Не знаю, чем бы дело закончилось, но у меня звонит телефон. Резко. Как гром среди ясного неба! Вернее, как гром в тёмной-претёмной преисподней. И я прихожу в себя. Отталкиваю Гесса и шарахаюсь от него в угол кабины.
— Что вы себе позволяете?! — шиплю. — Немедленно запустите лифт!
Закричала бы, обругала, но горло сдавило спазмом. А Григорий только тихонько хрипло смеётся, царапая моё нутро этими звуками, и подчиняется, запускает лифт. Свет зажигается, и кабина продолжает движение. Гадкий кобель совершенно невозмутимо смотрит на меня, будто ничего особенного не сделал. Слов нет от подобной наглости!
Как только двери открываются, я первой подхватываю ведра и вылетаю прочь под несмолкающий рингтон.
Да ну их нафиг этих придурошных олигархов!
На звонок я так и не отвечаю — прекрасно знаю, кто это там такой нетерпеливый трезвонит. И правда. Не успеваю даже в дверь ногой постучать — руки-то заняты, — как телефон затыкается, и она распахивается.
Вязьмин встречает нарядный — в черном шелковом халате с запахом — и с какой-то глупой, полной предвкушения улыбкой на лице. Но она исчезает, как только скульптор понимает, что я явилась одна.
Куда там делся Гесс, я не имею понятия. То ли в лифте так и стоит, то ли вышел и пошёл в свою квартиру (она тоже на четвёртом) — мне спиной не видно.
— Впустите? — угрюмо спрашиваю Богдана Алексеевича, который так и стоит, перекрывая вход.
Он отмирает и отходит в сторону, и я тут же залетаю в квартиру. От злости, возмущения и резкого всплеска всех на свете гормонов меня продолжает поколачивать. С силой грохаю ведра на пол. Они хоть и пластиковые, но всё равно получается шумно и доходчиво показать степень своего бешенства.
— Что случилось? — удосуживается поинтересоваться мой наниматель.
— Катастрофа! — выпаливаю я, развернувшись к нему, и гневно смотрю в глаза. — Ваш Аполлон на меня набросился в лифте и поцеловал!
— Каков мерзавец! — ещё с большем возмущением, чем у меня, восклицает Вязьмин и даже в стену кулаком бьёт.
Ну надо же, как скульптор за честь мою девичью переживает. Не ожидала. От удивления даже злость немного затихает.
— И не говорите, Богдан Алексеевич. Боюсь, ничего у нас с вами теперь не выйдет, — воодушевляюсь его реакцией и под эту дудочку пытаюсь аннулировать заказ. — Я даже не знаю теперь, как себя с ним вести, а уж разговаривать точно ни за что не буду.
— Так, не кипишуй, Рита, — отрезает Вязьмин строго, — его оплошностью можно воспользоваться, и я знаю как! Можешь идти домой сейчас. На сегодня всё, завтра продолжим.
Смотрю на Богдана Алексеевича, который уже полностью ушёл в себя и свои мысли, с недоверием. Он серьёзно?
— Шутите, да? Какой ещё план? Какое продолжение? — говорю без обиняков всё, что думаю. — Я к вашему Гессу не подойду больше! Мы с ним виделись три раза мельком, а на четвёртый он меня в лифте зажал. Боюсь представить, что он сделает на пятый! Давайте вы как-то без меня с ним разберётесь?
Глаза скульптора превращаются в щёлочки. Злые и хитрые щёлочки. Мне становится ясно: вырваться из капкана не получится.
— Не буду напоминать тебе про жалобу и разбитую статуэтку, дорогуша моя. — Ну точно! Опять шантаж! — А просто скажу, что договор есть договор. Всё. Иди домой. Мешаешь.
И вот прямо берет и уходит вглубь квартиры. А я ещё с минуту стою, открываю и закрываю рот, не в силах найти слова. Всё-таки в редкостной глубины задницу я попала.
В конце концов смиряюсь и иду переодеваться. Немного волнуюсь за встречу с начальством — вдруг начнут неудобные вопросы задавать?
Но нет. Мне никто ни слова не говорит и ни о чем не спрашивает. Я вообще никого в служебных коридорах не встречаю и покидаю «Созвездие», не проработав «натурщицей» и часа.
