Черт с ними, с неприятностями. Он здесь, с Софи, он будет радоваться, получать удовольствие и думать, как завоевать девушку своей мечты. Остальное – суета.
– Поехали дальше, Эжен? – спросила Софи, подойдя к нему.
– Мне нравится, как ты произносишь мое имя, – ответил он невпопад.
– Да, ты говорил. Поедем дальше? Я хочу есть, и пока будем обедать, жара спадет, сможем осмотреть Лиссабон.
В некоторых вопросах Софи была очень практична. К тому же у нее явно имелись свои планы: ей предстояло рассказывать об истории Португалии школьникам, и девушка хотела посмотреть те места, о которых пойдет речь.
– Конечно, едем.
– …А я говорю, это акация! – долетел до Женьки голос Люси.
– Какая ж акация? – возражал Вася. – У акации такие цветочки… э… пимпочками! А эти ершиками!
«Фантастика, – подумал Женька. – Не Василий Чесноков, а, по меньшей мере, Борис и Аркадий Стругацкие в одном флаконе. Какая экспрессия, какая образность! Ершики!»
Этот приступ внутреннего ехидства изрядно Женю развеселил, так что родственников удалось упаковать в машину без тяжелых последствий для психики. И выслушать продолжавшийся спор за акацию и против – тоже.
После перелета всем хотелось есть, а потому первым делом Ильясов притормозил у памятника первооткрывателям, вспомнив, что рядом, если верить путеводителю, располагается отличный ресторанчик с видом на реку, на достопримечательность и на столпившиеся у пирсов яхты.
Монументальное меню одним своим видом вызывало слюноотделение, и, с учетом наличия Васи, заказали не просто от души – от щедрой русской души. Официант никакого удивления не выказал, будто мужики размером с медведя, требующие «сразу две страницы подряд, ничего не пропуская», – это в славном городе Лиссабоне в порядке вещей.
– Красота! – одобрил Вася, разглядывая монумент в форме каравеллы с уносящейся в небеса мачтой. – Это что же за лодка с юными ленинцами?
– Памятник первооткрывателям, – охотно объяснила Софи, узнав суть вопроса, и Женька, смирившись со своею горькой долей, принялся переводить. – Отсюда, с края европейской земли, отплывали отважные моряки в поисках неизведанных земель. Фигуры на каравелле – это знаменитые исследователи и люди, чем-то прославившие Португалию, – Васко да Гама, Магеллан, разные короли, поэты и художники… Высота монумента, – Софи сверилась с толстым французским путеводителем, утыканным закладками, который неизвестно как помещался в ее микроскопической сумочке, – пятьдесят два метра. Наверх можно подняться на лифте.
– Страсть какая! – испуганно сказала Люся. – Ни за что не полезу!
– А как же культурное обогащение? – поддразнил ее Женя.
– Обогащусь внизу. – Сестра решительно вцепилась в принесенный официантом бокал свежевыжатого сока, украшенный сочной клубничиной, и с хлюпаньем присосалась к трубочке. Ильясов закатил глаза.
– И правильно, Люська, нечего по памятникам скакать! – одобрил Вася. – Что-то долго они еду несут!
Учитывая, что со времени заказа прошло минуты три, требование звучало по меньшей мере странно, однако Васю такие мелочи не волновали.
– Все в порядке? – тихо спросил Женька у Софи, пока сестра с мужем живо обсуждали, какой на курортах неторопливый обслуживающий персонал. – Тебя не слишком раздражают мои… родственники?
– Меня – нет, – улыбнулась одними уголками губ Софи. – Но я ведь не понимаю всего, что они говорят. Хотя, конечно, они очень… шумные.
В устах вежливой, воспитанной француженки это означало приблизительно следующее: «Они ведут себя странно, на мой взгляд, и не всегда воспитанно, однако я никогда им об этом не скажу – это неучтиво». То, что Софи созналась в этом Женьке, означало большую степень доверия. Французы, считающиеся довольно эмоциональной нацией, подобные вещи обычно держат при себе.
– Извини, что я их сюда привез, – кивнул Ильясов и опустил свою ладонь на руку Софи, лежавшую на подлокотнике кресла. Девушка не сделала ни малейшей попытки отстраниться, и Женю это чрезвычайно порадовало. – Мы можем сбежать от них.
– Что ты! Они ведь не говорят по-английски. Они потеряются.
– Как твои ученики, да?
Софи недавно писала ему, как в конце учебного года вывозила группу учеников на экскурсию в Реймс и как парочка юных оболтусов умудрилась там потеряться.
– О, да! – оживилась Софи. – Я думала, кого мне напоминают твои родственники. Моих учеников! Нужно относиться к ним соответственно.
– Не считая того, что оба старше нас…
– Взрослые туристы иногда откалывают такое, что мои школьные негодяи – Эйнштейны по сравнению с ними, – усмехнулась специалистка по приему и размещению этих самых туристов. – Мне нужна практика. Туризм в Нормандии развивается, возможно, к нам станут целенаправленно и часто возить русские группы. Я хочу понимать ваш менталитет.
– Пока еще не разобралась?
Она покачала головой.
– Я пытаюсь понять с твоей помощью, через ваших писателей, читаю новости о России, но… Это очень сложная страна.
– Приезжай и посмотри на нее, – предложил Женька, и, к его радости, Софи без малейших сомнений кивнула:
– Конечно. Как только меня отпустят больше чем на неделю, и не в сезон.
– Не в сезон ты рискуешь увидеть только русских медведей и балалайки, – пошутил Ильясов.
– О, не дури меня! Этот миф я уже знаю.
– Se faz favor[4]. – Официант поставил перед Софи миску с салатом, обреченно торчавшим во все стороны приторно-зеленой рукколой.
– Obrigadа![5]
– Еда! – восхитился Вася так, будто месяц его держали на голодном пайке. – Налетай, Люська!
Лиссабон произвел на Женю странное и, пожалуй, приятное впечатление.
Несмотря на то, что стоял конец лета, а значит – самое туристическое время, несмотря на то, что город и его окрестности могли предложить как развлечения, так и прекрасный набор довольно необычных достопримечательностей, туристов здесь оказалось не так уж и много. Женька помнил, как черт дернул его года два назад слетать в конце августа в Испанию, на популярный курорт; вот где ад-то! Казалось, жаждущими отдыха человеческими телами покрыт каждый сантиметр немаленького пляжа, и завоевывать себе место под солнцем приходилось еще до восхода этого самого солнца. Пришел на пляж часов в девять – лежаки уже заняты; пришел в десять – занят весь пляж. Почему-то особо усердствовали немцы, видимо отчаявшиеся загореть на берегах Рейна, а потому занимавшие лежаки с ночи и метившие их разнообразными полотенцами. Кое-кто суетливо сдергивал эти полотенца и клал свои, и над спорным местом, как порох, вспыхивали скандалы. В Барселоне, куда Ильясов выбрался, устав от курортной борьбы, толпа атаковала здания Гауди, бурлящим потоком переливалась по бульвару Рамблас и орала на разных языках.
