– Вот это мужик! – воскликнул Вася. – Настоящий мужик.
– Некрофилия какая-то, – пробормотал Женя, тщательно вписываясь в повороты на очередном серпантине. Солнце кололо глаза, резвясь в кронах деревьев, не спасали даже очки-«хамелеоны».
– Я не знаю, как относиться к этой истории, – созналась Софи. – Исторические источники не подтверждают факт подобной коронации, скорее всего, ее не было. Но ведь народная молва создала эту легенду! Мне кажется, что если я пойму ее, то пойму и страну.
– А тебе это важно – понять? – спросил Ильясов, бросив на нее острый взгляд.
– Очень, – серьезно ответила Софи.
Это действительно важно, осознал он. Ей важно понять, почему целая страна придумала легенду о мертвой царевне и… ну ладно, не семи, а одном богатыре. Почему никто не остановил это массовое помешательство. Почему поэты рифмуют строчки, именем мертвой царевны называют школы и бог знает что еще делают. Софи важно не только то, как творится история, но и то, почему она творится.
Каким-то шестым чувством он ощутил, что Софи никогда и ничего не делает просто так; с той же точностью, с какой она составляла сложнейшие туристические маршруты-загадки, с той аккуратностью, с которой обращалась с фактами, она и мыслит. Ее обманчиво-легкомысленный вид вводил в заблуждение, однако Женя давно понял, что Софи Ламарре не так проста, как кажется. Сельская учительница, угу.
– Мы поэтому и едем в Коимбру, – сказал, а не спросил он.
– Да. Это… что-то вроде личного квеста, как говорят мои ученики, пропадающие в компьютерных играх, – чуть виновато проговорила Софи. – Я не писала тебе, но… Это действительно для меня важно.
– Почему именно они? – полюбопытствовал Женя. – Почему не Абеляр и Элоиза? Тристан и Изольда? Или еще какие-нибудь… любовники?
Софи пожала плечами.
– Я не знаю. Но когда я прочла о них, мне стало… – Она помялась, подбирая слово, и наконец подобрала: – Мучительно любопытно. Понимаешь, как это?
– Да, – усмехнулся Ильясов. – Это я как раз прекрасно понимаю.
6
Я жуткий мыс, хранитель вечной тайны.И Мысом Бурь уж люди окрестили.О тайнах и загадках, что храню я,Ни Плиний, ни Страбон не говорили.
Луис Вас де Камоэнс
Сегодня океан был неспокойным, и ветер с него шел плотный, как войлок. Оставив машину на широкой автостоянке, по тропинке спустились к обрывам, к ограждению из крупных бревен, за которым не было ничего, кроме воды и неба. Вода кипела внизу, у камней, похожих на спящих дельфинов, разбивалась мелкими брызгами, тянула пенные руки. Софи остановилась, положила ладони на теплые бревна, и Женька осторожно обнял ее сзади за плечи. Она не отстранилась, наоборот, подалась к нему, так что ее кудрявая макушка (кепка осталась в машине) уткнулась Ильясову в подбородок.
– Самая западная точка континентальной Европы, – сказала Софи, – мыс Рока. За ним только океан. Я была на мысе Ра, это самая западная точка Франции, но все равно… как будто ощущалось, что там дальше что-то есть. А здесь…
– Край земли, – согласился Женя. Софи спиной прижималась к нему, и это было сладкое и щемящее чувство. Вниз уходил стосорокаметровый обрыв, такой пугающе реальный, что немного кружилась голова.
– Я читаю португальского поэта, Камоэнса. Он писал об этом мысе: «Это место, где земля кончается и начинается море». Представляешь, туда уплывали первые мореплаватели на своих хлипких деревянных кораблях. Безумцы.
– Люди вообще безумны. Но это делает нас людьми.
– Возможно. А они не знали, есть дальше что-то или нет. Что, если бы за горизонтом оказалась только вода, и никакого края?
– Или обрыв, черепаха и слоны, – предположил Женька. Он порадовался про себя, что теперь так легко вспоминает нужные слова. С каждым часом ему было все проще говорить с Софи. – Или ад и черти.
– Ну что, поехали уже? – недовольно сказал у них за спинами Вася, которого мыс Рока явно не слишком интересовал – берег и берег. – Люська на пляж хочет.
– Скорее, ад и черти, – буркнул Женя.
– Поехали, – тихо сказала Софи, – пускай…
Ильясов и сам понимал – хватит. Жара давила на плечи.
– Только несколько снимков сделаю.
Он сделал несколько традиционных туристических фотографий, чтобы родственникам было чем хвастаться дома, – Вася и Люся на фоне памятной доски с надписью, что они находятся на Кабу-да-Рока, самой западной точке – мол, вы здесь были, поздравляем, – Женя не читал, что там написано, но на всех таких досках пишут приблизительно одинаково. Вася и Люся на фоне океана. Вася и Люся на фоне маяка и молчаливого каменного креста. Вася и Люся с недовольными лицами утверждают, что их задолбала жара…
Потом он быстро снял все это по отдельности – и радостный белый маяк на зеленой горке, и холодное молчание креста на фоне белесого неба, и крупные желтые цветы, похожие на звезды, отчего-то распустившиеся в жесткой траве. Снял чаек и их просвеченные солнцем крылья.
Удовлетворенные, все вернулись к машине. Пока Женя забрасывал рюкзак в багажник, Вася обошел «Ниссан» со всех сторон, обхлопал его по золотистым бокам и даже зачем-то заглянул под брюхо, а выпрямившись, объявил:
– Правое переднее спустило.
– Как спустило? – Ильясов захлопнул багажник, обогнул машину и встал рядом с Васей. Действительно, колесо заметно сдулось, еще немного – и передвигаться на «Ниссане» станет опасно. – Мы ведь все время ехали по гладкой дороге! Черт!
– Тю-тю колесико. – Зять глубокомысленно потыкал пальцем в резину. – На глазах убывает, значит, дырка большая.
– Черт. Теперь автосервис искать, а где его тут найдешь? – Женя окинул взглядом то, что пять минут назад еще так нравилось – обрывы, океан, маяк на горке…
– Зачем автосервис? – Вася выпрямился и потер запястья – привычно и жестко, и стало понятно, что в мастерской он засучил бы рукава. – В багажнике запаска и домкрат. В момент сделаю.
– Помочь?
– Сгинь куда-нибудь в сторону и не мешай. И баб с собой возьми.
– Девушки, – сказал Женька, – пойдем посмотрим на сувениры. – Лезть поперек мастера-на-все-руки Васи в деле смены колеса он не собирался. Ну не идиот же, в самом деле.
Они зашагали к магазинчику рядом со стоянкой и некоторое время бродили по нему, рассматривая «азулежу» с корабликами, майки с надписями «I love Portugal» (родственники, Женя помнил, уже прикупили парочку) и наборы ненужного добра, которое почему-то все считают своим святым долгом тащить домой, – рюмки, магнитики, брелоки… Люся, видимо устав от сувениров, подошла к брату, который ждал, пока Софи купит понравившееся ей мороженое. Софи не торопилась, кокетничала с молодым португальцем за прилавком, но кокетничала как-то так, что ревновать ее было совершенно невозможно. О проколотом колесе думалось больше и неприятнее, чем о том, что португалец внимает щебету молодой француженки, глупо приоткрыв рот и нацепив на лицо идиотское выражение…
