– А французы открытые?
– Те, кого я знала, да.
– А с какими людьми вы общались во Франции?
– Я думаю, вы уже знаете, – ответила она, встретив его пристальный взгляд. – Очевидно, что я не благородного происхождения. Очевидно, что мое прошлое отличается от вашего и я не являюсь особой голубой крови, как вы.
– Это не очевидно, – медленно произнес Алек. – Я не ожидал бы встретить у простой деревенщины такой гордый вид.
Мира рассмеялась:
– Деревенщина…Сколько в этом снобизма!
Выражение лица Алека стало удивленным. Наглая девчонка! Вряд ли кто-нибудь осмелился бы в лицо критиковать его, в особенности женщина ее положения. А она сидит здесь и дразнит его озорным блеском своих глаз.
– Почему вы так удивлены? – невинно спросила она. – Разве у деревенщины не может быть гордости?
– Конечно, может. – На его красивое лицо набежала хмурая тень.
– Я думаю, у деревенщины гораздо больше прав гордиться собой, чем у вас, – продолжала Мира, дерзко улыбаясь и еще больше раздражая и провоцируя его, получая от этого невероятное удовольствие. – Гораздо большая заслуга – суметь прокормить семью и вырастить детей, чем посещать бесконечные балы, выезды и собрания. Гораздо более оправдана охота, цель которой – добыть пищу, чем затеянная ради того, чтобы загнать несчастную лису.
– Похоже, что у вас большой опыт жизни среди добродетельных бедняков и падших богачей, – проговорил Алек. – Очевидно, именно их общество вы предпочитаете.
Хорошее настроение Миры моментально исчезло – стрела попала точно в цель. Ей следовало подумать, прежде чем скрещивать шпаги в словесной баталии с таким человеком, как Алек Фолкнер. Что случилось с ней? Зачем она пыталась дразнить его? Она опустила голову, не в силах поднять глаза.
– Я предпочитаю не ваше общество, – сдавленно произнесла она. – Вы уедете или мне уйти?
Алек развернул Соверена, прежде чем она успела закончить фразу.
– Я надеюсь на продолжение нашего разговора.
Сказав это, он ускакал.
* * *
На следующий день Мира нашла для прогулки другое место, но не удивилась, заслышав стук копыт и небрежно обратившийся к ней мужской голос:
– Неужели вас так плохо кормят, что приходится собирать коренья и травы, чтобы дополнить рацион?
Мира обернулась; на ее лице появилась улыбка. Нежная щека была запачкана землей, в руках она держала корень странной формы. Она была похожа на непослушного ребенка, который играл в грязи. Но о том, что она не ребенок, говорили упругие формы груди, скрытой корсажем ее необычного платья, и стройные ноги, видные из-под укороченной юбки. Пышные темные локоны, мягко обрамлявшие лицо, выбились из-под широкой ленты; локоны, вызывавшие у мужчины желание погрузить в них пальцы и нежно привлечь к себе для поцелуя.
– Я начинаю подозревать, что вы преследуете меня.
– Лес слишком мал, – ответил Алек, легко спрыгивая с коня и еле удерживаясь от порыва подойти и вытереть землю с ее щеки. – Совершенно невозможно избежать встречи с вами.
Алек подошел ближе, но Мира поспешно отвернулась и стала внимательно рассматривать растения. Каждый раз, когда она его видела, он казался все более привлекательным. Несмотря на уверенность в том, что испытывает к нему антипатию, Мира не могла не замечать впечатления, которое он производил на нее. Ее необъяснимо влекло к этому мужчине. Может быть, потому, что он чем-то напоминал ей другого англичанина, с которым она была знакома пять лет назад, хотя Алек совсем не был мягким и доброжелательным, как Рэнд Беркли.
– Что это? – спросил он, остановившись в нескольких шагах.
– Это для лорда Саквиля, – ответила Мира и прикусила язык, поняв, что проболталась, стараясь спрятать в руках корень.
– Да? – заинтересовался Алек. – Что же это?
– Ничего.
– Мне кажется, что-то подобное я уже видел. Это корень мандрагоры, верно?
– Вы приехали только для того, чтобы мучить меня? – воскликнула Мира, пытаясь сбить его с толку. – Это.., это только для общего укрепления здоровья. Я единственная здесь, кто отваживается выкапывать их. Все остальные слишком суеверны.
– Почему? Разве это приводит к несчастью?
– Есть поверье, что этот корень вытаскивает черная собака, и если ты не превратишься в нее, то все равно станешь изгоем.
Следующие слова Алек произнес сквозь смех:
– Мандрагора. Если я не ошибаюсь, египтяне называли ее «двуногий мужской корень». То, что вы выкапываете ее, может плохо сказаться на вашей репутации.
– О моей репутации вам совершенно незачем беспокоиться. Она уже достаточно подорвана.
– Сокрушена, если говорить точнее.
– Вряд ли ваша безупречна, – заметила она.
– Плохая репутация – это фамильная черта, – ответил Алек, прислоняясь к наклоненному стволу дерева и лениво скрещивая длинные ноги. – Без этого я не был бы Фолкнером. У всех нас, даже у матери, тяжелый характер.
В особенности у матери – Джулианы Перкин Фолкнер, объявившей перед его отъездом из Гамильтоншира, что надеется вскоре услышать о нем в связи с какой-нибудь скандальной историей. "Ты надолго притих после смерти двоюродного брата, – напутствовала она сурово. – Я всегда одобряла выходки и буйства моих мальчиков.
Это оздоравливает их натуру. Я растила тебя не для тихой жизни и сейчас не собираюсь с этим мириться". Его мать, острая на язык, умная и агрессивная, с сердцем, которое он считал мягким, хотя никогда не был абсолютно уверен в этом.
– У вас большая семья? – поинтересовалась Мира, срывая стебелек кориандра с розовым цветком и искоса глядя на Алека.
– Очень большая и очень эксцентричная.
Мира рассмеялась свободно и естественно, так не похоже на манерное хихиканье, которое он привык слышать от женщин.
– В каком смысле эксцентричная?
– Мне кажется, мы собрали все возможные грехи.
– И в чем же состоит ваш грех? – спросила она. Во взгляде ее кофейных глаз читалось требование говорить правду.
Алек слегка улыбнулся и, отойдя от дерева, возвратился к Соверену. Мира в молчании ожидала, ответит он или нет.
Привычным движением Алек вспрыгнул в седло; солнечный свет заиграл на его волосах, когда он склонил голову и посмотрел на нее.
– Я никогда не спрашиваю разрешения.
– О, предполагаю… Это должно доставлять вам неприятности, не так ли?
– В том, что касается вас, думаю, да, – мягко сказал он и тронул каблуками бока коня.
Взволнованная, Мира даже не смогла попрощаться.
* * *
Вот уже четвертое утро Мира сердилась на себя за то, что она, сама не желая того, все же ждала появления Алека. Перед тем как выйти из дома, она несколько минут размышляла перед зеркалом, не сделать ли более изысканную и красивую прическу, чем просто обвязать волосы лентой, а потом ругала себя за то, что думает о таких пустяках.
