Впрочем, есть и гуманитарные науки, у них гораздо больше областей пересечения с вопросами веры. Они рассказывают нам об общественной жизни, о развитии идей, о человеческом творчестве. Здесь определить границу между духовным опытом и научным знанием несколько сложнее, но все равно сделать это возможно. Изучая историю России, к примеру, мы увидим, насколько она сложна и многогранна. Не получится свести ее ни к лубочной картинке Святой Руси, ни к «свинцовым мерзостям царского режима», о которых твердили советские историки. Много всего было в этой истории.
Трезвый взгляд ученого не исключает возможности взглянуть на духовный смысл истории, постараться понять ее движущие силы и сделать для себя выводы на будущее. Ученый и богослов подойдут к ней с разных сторон, так что их выводы вполне могут дополнять друг друга.
Науку и веру объединяет еще одна черта: ими часто злоупотребляют. Все мы слышали о сектантах, ломающих людские судьбы, чтобы втиснуть их в узкие рамки своих религиозных кружков. Но не меньше существует и лженаучных теорий, объясняющих все богатство и многообразие мира двумя-тремя простыми формулами. В книжных магазинах на самых видных местах стоят труды по «новой хронологии», доказывающие, что никакой древности не было вообще, а вся история сфальсифицирована. Эти книги неплохо продаются…
Как раз лженаука и лжерелигия весьма сходны меж собой. Манипулируя сознанием людей, они предлагают слишком простые рецепты. Как говорил в поэме Гёте юному студенту искуситель Мефистофель:
Наука эта – лес дремучий.Не видно ничего вблизи.Исход единственный и лучший:Профессору смотрите в ротИ повторяйте, что он врет…Бессодержательную речьВсегда легко в слова облечь.
Подлинную науку и подлинную веру объединяет прежде всего честный поиск истины. Одна из них стремится открыть высший смысл человеческого существования, другая обращает внимание на его внешние обстоятельства. Но обе они несут в себе тот заряд творческой энергии, который, среди прочего, уподобляет человека Его Создателю, без Которого человеческая жизнь превращается в унылое существование.
А.С. Десницкий
Выбор веры
В 988 году от Рождества Христова киевский князь Владимир совершил варварский, с точки зрения современного либерала, шаг: он насильно крестил Русь. «Кто из вас хочет быть мне другом, приходи на Днепр креститься». Миролюбивое значение этих слов может сбить с толку историка. Но современники Владимира не могли не уловить здесь железного тона: ведь тот, кто не приходил креститься, тем самым свидетельствовал, что не желает быть другом могущественному князю. Но кто не друг, тот недруг. И потому вполне справедливы предположения, что многие из славян крестились «страха ради», а вовсе не из глубокой духовной симпатии к византийской вере.
Современный гуманист, надменно взирающий на средневекового варвара с высот просвещения, из соображений терпимости часто отказывается крестить даже собственных детей. Дабы не стеснять детской свободы, он не желает давать им религиозное образование и воспитание и разводит бесконечные споры о допустимости преподавания религии в школе.
Но честно спросим себя: кто более свободен? Тот, кого родители в детстве принуждали учить иностранные языки, или тот, кто вольно слонялся по дворам после школьных уроков? Первый может безмолвствовать или изъясняться на русском, французском, английском языках. Второй, слабо владеющий выразительными средствами, чаще всего принуждаем к молчанию. Ребенок, которого родительский ремень научил играть на скрипке или фортепьяно, может играть или не играть. Тот же, кому «посчастливилось» расти в семье либеральных родителей, оказывается лишенным выбора по отношению к инструменту: он может только не играть на нем.
Свобода вообще существует лишь там, где есть дороги. Можно ссылаться на то, что дорога ограничивает свободу, так как она ведет в определенную сторону. Но проблема в том, что бездорожье не дает и этой свободы, ибо вообще не ведет никуда.
Кроме того, дорога ведет, но не обязывает двигаться. Так человек, крещенный во младенчестве и воспитанный в православной традиции, легко может отступить от христианства. Для этого ему нужно просто перейти к бездействию в религиозной жизни. Поэтому однажды принять веру недостаточно. К ней вполне применимы слова Пифагора о любви: «Это теорема, которую нужно каждый день доказывать заново». Так что князь Владимир отнюдь не посягнул на свободу совести. На самом деле, впервые в русской истории он попытался ее обеспечить.
Но выбор в пользу веры неизбежно ставит человека перед другой проблемой: это выбор самой веры. Нельзя назвать верующим того, кто смутно представляет себе, во что именно он верит – в Христа, Будду или Магомета. Религии всерьез различны и только невежественному человеку представляется, будто все они ведут к одной цели.
