в центре квартала на южной стороне улицы, но при-, мыкавшая к нему кондитерская лавка была заколочена досками, а на соседних домах лежал налет разрушения.
– Ребята живут не здесь, – подсказал детектив первого класса Майкл Ларсен. – Они собираются в четырех кварталах отсюда.
– Знаю, – кивнул Хэнк.
Он смотрел на улицу и думал, правда ли, что географические перемены являются синонимом прогресса. Ведь если изменились улицы Гарлема, если здесь появились чистенькие дома новой постройки из красного кирпича и современные квартиры, значит, и жители Гарлема тоже изменились. Раньше он четко делил Гарлем по территориальному признаку:
Итальянский, Испанский и Негритянский. В своем воображении он даже поставил пограничные столбы. Теперь он понял, что никаких границ между тремя Гарлемами быть не может. Гарлем есть Гарлем. На улицах Итальянского Гарлема то и дело встречались смуглые и светлые лица пуэрториканцев, темные лица негров. По Гарлему можно изучать схему потока иммиграции в Нью-Йорк: ирландцы и итальянцы первыми попали под процесс интеграции; негры – иммигрировавшие позже – незаметно влились в респектабельные круги белых протестантов; пуэрториканцы оказались последними, они отчаянно продирались сквозь культурные и языковые барьеры к протянутой руке помощи. Но, как выяснилось, в этой руке был спрятан нож.
Интересно, что знает город о Гарлеме, размышлял он. Он знал, что ученые мужи проводили исследования, бесчисленные исследования жилищных условий, транспортных проблем, школ, восстановительных центров, проблем занятости. Эти мужи считали себя специалистами по иммиграции. Однако в недалеком будущем – через двадцать, двадцать пять лет – город представлялся ему гигантским механизмом. Сердцевиной этого механизма будет центральная часть, где работают поставщики идей, сочиняя лозунги для всей нации: «Ешьте хрустящие палочки», «Стирайте порошком „Уэдли“, „Курите сигареты «Сахара“, формируя вкусы и мировоззрение страны. А вокруг лагеря поставщиков идей соберутся бездомные кочевые племена, которые будут драться между собой за неплодородные земли городских улиц и бродить в поисках все той же руки помощи. На крышу Эмпайр-Стейт-Билдинга в центре поставщиков идей водрузят огромный громкоговоритель. И каждый час из громкоговорителя будет раздаваться одно-единственное слово, которое разнесется по всему городу, достигая слуха варварских племен, скитающихся на окраинах города.
И этим словом будет: «Терпение!»
А Рафаэль Моррес, плывя в море слов, утонул, потому что слова не умеют плавать.
– Вы хоть немного знакомы с Гарлемом, сэр? – поинтересовался Ларсен.
– Я здесь родился, – ответил Хэнк. – На этой улице.
– Правда? – Ларсен с любопытством посмотрел на него. – Полагаю, он сильно изменился с тех пор.
– Да.
– Вообще-то, – сказал Ларсен, – мы могли привести девушку к вам в кабинет. И вам не нужно было самому ехать в Гарлем.
– Мне хотелось побывать здесь.
Теперь, шагая рядом с детективом, он думал, почему ему захотелось приехать сюда. «Может быть, дело в этой записке с угрозами, – размышлял он. – Может, я решил испытать свое мужество. А может быть, я хотел понять, как из Гарлема могли выйти окружной прокурор и трое юных убийц».
– Мы пришли, – остановился Ларсен. – Все трое жили в этом квартале. А пуэрто-риканский мальчик жил на этой же улице, только немного подальше.
Хэнк осмотрелся вокруг. Асфальт плавился от жары. В центре улицы несколько мальчишек включили пожарный гидрант и прямо в одежде бегали под струей воды. Вода била вверх через прикрученную к наконечнику консервную банку и каскадом падала на землю, образуя ручей, за который будет расплачиваться город. Чуть дальше играли в стикбол[5]. У обочины выстроились мешки с мусором в ожидании мусорных грузовиков. На ступеньках домов сидели женщины в домашних платьях. Рядом с кондитерской стояли несколько подростков и разговаривали.
– Если вам интересно, как выглядят Громовержцы на досуге, то вы смотрите прямо на них, – заметил Ларсен.
У ребят был совершенно безобидный вид. Оперевшись на газетный киоск, они мирно беседовали и негромко смеялись.
– Девушка живет в доме рядом с кондитерской, – сказал Ларсен. – Я позвонил ей из участка, так что она знает о нашем, приходе. Не обращайте внимания на нахальные взгляды этих бандитов. Они знают, что я полицейский. Я столько гонял их, что уже сбился со счета.
При приближении Хэнка и Ларсена разговор стих. Сжав губы, парни проводили их взглядом ко входу в дом. В подъезде было темно. В ноздри сразу ударил застоявшийся запах пота и испражнений, запах готовящейся пищи, запах сна и бодрствования – запах жизни.