На улице немного успокаиваюсь — погода хорошая, лето близко. Иду по служебной дорожке к воротам и наслаждаюсь ароматами цветов. Здорово тут все-таки. Хоть мне отдых и не светит, но все равно где-то подсознательно это время года ассоциируется с каникулами и весёлыми деньками. Ничего-ничего, это не последнее моё лето. Если всё пойдёт по плану, к следующему я уже буду при хорошей работе, а вот к последующему и на шикарный отпуск заработаю. Поеду на море и позволю себе беззаботный отдых с развлекательными клубами, ночным купанием, а может, и курортным романом…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Нет, ну почему же Гесс всё-таки меня поцеловал?
В метро немноголюдно — час пик ещё не пришёл, и я даже занимаю свободное место. Мысли сами по себе возвращаются к происшествию в лифте, и всю дорогу я думаю о нём. Хоть в кабине было темно, картина из наших сплетенных тел так и встаёт у меня перед глазами. А может, Григорий понял, что я именно его поджидала на парковке, и подумал, что я хочу его соблазнить? Ну, Богдан Алексеевич, ну спасибо! Если так, то мне будет теперь жутко стыдно перед Гессом.
Хотя чего это стыдно? Он всё равно не имел права так поступать. Так дерзко и без спроса меня целовать не позволено никому. И покоя меня лишать он не имел права. Я ведь теперь весь вечер буду о нем думать и гадать: может, я ему просто нравлюсь? А ведь это настоящие глупости! Михаил же говорил, что Гесс на всех женщин ведётся и кидается.
Но он так смотрел на меня! Таким жадным взглядом, будто всю жизнь обо мне мечтал. Мне ведь даже на миг показалось там, в лифте, что он чем-то расстроен, и я ему очень нужна.
И кто та женщина, которой он звонил с моего телефона? Может, это она ему сердце разбила, и Зоя с девочками правы? Опять почему-то становится Гесса жалко. Да что ж такое?! Наверняка совершенно нет повода его жалеть.
Мне срочно нужна эта красная папка с секретной информацией!
Глава 6
— Маргарита, пройдите в мой кабинет, — говорит Михаил, как только я появляюсь у рабочей стойки в начале новой смены.
У него такой серьёзный тон, что я начинаю волноваться. Всё-таки будет расспрашивать про вчерашнее! Зачем я куда-то ездила с водителем Вязьмина, почему поехала в лифте с Гессом, что в нем случилось — наверняка же где-то его остановка зафиксировалась? Почему я ушла так быстро от скульптора? Вопросов у начальства может возникнуть масса.
Иду в кабинет, как на казнь.
— Богдан Алексеевич такой странный, — жалуюсь доверительно.
Опережаю Михаила, едва он закрывает дверь кабинета. Я где-то слышала, что лучше первой захватить инициативу.
— Это не новость, Маргарита, — соглашается менеджер. — И вообще, наши клиенты — люди непростые, а так как ты влилась в работу аномально быстро, я посоветовался с начальством, и мы решили ознакомить тебя с секретными досье уже сегодня, а не после двух недель стажировки. Присаживайся.
Да ладно?! Неужели моя фамилия начала оправдывать себя и приносить удачу?! Не мешкая, усаживаюсь на диван и жду, пока менеджер достанет из сейфа секретную папку. Михаил, проделав ряд сложных манипуляций, вынимает красный прямоугольник и подаёт мне.
— Такая тонкая? — удивляюсь, беря в руки сведения, за которые могут, наверное, и убить.
Руки подрагивают.
— Это не развлекательный журнал с историей жизни олигархов в картинках, — отрезает сурово. — Просто полезные факты, которые позволят лучше понимать клиентов и их желания, а также помогут предотвратить их недовольство.
— Сколько у меня времени? — перенимаю деловой тон менеджера.
— До обеда вполне достаточно. Я закрою тебя на ключ и выпущу, когда придёт время перерывов на посещение столовой. Вода есть, — Михаил машет рукой в сторону журнального столика с электрическим чайником, банкой кофе, бутылкой воды и чашками. — Если что-то понадобиться — позвонишь.
Я киваю и, как только в двери поворачивается ключ, открываю папку.
Резиденты в ней описаны не по алфавиту, а по номерам квартир. Я невероятным усилием воли начинаю с первой страницы, а не с последней, где сведения об интересующих меня личностях с четвёртого этажа. А то ведь если начну с Гесса и Вязьмина, потом никого не запомню.