Как же осуществляется этот выбор? Рассказывая о крещении Руси, историки объясняют решение Владимира политическими мотивами и дипломатическими соображениями, стремлением объединить народ и укрепить личную власть. Среди прочих особую популярность приобрела версия о том, что ислам был отвергнут русскими потому, что запрещает пить вино. Общее мнение определенно: византийское Православие было принято потому, что более всего подходило русскому характеру и образу жизни.
Подобные рассуждения изначально абсурдны. Вера не платье – ее нельзя выбирать по фигуре. Выбирая веру, ты выбираешь себе закон, который будет тебя судить. Ты выбираешь тот идеал, что безжалостно высветит твое несовершенство. Это образ боли и степень стыда, которые тебе предстоит понести, называя любимые привычки грехами. Вера задает тебе цель, к которой нужно идти, центр мира, по отношению к которому все, в том числе и ты сам, – далекая и глухая периферия. Поэтому тот, кто выбирает веру «под себя», совершает бессмысленный поступок. Если ты и есть «альфа и омега», то куда тебе идти? Если выбранный тобою закон благословляет все, что бы ты ни делал, то какой же это закон? О каком пути можно говорить там, где старт и финиш совпадают? Вера, филигранно приспособленная под страсти и похоти человека, – что даст она тебе, человек?
Едва ли князь Владимир и старейшины его посольства походили на голливудских знаменитостей и представителей сексуальных меньшинств, добивающихся церковного благословения своим беззакониям. В могучем русском язычнике была одна несомненная добродетель – сказочная, почти неправдоподобная честность перед самим собой, не имея которой, нельзя свободно решить вопрос о выборе веры. Когда греческий монах развернул перед Владимиром картину Страшного суда, у князя, имевшего на совести восемьсот жен и десятки убийств, не было иллюзий относительно того, где должно быть его место в этой композиции. На это указывает его вопрос, заданный византийскому посланнику: «Что мне делать, чтобы стоять одесную Небесного Судьи?»
Человеку, который стоит перед выбором веры, можно пожелать: делай, что хочешь, но делай это правильно; будь разумен, избирая лучшую долю. Тому, кто уже стоит на пути, но сомневается и ищет доказательств своей «теоремы», уместно напомнить слова Христа – на сей раз слова житейской мудрости, а не религиозной проповеди: Входите тесными вратами, потому что широки врата и пространен путь, ведущие в погибель, и многие идут ими; потому что тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их. Берегитесь лжепророков, которые приходят к вам в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные. По плодам их узнаете их. Собирают ли с терновника виноград, или с репейника смоквы? Так всякое дерево доброе приносит и плоды добрые, а худое дерево приносит и плоды худые (Мф. 7, 13–17).
Сравнивая между собой различные религии, следует забыть себя и вглядеться в святых. Сколь часто мы отвергаем веру, принимая за идеал ее искаженный образ! Но «оценивать дерево по плодам» – означает обращать внимание на то, что вера может сделать с человеком, а не на то, что человек способен сделать с верой. «Дивен Бог во святых Своих». Красота Образа Божия в иных людях и является той аксиомой, с которой начинается доказательство упомянутой Пифагором «теоремы» любви и веры.
С.А. Мазаев
Аксиомы спасения
Бог
Кто Ты, Бог? Я видел в церкви изображение седовласого старца на облаках, неужели Ты и вправду такой? Но скажу Тебе честно, старость Тебе не к лицу. Лучше быть всегда молодым, разве не так?
Нет, навряд ли Ты похож на старика! Если Ты и вправду создал весь этот мир, Ты не можешь быть дряхлым стариком! Или Ты просто так устал? А может, Ты вообще не похож на человека? Ведь, говорят, Ты его создал? По Твоему же образу, да? Но разве у Тебя есть глаза, уши, руки? Да, трудно о Тебе говорить…
А как Тебя можно увидеть? Или Ты вообще невидим? А как тогда узнать, что Ты на самом деле есть? Хотя, впрочем, душа уверена, что Кто-то все-таки есть, стоящий за этим миром, – тогда понятно, откуда все появилось и зачем… От кого-то я слышал, что весь мир – это и есть Ты. Но я не поверил: если все – это Бог, тогда и я тоже Бог, и трава, по которой иду, – Бог, и вот этот муравей, которого сейчас придавлю, – тоже Бог? Ерунда какая-то! Для меня ведь тогда нет никакой разницы – что есть Бог, что Его нет все одно и то же.
